Вот еще одно доказательство тому, что лучшая копилка богатств — голова, наполненная знаниями, — отвечал Гордий. — Я помню твоего сына в Херсонесе, когда он прибыл туда больной и нищий. Его ограбили, он тяжко трудился, работая гребцом, чтобы добраться до дальнего города Томы. У него отобрали все сбережения, но самое главное богатство сохранилось и теперь служит ему. Я рад за тебя, Фемистокл. Рад тому, что позади тревоги и волнения. Сын рядом, а с ним его счастливая семья. У тебя хорошая старость, Фемистокл.

— Счастливая старость у меня, Гордий. Ты бы полюбовался моей маленькой внучкой, дочерью Дориона. Как она хороша, и так нежна ко мне. Обнимет мою шею маленькими ручонками, и я блаженствую. Я хочу похвастать кое-чем, друг мой Гордий.

Сегодня ко мне обратился богатый судовладелец Агасикл. Он просил меня договориться с Дорионом, чтобы сын мой взял к себе в ученики Валерия, сына Агасикла. Он два года проучился в афинской школе, а теперь вернулся из-за болезни отца. Юноша принял на себя управление большим хозяйством отца, но не хочет оставлять занятия философией, которая его очень интересует. Мне было приятно услышать о том, что мой Дорион самый образованный в этом вопросе и в Пантикапее это знают.

Дорион был польщен предложением Агасикла, но отказался. Фемистокл удивился. Он понять не мог, в чем причина?

— Позднее я приму его и надеюсь, что Валерий, сын Агасикла, станет моим любимым учеником. А сейчас прекратятся все мои занятия. Я решил отправиться в Томы к моему господину Овидию Назону, — ответил Дорион.

— А я-то думал, что ты оставил эту мысль и не поедешь. Ты очень огорчил меня, Дорион. Только сегодня я признался Гордию, что у меня счастливая старость рядом с моим Дорионом, с его дочуркой. Я был так спокоен и доволен всем на свете.

— Ты не должен беспокоиться, отец. Наоборот, ты должен порадоваться тому, что я верен своему решению и что имею возможность осуществить поездку, которая долго была мне недоступна. Не огорчайся, мой Фемистокл. Жену с дочуркой я поручаю тебе. Ты будешь о них заботиться и будешь их утешать в мое отсутствие. Ты должен быть веселым и заботливым. Пусть же не мешает тебе дурное настроение. Не сердись, отец. Я давно говорил тебе, что мой долг велит мне позаботиться о великом поэте. А сейчас — тем более. Уже скоро десять лет как он в изгнании, и никто из друзей ему не помог. Жена не добилась помилования. Ему, должно быть, очень трудно.

— Поезжай, сынок. Я выполню твою просьбу и, поверь, буду заботиться о твоей семье. Ведь я люблю Спаретру и маленькую Эпиктету. Я буду рад опекать их в твое отсутствие.

Теперь оставалось поговорить со Спаретрой. Дорион не хотел ее огорчать, боялся, что она испугается, когда узнает о трудном путешествии. Но он не станет вспоминать свои злоключения. К тому же плавание в. летнее время не грозит бурями непогодой.

Спаретра стояла у колыбели дочери. Девочка только что проснулась и, улыбаясь, поднялась. Увидев отца, она звонко рассмеялась и потянулась к нему. А когда он взял ее на руки, она стала оглядываться и звать деда.

— Вместо мамы зовет деда, — смеялась Спаретра. — Как она любит его, как с ним ласкова. Да и не удивительно — дед так добр к нашей малютке. Он укладывал ее в колыбель и пел ей песенку о заботливой цапле, которая кормила своих птенчиков козявками.

— Никто из нас не может доставить девочке так много удовольствия, как любящий ее дед, — сказал Дорион. — Я слышу его шаги и могу заранее сказать, что он принесет сейчас изумительных зверушек, вырезанных из дерева старым скифом.

Дорион был прав. Уже на пороге Фемистокл сообщил, что принес отличную собачку, курчавого барашка и козочку. Деревянные игрушки, раскрашенные яркими красками, обрадовали внучку. Она попросилась к деду, и Дорион вместе с женой оставили их.

— У меня к тебе дело, Спаретра, — сказал Дорион. — Я должен тебе сообщить, что собрался в путешествие и вы с малюткой останетесь на попечении деда.

— Куда же ты поедешь, Дорион? Спаретра не смогла сдержать своего волнения и спросила дрожащим голосом, едва сдерживая слезы — Надолго ли?

— Я собрался в город Томы. Это не так далеко, но и не близко. Я должен навестить моего господина, Овидия Назона. Я говорил тебе о его тяжкой судьбе. Уже скоро десять лет как он покинул свой дом и живет на далеком берегу Понта Евксинского без близких и друзей.

— Мне помнится, что, рассказывая о великом поэте, ты говорил мне, что его сослали на край земли. Возможно, ты целый год будешь туда добираться. Как же мы останемся без тебя, Дорион?

— Это так говорится — край земли. Когда живешь в Риме, то и в самом деле кажется, что город Томы на краю земли. А от нас, от Пантикапея, эта земля значительно ближе. К тому же я собрался туда в летнюю пору, когда море спокойно и бури не будут угрожать нашему кораблю. Не тревожься, милая Спаретра, я скоро вернусь. Ты же знаешь, как важно для меня выполнить мой долг перед господином. Так неожиданно долгими оказались мои сборы. Даже совестно перед Овидием Назоном.

— Слово мужа — закон, — ответила Спаретра. — Я не смею возражать. Я буду терпеливо ждать твоего возвращения, Дорион, и надеяться, что разлука наша будет недолгой. Ты говорил мне: судьба твоего господина ужасна. Надо ему помочь. И я бы рада помочь ему, да как? Эпиктета так мала, что нельзя ее оставить. А была бы она постарше, я бы попросилась к тебе на корабль. Я бы позаботилась о бедном поэте. И еще я хочу тебе сказать, Дорион, я благодарна тебе за твою доброту, ты говорил со мной как с равной. Это мне очень дорого.

— Как же я мог иначе говорить, милая Спаретра. Разве ты не знаешь, что дороже тебя и малютки у меня нет никого на свете. Вы принесли мне самую большую радость в жизни. Поверь, я бы не оставил вас даже на один день, если бы не было на то большой нужды. Когда я, наконец, увижу своего господина и смогу поговорить с ним, я непременно расскажу ему о твоем желании помочь ему. Ты и представить себе не можешь, как мне дорого твое участие. Как важно, что ты понимаешь меня, моя Спаретра.

Настал день, когда старый друг семьи, Никострат, сообщил, что знакомый ему корабельщик собрался в плавание и намерен побывать в городе Томы. Дорион стал собираться в дорогу. Вот когда он убедился в преданности своей Спаретры! Как заботливо она укладывала провизию, подбирала лечебные травы, припасла доброго вина для изгнанника, купила ему теплый шерстяной плащ, тогу из мягкого белого полотна, сандалии. Она долго и обстоятельно объясняла Дориону, как лечить простуду и болезнь сердца. Мать Спаретры была великая искусница лечить разные болезни дикими травами. Спаретра обо всем ее расспросила, когда узнала, что поэт стар и болен.

— Ты принесешь ему великую пользу, — говорила она мужу, когда все было уложено в дорогу. — Не забудь амфору с хиосским вином, моя матушка велит его пить при слабости, когда нет сил подняться.

Но вот и гавань Пантикапея. Спаретра с малюткой и Фемистокл провожают Дориона в дальнюю дорогу. Уже доставлены на корабль многочисленные корзины с припасами и дарами поэту. Уже поднялись на судно купцы, которые везут свои товары в города, раскинутые на берегах Понта Евксинского. Дорион попрощался со всеми, обещал скоро вернуться. Он в который уже раз поцеловал дочурку. Ему грустно покидать своих любимых, но и радостно, что близка его цель. Сколько раз он мечтал об этом дне. С каким нетерпением он будет ждать свидания со своим господином.

Он долго стоял на палубе и махал рукой, прощаясь. Уже трудно различить провожающих. Потом скрылся в тумане храм Деметры на высокой горе.

«Я вкусил немного счастья, пусть же мой приезд принесет господину Назону утешение, — подумал Дорион. — Я доставлю ему свитки «Метаморфоз», они его порадуют. Я передам ему приветы от жены и друзей. Котта Максим был добр и ответил на мое письмо. Я знаю римские новости. Я расскажу ему о новом правителе Рима. Я напомню ему счастливые и безмятежные дни в Риме, когда мы писали «Метаморфозы». Все так, думал Дорион. Но что я скажу ему о хлопотах? Как отвечу на вопрос о помиловании? Как объясню, что за десять лет никто ничего не сделал для спасения поэта?