Члены экипажа весело тянули сеть, которую воздушный корабль перед тем тащил по морю на протяжении нескольких миль. Гасконец Франсуа Тапаж[48] буквально вопил от удовольствия, оправдывая тем самым свою фамилию. За какой-нибудь час все садки воздушного корабля были наполнены рыбой, и «Альбатрос» вновь устремился на север.

Все это время Фриколлин не переставая кричал и колотил в стенки своей каюты, словом, продолжал невыносимо шуметь.

— Этот чертов негр, видно, никогда не уймется! — воскликнул окончательно вышедший из себя Робур.

— Мне думается, сударь, у него есть все основания жаловаться! — заметил Фил Эванс.

— Да, так же как у меня есть все основания избавить свой слух от терзаний! — возразил Робур.

— Инженер Робур!.. — вмешался появившийся на палубе дядюшка Прудент.

— Председатель Уэлдонского ученого общества?!

Враги приблизились друг к другу. Их взоры скрестились.

Помедлив, Робур пожал плечами и приказал:

— На канат его!

Том Тэрнер понял инженера. Фриколлина вытащили из каюты.

Как он кричал, когда боцман и один из членов экипажа схватили его и втиснули в корзину, которую прочно привязали к концу каната!

То был как раз один из тех канатов, каким дядюшка Прудент, как уже знает читатель, хотел воспользоваться в своих целях.

Сначала Фриколлин подумал, что его собираются повесить… На самом же деле его собирались всего лишь подвесить!

Канат быстро размотали футов на сто в длину, и негр повис в пустоте.

Теперь он мог вопить сколько его душе угодно. Но от испуга у него перехватило дыхание, и несчастный совсем онемел.

Дядюшка Прудент и Фил Эванс хотели воспротивиться этой экзекуции, но их оттолкнули.

— Это низость!.. Это подлость!.. — выкрикивал дядюшка Прудент вне себя от гнева.

— Вы полагаете? — отвечал Робур.

— Вы злоупотребляете силой, и я буду протестовать против этого не только словесно!

— Протестуйте, пожалуйста!

— Я отомщу, инженер Робур!

— Мстите себе на здоровье, председатель Уэлдонского ученого общества!

— Я отомщу и вам и вашим людям!

Члены экипажа «Альбатроса» приблизились с явно враждебными намерениями, Робур сделал им знак удалиться.

— Да!.. Я отомщу и вам и вашим людям!.. — повторял дядюшка Прудент, которого Фил Эванс безуспешно старался успокоить.

— Когда вам будет угодно! — ответил инженер.

— И всеми доступными мне средствами!

— Довольно! — крикнул Робур угрожающим тоном. — Ведь на борту есть и другие канаты, и господину недолго последовать за слугой!

Дядюшка Прудент умолк, но не из страха, а потому, что у него начался такой приступ удушья, что Фил Эванс поспешил увести его в каюту.

Между тем за последний час погода неожиданно переменилась. На небе появились признаки, в характере которых ошибиться было невозможно: приближалась гроза. Насыщенность атмосферы электричеством была необычайно велика, и около половины третьего Робур стал свидетелем явления, которого он еще никогда не наблюдал.

На севере, откуда надвигалась гроза, клубились какие-то светящиеся завитки тумана; это несомненно происходило от того, что грозовые тучи были в разной степени заряжены электричеством.

Отражение этих пылающих полос рождало на поверхности моря мириады движущихся бликов, которые становились тем ярче, чем сильнее темнело небо.

«Альбатрос» должен был вскоре встретиться с грозой, ибо они двигались навстречу друг другу.

А что же Фриколлин? Фриколлин все еще находился на буксире; буксир тут, пожалуй, самое подходящее слово, ибо воздушный корабль несся вперед со скоростью ста километров в час, и висевшая на канате корзина отставала от него и тянулась позади.

Пусть читатель сам судит об испуге, охватившем Фриколлина, когда молнии начали прорезать тучи вокруг него, а раскаты грома, казалось, грозили обрушить небосвод.

Все члены экипажа готовились встретить грозу во всеоружии: надо было либо подняться над грозовой зоной, либо уйти от нее, устремившись в нижние слои атмосферы.

«Альбатрос» летел на своей обычной высоте — около тысячи метров, — когда раздался громовой удар неслыханной силы. Внезапно налетел шквал. И в то же мгновение полыхающие огнем тучи двинулись на воздушный корабль.

Фил Эванс счел нужным вновь вступиться за Фриколлина и потребовать, чтобы его вернули на борт.

Но Робур уже сам распорядился вытащить негра на палубу, и несколько человек дружно тянули канат. Вдруг, по какой-то необъяснимой причине, скорость вращения подъемных винтов «Альбатроса» заметно уменьшилась.

Инженер одним прыжком очутился возле центральной рубки.

— Полный ход!.. Быстрей!.. — закричал он механику. — Надо немедленно подняться над грозой!

— Невозможно, мистер Робур!

— Что произошло?

— Ток прерывается!.. Батареи работают с перебоями!..

И действительно, «Альбатрос» быстро снижался.

Подобно тому как это бывает во время грозы с током, бегущим по телеграфным проводам, прохождение тока в аккумуляторах воздушного корабля нарушилось. Но то, что является лишь досадной помехой, когда речь идет о депешах, таило грозную опасность для «Альбатроса»: он мог рухнуть в море, ибо управлять им становилось почти невозможно.

— Пусть снижается! — закричал Робур. — Так мы скорее выйдем из полосы, насыщенной электричеством! Держитесь, друзья, и сохраняйте присутствие духа!

Инженер занял свое место на носу корабля. Весь экипаж также стоял на своих постах и приготовился выполнять распоряжения командира.

Хотя «Альбатрос» снизился уже на несколько сот футов, он все еще не вышел из грозовых туч, и вокруг него сверкали молнии, перекрещиваясь, точно бенгальские огни. Можно было опасаться, что одна из них испепелит воздушный корабль. Винты его вращались все медленнее, и быстрый спуск грозил превратиться в головокружительное падение.

Всем было ясно, что не пройдет и минуты, как «Альбатрос» погрузится в море. А если он окажется в воде, ему уже никакими силами не вырваться из морской пучины!

Внезапно над воздушным кораблем появилось наэлектризованное облако. «Альбатрос» находился теперь всего лишь в шестидесяти футах над гребнями волн. Еще две-три секунды — и они затопят палубу!..

Но тут Робур, улучив момент, кинулся к центральной рубке, ухватился за пусковые рычаги и включил ток от батарей, которые больше не нейтрализовались напряжением электрического поля окружающей атмосферы… В одно мгновение ток возвратил винтам их обычную скорость, и «Альбатрос» остановился над самой поверхностью моря. И вот уже гребные винты уносили воздушный корабль подальше от грозы, которую он вскоре оставил позади.

Незачем говорить, что Фриколлину пришлось принять вынужденную ванну, продолжавшуюся, правда, всего несколько секунд. Однако, когда его вытащили на борт, он был такой мокрый, как будто побывал на дне морском. Разумеется, бедняга больше не кричал.

На следующий день, 4 июля, «Альбатрос» пересек северную границу Каспийского моря.

Глава одиннадцатая,

в которой гнев дядюшки Прудента возрастает

пропорционально квадрату скорости воздушного корабля

Если когда-нибудь дядюшке Пруденту и Филу Эвансу надо было отказаться от всякой надежды на побег, то именно в последовавшие за описанными событиями пятьдесят часов. Боялся ли Робур, что во время перелета над Европой охранять узников будет особенно трудно? Пожалуй. К тому же ему было известно, что они пойдут на все, лишь бы бежать.

Между тем любая попытка покинуть борт воздушного корабля была в тех условиях равносильна самоубийству. Когда человек соскакивает с поезда, идущего со скоростью ста километров в час, он рискует жизнью, но когда он прыгает с экспресса, несущегося со скоростью двухсот километров, — он идет на верную смерть.

А ведь именно с этой максимальной для него скоростью и летел тогда «Альбатрос». Она превосходила быстроту полета ласточки, равную ста восьмидесяти километрам в час.