Вторая картинка — ресторан с томными певицами и танцовщицами. Девочки в длинных юбках с разрезами … декольте, маленькие шапочки. Броский грим. Ане надо было добиться, что вышло что-нибудь типа ее «Холодной». Они поют и танцуют знойное танго. Вот что надо было показать. Но, как? Откуда в маленьких девчонках знойная нега? Не может ее там быть по определению. Но … вот чудо. Грим, костюм, ютуб, репетиции постепенно делали свое дело. Аня с наслаждением смотрела на Линино кругленькое лицо в гриме, ее маленькую вязаную шапочку, облегающее платье. Эта девчонка была похожа на нее. Она так боялась раскрыться, не просто спеть старое затасканное танго, и именно изобразить его пошлость, деланную тоску, нарочитое дурновкусие. В этом как раз и была тонкость. Долго не получалось. Лина просто пела, стараясь не наврать мелодию и не забыть незатейливые слова. Аня теряла терпение и кричала: «Играй лицом. Смотри на него, ешь его глазами! Тоскуй! Мучайся! Страдай!» На каком-то этапе Лида ее попросила отстать от Линки. Получалось не так, разумеется, как это сделали бы взрослые профессионалы, но … все равно хорошо.

А Ника … Аня не переставала удивляться. Девчонке только 7 лет, а поди ж ты … какие движения, изломанная грация, темп, амплитуда … все на месте. Мелькает маленькое бедро, резкий поворот головы, взгляд из-под шляпы, руки протянутые в немой мольбе к нему … Он в костюме Пьеро, неподвижный, непонятый, с грустным бледным лицом и черными нарисованными на белом слезами. Кто-то сидящий в позе отчаяния, маленький беззащитный, жалкий … Артист, маска … а это … Яшка. Губы намазанные красным, и не видно, как Яшка, гад, улыбается, не в силах скрыть свое удовольствие от процесса. Вот как они все сделали, Аня и Лида.

Аня наслаждалась своей энергией. У нее было такое впечатление, что усталость ее не брала и Лида утомлялась гораздо быстрее ее. «Что ж, ничего удивительного. Я всегда была выносливой и работала ни в пример больше моих детей», — думала она и ее переполняла гордость за свою физическую форму, которой она была обязана только своей природной упертости.

Пробежало лето, они еще успели все вместе побывать на океане. Лида с Олегом и Никой пробыли там два дня, потом приехали Аня с Феликсом, и остались еще на два дня с Никой. Лида с Олегом уехали, а Катя с Лешей и детьми жили на океане все это время. Аня помнила долгое совместно со всеми проведенное на берегу воскресенье. Они шли по кромке прибоя, загребая ногами мокрый холодный песок. Уходили довольно далеко и она не уставала. Потом расслабленно сидели на одеяле. Ребята по привычке предложили ей раскладное кресло, но она отказалась, ей и на одеяле было неплохо. Аня сидела, поджав колени, и живот совершенно ей не мешал. К своему похудевшему телу она стала привыкать.

Феликсу тоже помнилось то веселое, совместно с детьми проведенное, воскресенье. Анино тело в последние годы неузнаваемо изменилось к худшему, она уже давно не купалась. То ли ей не хотелось при всех раздеваться, то ли купание просто не доставляло ей удовольствия. Хотя как было купаться в их студеном океане? Так только помочить ноги или на минуту окунуться. На этот раз Аня сняла с себя одежду и осталась в черном новом купальнике, который был давно куплен, и так ни разу и не использовался. Она вставала с подстилки, подходила к воде, махала детям и все на нее с удивлением смотрели. Не заметить перемену в мамином облике было невозможно. Феликс слышал, как дочери о ней говорили:

— Кать, ты видела, как мама хорошо выглядит? Просто блеск.

— Да, похудела. Она же тренируется. Катя была более сдержанна.

— Да, я маму так уважаю. Ей трудно дать ее возраст. Ты согласна?

— Да, мать молодец! Дай бог нам такими быть в ее возрасте.

— А что она раньше-то не худела? Вот что я не понимаю.

— Ну, она и раньше худела, ты что не помнишь?

— Нет, сейчас она просто загляденье. Смотри, какая фигура!

Феликс слушал дочерей, их восхищение маминой фигурой, и тоже очень Аней гордился. Он даже перехватил заинтересованные взгляды Лешки с Олегом. Их взгляды были, разумеется, с привкусом «ну, бабушка дает …», но все-таки. Феликс вздохнул: «эх, видели бы ее парни раньше. Что бы они сказали? Тут и женщин таких нет! Слегка богемная Нюрка входящая в чью-нибудь гостиную и моментально притягивающая к себе внимание».

И однако, он видел то, чего не видели дети: Аня изменилась не только внешне. В ней появилось то ли что-то новое, то ли давно забытое старое. Это даже ему самому было трудно объяснить. Он видел свою Аню, но только ту, давнишнюю, московскую, ту, которую знал только он, дети ее такой не помнили, да и к моменту их рождения она изменилась. Аня последнего времени, тяжелая, угасшая, часто равнодушная, или слегка раздраженная, исчезала. Как странно, какое на женщину оказывает влияние потеря веса. Ему нравилась перемена, но … Феликс и сам не знал, что его настораживает.

Чем больше Аня менялась, тем неувереннее Феликс себя чувствовал, он бесконечно искал ключи и выходил на стоянку проверить выключил ли он машину, запер ли дверь на работе, ему стало трудно совершить покупку, он просто не мог ни на чем остановиться, при выборе его стали охватывать навязчивые сомнения. Он прекрасно знал, что это не совсем нормально, что в его жизни есть что-то, что вызывает это состояние. Этим «что-то» и была Анина перемена. Феликс никак не мог нащупать, что с ней «не так», и мучался. Хорошо, что они к врачу недавно сходили, и … все нормально. Да, только в глубине души Феликса точил мерзкий червячок сомнения: да что там это обследование могло выявить? Томографию головного мозга не делали, УЗИ внутренних органов не делали и еще много чего не делали … У него у самого не было боязни рака, это Аня этим отличалась, но … так похудеть! Да, если бы только … вес, а ее седина? Никто не замечал, и он старался не замечать. Аня ему говорила, что вот «надо же…смотри, Фель …», он сделал вид, что она все выдумывает, но нет: она не выдумывала. Седины в ее светлых волосах стало меньше. Что он ей там говорил про обновление обмена веществ? Какая чушь! Он-то знал, что это чушь, но а что тогда?

Феликс сидел на берегу, они сделали костер и дети жарили пастилу в огне. Как хорошо, какая ночь: тихо, слышно плеск волн, небо в крупных звездах, рядом самые близкие люди. Что ему не хватает? И Аня спокойна, и всем довольна и девочки … Что он за человек такой, старость, думается о плохом. Но, почему? На следующей неделе Ане надо выходить на работу. Все у них хорошо. Скоро Никин день рождения, в первый раз у Лиды в новом доме. Она испечет пирог, закуска, выпьют, и посмотрят видео, детские летние выступления. Бенефис.

Вот, подумалось о хорошем, а потом … опять: бесконечные перемалывания причин своего подавленного состояния. Аня — Аней, но не только это. Феликс практически ни разу не чувствовал себя в эмиграции в своей тарелке. По сути дела, по-настоящему потерял один он. Дети вообще ничего не потеряли, они, как раз, обрели. Да и Аня, если поглядеть. Что у нее совершенно не так по-сравнению с Москвой? Там была преподаватель и здесь у нее то же самое. Какая разница, каких студентов учить. В Москве она физику преподавала, а тут наряду с физикой еще и часы по-французскому. Даже разнообразие. Чем плохо? А вот у него … Если бы коллеги в институте Сербского знали и видели, чем он сейчас занимается… какой стыд! Какое несчастье! В его возрасте, с его знаниями и опытом, с его потенциалом … выполнять тупую работу санитара? А он, ведь, так и знал. Знал, что ничего у него в Америке не получится. Феликс явственно вспомнил их с Аней последний решающий разговор перед отъездом. Саши из Москвы уже и след простыл, Катя тоже пару лет жила в Америке, и Олег уехал, а Лида торопила их, и они оба чувствовали себя загнанными в угол.

— Феликс, у нас с тобой нет выбора. Сашка уже давно не с нами. Я по нему скучаю. Девочки тоже будут жить там, а мы … что мы здесь одни будем делать? Ну, что нам с тобой остается. Я тоже боюсь переворачивать с ног на голову нашу жизнь, но … куда деваться? Родители наши с тобой умерли, кроме детей у нас и нет никого. Профессионально мы с тобой состоялись … Не ехать — эгоизм.