Он в войну и с вдовством, и с сиротством знаком,

Но в нем горю чужому открыты все двери,

А свое, молчаливое,- век под замком.

Сколько раз в твоей жизни при непогоде

Он тебя пригревал - этот дом, сколько раз

Он бывал на житейском большом переходе

Как энзэ - как неприкосновенный запас!

Дом друзей! Чем ему отплатить за щедроты?

Всей любовью своей или памятью, всей?

Или проще - чтоб не был в долгу у него ты,

Сделать собственный дом тоже домом друзей?

Я хотел посвятить это стихотворенье

Той семье, что сейчас у меня на устах,

Но боюсь - там рассердятся за посвященье,

А узнать себя – верно, узнают и так!

ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ

ДАЕШЬ!

Купив на попутном вокзале

все краски, что были, подряд,

два друга всю ночь рисовали,

пристроясь на полке, плакат.

И сами потом восхищенно,

как знамя пути своего,

снаружи на стенке вагона

приладили молча его.

Плакат удался в самом деле,

мне были как раз по нутру

на фоне тайги и метели

два слова: «Даешь Ангару!»

Пускай, у вагона помешкав,

всего не умея постичь,

зеваки глазеют с усмешкой

на этот пронзительный клич.

Ведь это ж не им на потеху

по дальним дорогам страны

сюда докатилось, как эхо,

словечко гражданской войны.

Мне смысл его дорог ядреный,

желанна его красота.

От этого слова бароны

бежали, как черт от креста.

Ты сильно его понимала,

тридцатых годов молодежь,

когда беззаветно орала

на митингах наших: «Даешь!»

Винтовка, кумач и лопата

живут в этом слове большом.

Ну что ж, что оно грубовато,-

мы в грубое время живем.

Я против словечек соленых,

но рад побрататься с таким:

ведь мы-то совсем не в салонах

историю нашу творим.

Ведь мы и доныне, однако,

живем, ни черта не боясь.

Под тем восклицательным знаком

Советская власть родилась!

Наш поезд все катит и катит,

с дороги его не свернешь,

и ночью горит на плакате

воскресшее слово «Даешь!»

ЕВГЕНИЙ ИЛЬИН

НАЧАЛО ПЕСНИ

У мальчишек с Красной Пресни

и в мечтах был шаг широкий,

потому мы пели песни

о далеком, о Востоке.

Станут ближе быль и сказка,

лишь задорней затяни:

«Штурмовые ночи Спасска,

Волочаевские дни...»

Расстоянья, расстоянья!..

Только пыль чужих дорог.

Только

грустные прощанья

да вокзальный ветерок.

Гром колес

походным маршем

рассыпался на перроне.

Мы завидовали старшим –

и родным

и посторонним.

Мы завидовали братьям,

их решимости дорожной.

Но

с собой мальчишек

брать им

было просто невозможно.

Значит, нам

жевать ириски,

в дневниках стирать помарки,

видеть тигров уссурийских

лишь в Московском зоопарке?

Перевернута страница,

спета песня

слово в слово.

А на сердце нам ложится

отсвет подвига чужого.

Но уже в плечах мы шире,

да и ростом выше брата,

и в родительской квартире

нам,

ей-богу,

тесновато.

голос времени мы слышим,

и распахивает двери

тот, кто всем мечтам мальчишьим

до сих пор остался верен,

кто готов

от милой Пресни –

в край суровый,

в путь далекий.

И звучит начало песни,

нашей песни

о Востоке.

ИВАН ХАРАБАРОВ

УДАРНАЯ СТРОЙКА

Что такое

ударная стройка?

Не отчеты, не цифры, не речи,

Не плакаты, кричащие бойко,

А живые сердца человечьи.

Вот они –

под рубашками бьющиеся,

Не сдающиеся,

горячие,

Вот они –

наше близкое будущее,

Наше радостное настоящее!

Вот они –

молодые, отважные,

Зимней стужею обожженные,

Не задетые пылью бумажною,

Для любви и добра

обнаженные!

Что такое ударная стройка?

Не за теплым местечком погоня,

А походная жесткая койка

И работа без сна и покоя!

Это сила и это вера,

Это свежесть и молодость века,

Это бой против стужи и ветра,

Против грязи –

за человека!

БОРИС СЛУЦКИЙ

ПЕРЕРЫВ

На строительстве был перерыв -

Целый час на обед и на роздых.

Полземли прокопав и прорыв,

Выбегали девчата на воздух.

Покупали в киоске батон,

Разбивали арбуз непочатый.

Это полперерыва. Потом

Полчаса танцевали девчата.

Патефон захрипел и ослаб,

Дребезжа перержавленной жестью, -

И за это покрыт был прораб

Мелодической руганью женской.

Репродуктор эфир начинял

Популярнейших песен словами.

Если диктор статью начинал,

Так они под статью танцевали.

Под звонок, под свисток, под гудок -

Лишь бы ноги ритмично ходили.

А потом отошли в холодок,

Посидели, все обсудили.

И, косынками косы накрыв,

На работу -

по сходням

дощатым!

Вот как много успели девчата

За обеденный перерыв!

ОЛЕГ ДМИТРИЕВ

* * *

Я надену что получше

Ради радостного дня –

Это первая получка

Состоялась у меня!

Как в тумане, как в тумане,

Я вхожу в универмаг,

И хрустят в моем кармане

Восемь денежных бумаг,

Восемь новеньких, блестящих –

Так приятно трогать их, -

Не поддельных – настоящих,

Не мамашиных – моих!

Я их лично заработал,

И платили мне вдвойне

За шатанье по болотам

На карельской стороне.

Весь искусанный мошкою,

От родителей вдали,

Там я понял, что такое

И копейки и рубли.

Продавщице я киваю,

И почти что я пою:

Все на свете покупаю!

Ничего не продаю.

НИКОЛАЙ СТАРШИНОВ

* * *

И вот в свои семнадцать лет

Я стал в солдатский строй.

У всех шинелей серый цвет,

У всех — один покрой.

У всех товарищей-солдат

И в роте и в полку —

Противогаз, да автомат,

Да фляга на боку.

Я думал, что не устою,

Что не перенесу,

Что затеряюсь я в строю,

Как дерево в лесу.

Льют бесконечные дожди,

И вся земля — в грязи,

А ты, солдат, вставай, иди.