***
Зима приближалась быстрее, чем планировала ранее. По ночам часто шел снег, покрывая своим белым покрывалом землю, усыпанную выгоревшими на солнце опавшими листьями, но быстро чернел, достигая земли. Никакой красоты во всем этом зимнем пришествии не было. Отсутствие ярких цветов и обилие серых тонов наводили печальные мысли и заставляли мечтать о теплых солнечных деньках, которые растворились в вечно висящем над этим местом тумане.
Эрван часто по вечерам сидел на подоконнике и наблюдал за всем, что происходило за окном, укутавшись одеялом. Его привлекал снегопад, привлекало его медленное падение и движение на ветру. Он мог наблюдать за всем этим процессом вечно, так как понимал, что впереди его ожидает целая вечность, больше не существует нехватки времени, не нужно куда-то спешить. Он следил за этим миром, обсуждал с самим собой какие-то необычные явления, поразившие его, делился со своим голосом размышлениями, мыслями, переживаниями.
Но этот зимний вечер был особенным.
Когда небесное светило скрылось в густом тумане, погрузив это место в непроглядную тьму, Эрван все так же сидел на окне в гостиной, укутавшись как можно сильнее в теплое махровое одеяло, и наслаждался звуками огня в камине, от которого веяло едва ощутимым теплом. На улице властвовала небольшая вьюга, вынуждала падающие снежинки хаотично танцевать в ночном небе, завораживала смотрящего быстрыми и изящными движениями, отчего у того могло появиться легкое чувство головокружения. Ветер грозно завывал, будто был чем-то рассержен. Так как многие окна были выбиты, то ему не составляло труда проникнуть в дом и отгонять от Эрвана последние капельки тепла, исходящего от потрескивающего угольками камина. Молодой человек повернулся в сторону жаркого огня и стал наблюдать за тем, как оно вступило в неравную схватку с разъяренным ветром, но чем дольше они боролись, тем больше их силы уравнивались, ни одна из сторон не желала уступать, как бы сильно не хотел этого соперник.
Эрван устало спрятал свой подбородок под одеяло и хотел было укутаться еще сильнее, но тут его внимание привлекли странные движения за окном рядом с едва различимыми в тумане деревьями. Это были силуэты людей, которые с любопытством разглядывали этот огромный дом и как-то странно ходили из стороны в сторону, будто пытались отыскать в этом здании какую-то деталь. Но внезапно они замерли на месте и устремили весь свой взор в сторону Эрвана, приближаясь друг к другу все ближе и ближе, не совершая при этом никаких движений.
Эрван понял, что вновь начал ощущать ледяной ужас, горячим потоком разносящийся по его ослабленному замерзшему телу. Это чувство было таким родным и знакомым, что его появление не вызвало у юноши никакого удивления и замешательства. Он встретил его с каким-то радушием и даже спокойствием. Страх давал ему понять, что он все еще способен чувствовать, ощущать себя живым человеком, а не бродящей по дому тенью.
Когда силуэты встали вкруг и полностью окружили дом со всех сторон, как в уши ворвались так знакомые Эрвану звуки: звуки людской суеты. Невидимые жильцы снова начали носиться по дому, но на этот раз с такой хаотичностью, что невозможно было понять, что они делают в данный момент времени. Повсюду билась посуда, падала мебель, где-то вдали плакали младенцы и разрывали свои голосовые связки от крика женщины. Но через пару минут этот беспорядочный шум слегка стих и был разбавлен тихой музыкой, исходящей от рояля. С каждой нотой музыкант делал звучание этой композиции все громче и громче, пока уши не стали кровоточить от такого высокого диапазона шума, вынудив несчастного Эрвана закрыть их руками и вжаться в углу окна, надеясь оградиться от всего это хаоса и ужаса.
Силуэты на улице тем временем стали приближаться к дому, взяв друг друга за руки.
Их было так много, что глаза могли разбежаться в разные стороны, если сделают попытки их посчитать. В это же время голодный и разъяренный ветер решил на время оставить свой поединок с огнем в покое и вернулся на улицу, устроив там самую настоящую бурю, ворвавшуюся в каждые щели этого дома, но бережно обходя гостиную со всех сторон, будто эта комната была огорожена какой-то невидимой силой.
Эрван был так напуган и так оглушен, что не смог понять, когда именно он лишился чувства и без сознания упал на пол. Из его рта начала стекать тонкая струйка крови и создала вокруг головы небольшую лужицу.
***
Эрвана разбудил яркий искусственный источник света, какой-то холодный и слегка неприветливый, исходящий, как он понял, открыв глаза, от высоко висящей над ним люстры. Лампочки имели такой блеск, что приходилось щуриться, чтобы их внимательнее рассмотреть. Избавившись от остатков сна, юноша удобнее сел в кресле и огляделся, пытаясь понять, что произошло вокруг него во время его пребывания во сне. И понял, что ничего, что окружало его, не имело узнаваемых черт. Эта была все та же гостиная, просторная и яркая, но никаких следов заброшенности и забвения здесь больше не наблюдалось. Теперь это идеально вылизанное роскошное помещение, где каждый предмет ослепляет своим блеском от чистоты и непривычной новизны.
Эрван, пытаясь верить, что все это происходит на самом деле, поднялся с кресла и боязно встал на мягкий ковер, с широко открытым ртом съедая каждую деталь этой просторной комнаты взглядом. Появилась новая мебель, сочетающая в себе мягкие кушетки, длинные слегка изогнутые диваны из красного бархата, стеллажи доверху набитые книгами, вместо пустых оконных рам теперь красовались красочные витражи, а сами окна наполовину задернуты шелковыми шторами, которые слегка развевались от легкого порыва ветра, исходящего откуда-то сверху, видимо, где-то открыто окно. Все стояло на своем законном месте и сочеталось друг с другом, имея непередаваемый стиль и уют.
Эрван с трудом сдержал смех от восхищения, он еще не до конца верил, что все это действительно происходит вокруг него. Глаза буквально слезились от такого обилия ярких красок и незнакомых доселе запахов древесины и свежей краски. Когда глаза привыкли к такой роскошной обстановке, Эрван краем уха уловил приятные мелодичные звуки, доносящиеся со второго этажа.
Кто-то аккуратно нажимал на клавиши пианино, медленно и тихо, будто ему каждое движение пальцем давалось с большим трудом. Но незнакомая слуху мелодия постепенно начинала набирать темп, превращаясь в совершенный образ, поражающий каждого слушателя. Эрван, завороженный этим звучанием, стал идти на его зов, практически беззвучно поднимаясь вверх по парадной лестнице, боясь неосторожным действием спугнуть эту прекрасную мелодию, пугающую своей таинственностью и непередаваемой красотой.
Музыка привела его к двери, которая показалась ему сильно знакомой, хотя до этого юноша ее ни разу не встречал. Она не пряталась в тени, была хорошо освещена настенными светильниками в виде свечей и практически настежь открыта, приглашая войти в пахнущее мятой помещение.
Эрван от переизбытка новых эмоций выдохнул и, слегка прикрыв глаза, будто боясь ослепнуть от ярких красок, ступил левой ногой в комнату, затем всем телом проник туда. Едва его нога коснулась пола этого помещения, как музыка сразу же стихла. Пианино, которое и создало эту прекрасную мелодию, стояло в середине комнаты, и его крышка была наглухо заперта на ключ, который лежал сверху и ждал, когда им что-нибудь откроют. Молодой человек с легким сомнением взял ключ и неуверенным движением, словно считал, что от неосторожного движения этот ключик раскрошится на мелкие кусочки, вставил его в замок, после чего с легким скрипом открыл крышку этого огромного музыкального инструмента, под которой прятались в заточении блестящие в свете люстры клавиши.
С некой неуверенностью, Эрван сел на стульчик у пианино и пару секунд разминал пальцы, с восхищением поглядывая на клавиши, которые так и жаждали, чтобы до них коснулись, создав прекрасный звук. Вскоре руки юноши слились с ними в единое целое, и комнату наполнила изящная игривая мелодия, заставившая все вокруг заиграть новыми яркими красками. Но едва Эрвану удалось отдаться этому музыкальному тяжеловесу и поплыть по течению чарующих звуков, как где-то поблизости раздался донельзя знакомый хаотичный шум, полностью разрушивший воцарившуюся здесь гармонию и спокойствие.