Комната справа была заброшенным кабинетом, с письменным столом и застекленным шкафом. Я видела, что когда-то здесь работала женщина; крошечные остатки комфорта и красоты — цветастая подушка, зеркало в золотой раме, портрет ребенка — все об этом свидетельствовало. У меня складывалось впечатление, что здесь моя прапрабабушка Фиона писала свои странные стихи.

Последняя комната занимала большую часть этажа. Сейчас здесь был склад, но бабушка всегда называла ее «старой детской». Наша гора коробок стояла в центре комнаты.

Я на мгновение остановилась в дверях, не желая входить внутрь.

Я чувствовала, как у меня на руках поднимаются маленькие волоски. Я больше не была ребенком, но мое чудовище все еще жило на чердаке. Через щели и засовы в стенах подул ветер, так что вся комната, казалось, вздохнула. Даже Сэм и Мэгги перестали болтать. Казалось, Джексон оставался единственным, на кого комната не подействовала.

Я вошла и быстро передала Сэму самую маленькую коробку, так как хотела быстрее увидеть, как он уходит отсюда.

— Держи, Сэмми.

Он подошел, чтобы взять ее у меня из рук, его голова была опущена вниз. Он бормотал что-то так тихо, что я едва слышала. Простая вариация из нескольких нот. Она мне показалась знакомой. Мелодия, которую я слышала через вентиляцию.

— Что это за песня, дружок?

Он покачал головой, не поднимая глаз.

— Песня, которую я когда-то знал. Больше я не пою ее.

В этот момент подошла Мэгги и взяла свою партию коробок.

— Давай Сэм, пошли отсюда.

— Я с вами, — тон был более обеспокоенным, чем мне бы хотелось. Я подняла свою долю, и увидела что после того, как Джексон возьмет свою часть, останется еще полтора десятка коробок.

— Я возьму остальное. Понадобится два захода. — Он увидел мое лицо и слегка ухмыльнулся.

— Серьезно?

— Серьезно, — повторил он. Мы начали спускаться. — С тех пор, как я тебя знаю, Сара, ты всегда ненавидела третий этаж. Наверное, некоторые вещи никогда не меняются.

Некоторые? Подумала я. В Доме Эмбер вообще ничего не меняется. Кроме него.

Одна из моих далеких родственниц обожала ангелов, так что ее отец, путешественник, всегда привозил домой одного для нее. Из каждого континента, из дюжин стран. От украшенных драгоценностями до простейших, вырезанных из дерева. С любым цветом кожи и разрезом глаз. Когда украшение Рождественских елок вошло в моду в конце 1800-х, моя семья решила украсить коллекцией ангелов самую первую елку в Доме Эмбер. И, разумеется, каждое следующее поколение, добавляло что-нибудь новое. Я с отчаянием уставилась на раскрытые коробки. Целое небесное воинство, и мы должны повесить всех до единого.

Джексон спустился с последними коробками, и я подошла к нему, чтобы помочь распаковать их.

— Ты останешься? — с надеждой спросила я.

— Нет, — ответил он. — Я не могу.

— Почему нет? — я привыкла к тому, что он помогает нам с деревом.

— Мы…я… нужно кое-что сделать.

— А конкретнее? — спросила я, ожидая объяснений.

Он не сказал ни слова. По крайней мере, правды.

— Бабушка…просила меня помочь ей кое с чем по дому.

— Ага, — сказала я.

Он со всеми попрощался и выскользнул через переднюю дверь. Я подошла к окну, чтобы посмотреть, куда он пойдет, — не на запад, в сторону их дома на реке, на север, в сторону города. Джексон не только хранил от меня секреты, он еще и врал мне.

— Сара, — позвала мама. — Мы должны…

— …поторопиться, — продолжила я. И отвернулась от окна.

Глава 5

Мы закончили с елкой как раз перед ужином — Роза назвала его «Воскресным ужином» и сервировала еду в Южном стиле, вплоть до жареного цыпленка и каши.

Вся история с Джексоном сделала меня раздражительной. Итак, — спросила я, передавая корзинку с теплыми булочками своему отцу, — когда вы собирались мне сказать?

— Сказать что, милая? — спросил он, передавая корзинку обратно.

— Сказать мне, что вся эта история с выставкой о Доме Эмбер, это вообще-то грандиозное событие. Сказать мне, что Хэтэуэй собирается выставить на выборы свою кандидатуру на вашем мероприятии. Вы считаете что я не умею хранить секреты? почему все считают, что я не умею хранить тайны?

— А может быть, — сказала мама, — мы просто боялись, что ты начнешь говорить об этом перед младшим братом, который уж точно не сможет удержать настолько большой секрет.

Сэм обхватил голову руками.

— Только не нужно очередного секрета, о котором я должен молчать.

— А может быть, — ответила я, — если бы вы сказали мне персонально, что вы и должны были сделать, я бы знала, что не должна выбалтывать этого. Я больше не ребенок. Я не должна слышать подобные вещи о своей собственной семье от посторонних.

— Мы делаем то, что… — начала было мама, но папа слегка поднял руку, и она замолчала на середине предложения. Папа едва ли когда-нибудь обращал внимание на все тонкости отношений родители-дети, так что я предположила, что мама удивлена так же, как и я. Он на минуту задумался над тем, что собирался сказать.

— У нас с твоей мамой были веские причины для переезда в Асторию, когда я окончил Хопкинс. — Он посмотрел на меня. — Ты должна была в скором времени появиться на свет. Мы хотели, чтобы ты выросла в месте, где предполагается, что женщины… — он поискал слово, — полностью участвуют в своем самоопределении. В месте, где, кстати говоря, только что избрали женщину-президента, когда мы переехали туда. Но я хочу, чтобы ты знала, детка, что часть меня стыдится за то, что я решил уехать. — Он посмотрел на меня. Мне стало больно.

— Я рада, что выросла в Астории.

— Мы не должны были так сбегать, — сказал он. — Мы должны были остаться здесь и бороться за то, чтобы положение вещей улучшилось. Это то, что должны делать хорошие люди. Даже если это тяжело. Даже если у них есть дети. Может быть именно из-за этого. Чтобы таким была возможность на своем примере научить их, как нужно поступать правильно.

— Может быть, сейчас все было бы лучше, если бы мы не уехали. Возможно то, чего мы пытаемся достичь сейчас, в последнюю минуту, было бы более вероятным. — Он посмотрел на маму, она немного грустно улыбнулась.

— Сенатор Хэтэуэй пытается делать что-то совершенно необходимое, — сказала мама. — Он пытается ускорить перемены на Юге, чтобы мы могли объединить Америки. Юг это ключевое место, потому что у нас общий язык и обычаи с Новой Англией и с западом, но мы также являемся мостом к Луизиане и Мексике, а через них и ко всей Южной Америке.

— Мы вернулись, чтобы постараться ему помочь, — сказал мой папа.

Мой учитель по истории говорил что-то об этом — движение за Унификацию Америк. Что мы можем стать такой же мировой силой как Рейх или Империя. Меня слегка пугало осознание того, что мой сосед и мои родители работают вместе, чтобы сделать это реальным.

— Помнишь, когда Хэтэуэи пришли на похороны бабушки? — спросил папа. Я помнила их, стоящих в стороне, потому что они немного опоздали — все такие красивые, торжественные, в соответствующих черных одеждах. Еще одна сюрреалистическая деталь того странного и беспокойного дня. «Они не остались надолго, но Роберт подошел поговорить с нами. Он попросил нас вернуться в АКШ. Мы обсудили это с Мэгги.

— Я велела им возвращаться. В любом случае, дом принадлежит твоей маме.

Мама с нежностью посмотрела на Мэгги.

— Он достаточно большой для нас обеих.

— И вот поэтому мы приехали, — закончил папа.

— Почему сенатор Хэтэуэй хочет, чтобы вы ему помогали?

— Он думает, что мы можем быть полезными для движения. Не только потому, что наша семья и Дом Эмбер известны в регионе — Роберт также знает, что у меня есть связи с советниками президента в Астории. — Кажется, у меня отвисла челюсть. Папа слабо улыбнулся. — Я помогал главному хирургу устанавливать новые руководящие принципы для хирургических операций и наблюдал за некоторыми вещами в Департаменте Контроля Заболеваний. — Он пожал плечами.