— Ты считаешь, что это был своего рода гипноз, но без внешнего вмешательства.

— Я не знаю. Но это бы объяснило многие вещи, которые я видела.

— Кажется, я начинаю подозревать, что следы побоев были вызваны не падением с лестницы.

— Я и сама не знаю, что со мной произошло. Мои воспоминания будто кто-то тщательно спутал, да так, что даже за век в них не удастся что-то найти.

— Теперь я стала понимать, почему ты так боялась возвращаться к этому расследованию. Ты столкнулась не просто с убийцей, а с человеком, который воздействует на чужое сознание. Боже, Татьяна, во что ты вляпалась? Я понимаю, что сейчас век технического прогресса. Но шутки с психическим состоянием — опасны. Мой прадед страдал редкой формой психоза. Я знаю, что это такое. И, глядя на тебя, понимаю, что некто сотворил с тобой что-то непонятное.

— Да, кто-то действительно начал разрушать меня изнутри без какого-либо внешнего воздействия. Чувствую себя заводной механической игрушкой, которая работает по чужой воле. Я просто боюсь, что рано или поздно сойду с ума. Ты не представляешь, как это мерзко видеть образы, которые тебе так дороги и как они на твоих глазах разрушаются, превращаются в прах.

— Обещаю, если мы найдем этого ублюдка, который пытается своими фокусами свести людей с ума, то заставим его страдать и видеть самые мерзкие вещи, какие может только создать наше сознание. Я видела многих шарлатанов, которые на горе людей наживаются и с помощью их ослабленного сознания набивают свои карманы. И не позволю, чтобы из тебя таким же образом вытянули жизнь.

— Я рада, что ты на моей стороне. Но это тяжело. Правда, очень тяжело. Мы даже не знаем, с чем имеем дело. Я до сих пор не знаю, что видела. Все настолько запуталось…

— Будем надеяться, что Ларри с Себастьяном смогут найти что-нибудь дельное. А тебе надо немного поспать. Иначе станешь похожа на ходячего мертвеца. Утро вечера мудренее.

— Вряд ли мне удастся поспать. Уже вижу, что будут сниться сплошные кошмары. Тем более мне не хочется возвращаться в квартиру, где все пропахло кровью.

— Не оставлять же нам Петра наедине со всем этим дерьмом, верно? Погреемся хоть. А то я чувствую, что замерзаю, — Сьюзен приобняла Татьяну и повела ее в сторону дома. — Не стоит убегать от своих страхов. Пусть они боятся, зная, что мы не боимся их…

— Да, — как-то скромно ответила Татьяна и, сморщившись, посмотрела на дома, черневшие на другой стороне замершей Темзы.

— Кстати, у тебя дома есть мука, молоко и куриные яйца?

— Вроде да. А что?

— Раз уж ты не хочешь спать, — да и я вряд ли усну сегодня, — предлагаю испечь что-нибудь вкусненькое. Женщину можно поднять с постели при помощи вкусной еды, по себе знаю.

— Я помню, что ты любишь поесть. Удивляюсь, как ты еще не лишилась своей фигуры с таким аппетитом.

— Это все гены. Моя мать, как ты помнишь, была поваром. Она ела шесть раз в день. И не толстела. Все думали, что она сидит на строгих диетах. А она ела за пятерых. Мой отец был белым, может быть, поэтому женился на темнокожей женщине из-за ее неподвластной лишнему весу фигуры.

***

Они боялись, что сумели разбудить всех соседей в доме, так как пока женщины поднимались по лестнице, их смех разносился по всей лестничной площадке, добираясь до самого чердака. Девушки вспоминали смешные события из их жизни, и это казалось им чем-то диковинным, ведь обе практически ни разу так не откровенничали друг с другом. Татьяна жила на последнем пятом этаже. На лифте им ехать не захотелось, поэтому они поднялись наверх по лестнице, чтобы немного разогнать по ногам застывшую от холода кровь. Подъезд отапливался довольно хорошо, так что они согрелись еще до того, как оказались около заветной двери.

— Слушай, а он случайно не влюблен в тебя? Вряд ли Джордж за просто так крутился вокруг тебя столько времени и делал все, чтобы помочь, — с широкой улыбкой прошептала Сьюзен, прикрывая рот рукой, так как поняла, что ее слова невольно переходили чуть ли не на крик и уже могли разозлить спавших людей за многочисленными дверьми.

— Мне немного стыдно перед Джорджем. С конца октября я ни разу его не навестила.

— Боишься видеть его в таком состоянии? Да уж, жалко парня. Такой красивый был. Я даже думала с ним переспать, когда только поступила на службу и познакомилась с ним. Боже, какой же он был милый, какой воспитанный.

— Я до сих пор твержу себе, что из-за меня Джордж вынужден безвылазно лежать в больничной койке. А ведь мы так и не узнали, кто это сделал с ним. Себастьян сказал, что Джордж ничего не помнит, что у него после случившегося сильные провалы в памяти. Но мне кажется, я уже догадываюсь, кто это…

— Думаешь, тот же урод, который подбросил тебе хомячка сегодня ночью?

— Возможно, это один и тот же человек. Но я не уверена точно. У преступника странный мотив.

— Мне кажется, ты боишься видеть Джорджа в таком состоянии, так как мысленно представляешь себя на его месте. Тебя мучает страх, что этот монстр, искалечивший твоего коллегу, доберется и до тебя и так же лишит нормальной жизни. Поэтому и пыталась уйти в подполье. Чтобы лишить себя риска.

— Когда я увидела на себе побои, возникшие из ниоткуда, меня одолел ужас. Я по-настоящему стала бояться за себя. Еще ни одно расследование так не притупляло мою храбрость. Возможно, я еще опасалась действовать одна, без чьей-либо поддержки. Ты исчезла, Себастьян был где-то за стеной, Джорджа вообще приковали к кровати.

— Да, быть одной действительно жутко. Особенно гоняться за убийцей в одиночку, зная, что он в любой момент может напасть со спины. И ведь никто не протянет руку помощи.

— Но сейчас все изменилось. Мне намного спокойнее. Рядом со мной близкие люди, и это безумно радует.

— Вовремя же я вернулась на работу. А ведь так хотелось погулять еще полгодика, у меня была такая возможность.

— Почему же не воспользовалась ею?

— Я не из тех, кто может долго сидеть без дела. Мои руки соскучились по пистолету, я снова хотела гонять всяких отморозков. Многие из обычных людей сочтут меня сумасшедшей, но зато я обеспечиваю им спокойный сон. А сидеть дома и целыми днями смотреть телевизор, слушая бредни брата… Можно сойти с ума.

— Твой брат так и не съехал из твоей квартиры?

— Нет. Человеку уже тридцать, а он так и не нашел работу. Получает пособие по безработице, у него же проблемы с ногой после войны. Хотя многие с таким же недугом потеют за станком на заводе. А он как был лентяем, таким и остался. Даже повоевать нормально не смог. Его списали через три месяца. Стыдно, что у меня такой братишка. А ведь странно, отец был совершенно другим, да и дед мой. В кого мой брат уродился?

Татьяна ухмыльнулась и вставила ключ в замочную скважину, после чего осторожно открыла дверь, чтобы не наделать лишнего шуму.

Когда они вошли внутрь, то услышали тихий мелодичный джаз, вылетавший из радиоприемника. Женщины сняли с себя мокрое от снега пальто и прошли в гостиную. Татьяна не сразу увидела мужа, но после того, как мужчина попал в поле зрения, она ахнула. Петр сидел у входа в спальню на полу, прижавшись спиной к стене, и сжимал в руке пропитанную кровью тряпку, а рядом с ним стояло наполненное до краев ведро с красной жидкостью, которая, скорее всего, когда-то была обыкновенной водой.

— Татьяна, как же ты могла оставить Петра наедине со всем этим? — покачала головой Сьюзен и склонилась над Петром, слегка ударив его рукой по щеке, чтобы привести того в чувства. — Эй, ты в порядке?

Мужчина вздрогнул и открыл красные опухшие от долгой ночи глаза, с удивлением и легким страхом глазея на женщин.

— Сьюзен? Татьяна? Где вы были?

— Дышали свежим воздухом. Смотрю, тебе пришлось в одиночку отмывать кровь со стен. Бедный, — Сьюзен потрепала мужа Татьяны по голове и забрала из его руки окровавленную тряпку и бросила ту в грязную воду в ведре. — Татьяна, ты меня, конечно, удивила, — с недовольством посмотрела темнокожая женщина на подругу и встала с колен. — Я бы не оставила любимого человека в забрызганной кровью квартире.