От автора

Шумит бурный Керченский пролив, шумит. Осенние штормы напоминают о десантных ночах.

Я был в одном из самых дерзких десантов на «Огненную землю» под Керчью в 1943 году.

Попал я туда, как говорится, с корабля на бал, вернее, с бала на корабль. Только закончил мединститут и, необстрелянный, из далекого тыла, — прямо в огонь.

Сорок дней и сорок ночей в условиях полной блокады стояли десантники насмерть. А потом совершили почти невозможное — прорвав окружение, прошли по вражеским тылам и заняли ключевую высоту над Керчью — Митридат.

Эта книга — не хроника эльтигенского десанта. Я написал только то, что сам видел и пережил. Поле моего зрения часто ограничено операционной медсанбата. Во всем рассказанном нет уклонений от правды, хотя названия воинских частей, имена героев изменены.

Повесть посвящаю моим боевым товарищам.

ГЛАВА I

Шел я с направлением в полк, но так и не дошел.

Что случилось с этим врачом полковым, которого я должен был заменить, не знаю. Выздоровел, что ли? Когда явился я к начальству, разговор получился неожиданный. Начсандив, молодой, здоровенный, крест-накрест перепоясанный хрустящими ремнями, протрубил:

— Останетесь в медсанбате.

Что же! Прекрасно. Этого я и хотел. Может быть, профессор Тарковский, случайно узнав о моем переводе в полк, подсказал: мол, лучше молодого специалиста использовать как хирурга. Если так, молодец старик!

Все-таки сколько добрых людей на свете!

Когда я уходил из полевого госпиталя, доктор Горев подарил «Севастопольские письма» Пирогова и открытку с клодтовскими конями и на ней в углу надписал: «Приедете — повожу по Ленинграду».

А шофер Лысый сам предложил обменяться обувью. «Разве врачу в полк можно так заявиться — авторитету не будет».

Теперь вместо ботинок и голубых обмоток у меня брезентовые сапоги.

Нет, на этот раз мне поразительно везет. Вышел от начсандива — вижу, во дворе знакомая плотная фигура, багровое лицо майора Квашина. Я с ним немного работал в Геленджике. Он меня тоже узнал.

— Никитин, что ты здесь делаешь?

— Ординатором направили. А вы?

— Ведущий хирург.

Обрадовался — какая красота! И Квашин, по-моему, обрадовался, хлопнул меня по спине:

— Отлично, земляк… Будем вместе трудиться… Раненых, правда, пока нет…

Встал я чуть свет. Разбудила крыса. Прыгнула прямо на голову — благо был укрыт плащ-палаткой. Вскочил, увидел, как она метнулась в угол, вильнув голым хвостом. Соседа моего, лейтенанта Игоря Конохова, не было. За стеной еще похрапывали.

Вышел из хибарки. Игорь, долговязый, с косыми бачками, в брюках, без рубашки, делал зарядку, приседал, хлопая себя по ребрам.

— Чего так рано, доктор? — весело обратился он ко мне.

— Крыса…

— Их здесь до черта… Людей совсем не боятся.

Прохладно. На крышах и на траве сверкает роса.

Вчера я не успел рассмотреть место, где мы находимся. Вот она кругом, таманская степь, пепельно-холмистая. Вытянутые овечьи кошары-загоны. Под соломой низенькие мазанки. Лиман белеет. В чистом голубовато-сквозном небе пролетают косяки птиц.

Игорь кончил зарядку, подходит ко мне.

— Вот я строен и высок, так как пью томатный сок! — шутит он. — Помнишь, Никитин, до войны «Огонек» рекламировал соки?..

Во дворе появляются девчата — идут умываться к колодцу. Одна большая, пышногрудая, косы тяжелые распущены, вторая — ни рыба ни мясо, никакая, а третья — глаз не оторвешь, смуглая, вразмах брови дразнящие и ямочка на подбородке.

— Физкультпривет! — Игорь машет им рукой.

— Привет, если не шутишь, — за всех отвечает третья.

— Вот та, с косами, — поясняет Игорь, — операционная сестра Ксения, в синих галифе капитан — врач Копылова, «цыганочка» Чувела — замполит.

Дымит походная кухня. Повар открывает котел, аппетитно запахло гуляшом. У сарая, поджав под себя ноги, черный, как жук, сидит санитар-азербайджанец и тюкает молотком: исправляет носилки.

— Ахад, как жизнь молодая?! — кричит Игорь.

— Нишиво, — отвечает санитар. — Починка мало-мало…

Посреди двора — двухмачтовая палатка со вставными окнами из плексигласа — наша операционная. Новенькое оборудование получили. Хирургические столы — прима.

После завтрака занятия. Собираемся в хатенке, где живет Квашин. Рассаживаемся на досках, положенных на ведра, и на скрученных матрацах.

Интересно, зачем замполит пришла? Сегодня лекция об ампутациях, чисто медицинские вопросы. Квашин раскрывает операционный атлас.

— Вспомним анатомию конечностей…

Чувела, наклонив курчавую голову, что-то записывает в блокнот.

Игорь мне шепчет:

— Не люблю эту операцию… Калек делает…

— А если выхода другого нет?

В голове мелькают люди на носилках, в колясках, протезы скрипучие, ноги — деревяшки…

Квашин продолжает:

— Ампутацию гильотинную запрещаю делать.

Голос Копыловой:

— Гангрена…

Квашин:

— Это единственный случай, когда она допустима… Должны знать как свои пять пальцев ампутацию по Пирогову и Куприянову.

Он подробно излагает ход этих операций. Для меня это кстати. Всего два месяца, как получил диплом врача. Курс наш был ускоренный — торопились на фронт, практикой не похвастаешь.

Про себя повторяю операцию зрительно… Круговой разрез мягких тканей до глубины фасций и разрез мышц до кости, по краю сократившихся мышц… Так… Второй разрез по уровню оттянутой кожи. И потом: распил кости, перевязка крупных артерий. Так… Есть. Высоко отсекаем нерв (нога дергается). Снимаем жгут. Самое страшное — момент, когда отсекаешь сосуды. Вдруг отпустишь жгут — и все эти завязки — лигатуры лопнут, соскользнут, и кровь ударит фонтаном… И еще жутковато, когда пилишь кость — такой звук, будто кость кричит.

Под вечер с Игорем идем к лиману. Стаи вспугнутых птиц поднимаются над камышами. Шум от крыльев, словно ветер раскачивает лес. Пахнет гнилью.

«Гыл, гыл, гыл» — проносится туча над головой.

— Уточка-лыска, она скопом летает, — говорит Игорь. — Дичи здесь о-го-го! Охотился. Я ведь керченский.

Под ногами что-то трещит. Игорь нагибается, поднимает красновато-желтый черепок.

— Обломок амфоры… Вот это да! Видишь, клеймо гончара-мастера.

Бережно, с нежностью проводит он пальцами по черепку, будто это не глина, а хрупкая драгоценность.

— Дома у меня такая коллекция была… Терракотовые статуэтки, светильники, лекифы античные.

Я удивлен.

— Эх ты, голова, на этих местах древние города стояли. Государство громадное — Боспорское — со столицей Пантикапеей, это где теперь Керчь.

Игоря нельзя узнать, какой-то ошалелый.

— На раскопках пропадал. За греческий взялся… Страбон… Геродот… Гомер.

— Я сам Гомера люблю.

— Помнишь, из «Одиссеи»?.. К нам как раз подходит:

— Думаешь, и такое может быть?

— Десант через пролив — не прогулка.

Занятия по хирургии продолжаются ежедневно. Квашин проводит их с врачами. Копылова занимается с сестрами и санитарками. Она, оказывается, вояка. На гимнастерке Звездочка — получила за Малую землю.