- Не торопись, - чужой голос заставил замедлиться. - Возьми его ртом.

Мужское достоинство увеличилось сильнее и я смогла забрать только половину. Горячие слёзы снова наполнили глаза.

- Теперь оближи его языком у себя во рту, - низким голосом велел ратенмарец, сильнее сжимая мои бедра в своих руках. - Вот так.

Я продолжала унизительные старания, когда почувствовала, как раздвинули мои ягодицы и по промежности прошёлся горячий мокрый язык. От неожиданности кровь хлынула в лицо сильнее и я рванулась вперёд, но ратенмарец держал крепко. Потянул назад, велев:

- Не отвлекайся.

Голос чуть хрипел. Должно быть, он сильно устал.

Я презирала себя за покорность, но всё же надеялась, что он не будет совать в меня эту штуку хотя бы в этот круг.

Вобрав его член, я стала оглаживать плоть языком. Слюна неприятно сочилась наружу. А ран Альрон вылизывал мою промежность. Его напряжённый язык впивался в каждую складочку, настойчиво, упорно.

Дышать становилось всё труднее. Я ощущала эти прикосновения каждым клочком предательского тела. Они врезались в мой разум, как бы я ни закрывалась. Они лишали меня понимания, дезориентировали, заставляя в какой-то момент просто остановиться. Низ живота пылал огнём, закручивая внутренности всё быстрее и каждое новое прикосновение заставляло сердце сбиваться с ритма.

Ратенмарец ускорился. Я чувствовала, как язык заходит внутрь. Ныряет и снова гладит плоть. Тело распирало изнутри. И вот, в один из этих сумасшедших моментов меня просто вывернуло наизнанку от прошившего тело тока!

Это не шло ни в какое сравнение с мягким укусом комма в столовой. Молния опалила тело и ударила в голову почти как тогда, на диване.

Я обмякла и мне не мешали. Ратенмарец обхватил меня за талию немногим позже и завалил набок. Только сейчас я обнаружила, что голубое свечение раздражает зрение - в какой-то момент я просто прикрыла глаза.

Следующее, что я почувствовала, это предмет, упиравшийся мне в губы.

- Открой рот, - шёпотом приказал ран Альрон, придержав за подбородок, и вставил член внутрь, лёжа на боку и облокачиваясь на кровать. Его рука переместилась с подбородка мне на затылок, и ратенмарец стал ритмично вбиваться мне в рот.

- Расслабь горло и пытайся дышать. Не дави зубами, - отдал приказ он, давая услышать недовольство в собственном голосе.

Я слушалась. Я снова слушалась. Но горечь, досада и выкручивающее душу презрение к самой себе давили горло и заставляли слёзы выливаться наружу.

Всё, что я могла, это быть покорной и ненавидеть себя и свою жизнь.

Страх управлял мною целиком и полностью. Я была настолько рада избежать пугающей боли, что не ставила ни во что собственные честь и достоинство, которых, как мне казалось, ратенмарцы лишили меня давным-давно.

Я слышала от подруг, что даже с любимым человеком первый раз всегда приносит боль; что мой первый раз будет с ратенмарцем, мне вряд ли снилось и в кошмарах.

И вот, получив обещание от ненавистного убийцы, я с радостью переживала позор и унижение, лишь бы малодушно скрыться от болезненных ощущений. Но словно и этого было мало - тело не преминуло ответить на развратные ласки, получив наслаждение и низвергнув меня в бездну ещё более глубокую, чем та, в которой я жила до сих пор.

Лицо горело от слёз позора, пока ратенмарец продолжал ритмично всовывать член в кольцо моих распухших губ. Я задыхалась от сдерживаемых рыданий, пока наконец не подавилась горькой влагой, выплеснувшейся в горло.

Меня оставили в покое и я, кашляя, и пытаясь отдышаться, отплёвывалась от мерзких выделений, чувствуя, как изнутри рот затягивает плёнкой.

Горечь забивала обоняние. Презрение к себе выжигало душу. Не выдержав, я разрыдалась в голос.

Лёжа на постели убийцы своего народа я, уткнувшись лицом в белье, продолжала хрипеть и стенать, мечтая, чтобы всё это закончилось навсегда. Мечтая, чтобы кто-нибудь перерезал мне наконец горло, если у меня самой не хватает смелости покончить со всем.

Я рыдала и рыдала, не поднимая лица.

В конце концов, может, ратенмарец поймёт промашку и отправит меня обратно на Матеру?

Глава пятая

РЕШЕНИЕ И РЕШИМОСТЬ

Выбившись из сил, я затихла. Не знаю, как долго длилась истерика, но должно было пройти не меньше лена. Увы, обилие жизненной энергии, свойственной тэйанкам, имело свои недостатки. Когда я с трудом разлепила опухшие от слёз веки, то не сразу различила очертания комнаты.

Ратенмарец лежал в стороне, лицом ко мне и наблюдал. Он больше не выглядел уставшим, скорее, его черты отражали скуку, свойственную людям, наблюдавшим невероятно унылое представление, не заслуживающее аплодисментов так же, как и простого внимания уважающего себя ратенмарца.

- Закончила? - по-деловому осведомился он.

Я отупело пялилась в лицо напротив, пока не сообразила кивнуть. Сделала я это так же, как и всё остальное, без лишних раздумий и понимания. Сделала, потому что от меня этого ждали.

- Отправляйся к себе, прими гигиенические процедуры - на тебя неприятно смотреть, выспись, а после третьего приёма пищи, ровно на восьмой лен жду тебя здесь. Ясно?

Снова долгая пауза, необходимая мне для того, чтобы глупо качнуть головой.

- Иди. Второй приём пищи пропустишь, а в третий, выражу надежду, ты воздержишься от досужих разговоров. Ты ведь не хочешь меня расстраивать? - осведомился ратенмарец ровным тоном.

Я чувствовала себя ни на что не годным болванчиком, исполняющим лишь одну единственную функцию.

- Прекрасно. Больше я тебя не задерживаю.

Не знаю, как я поднялась, как натянула вещи, едва заботясь, все ли молнии застёгнуты, как покинула каюту капитана и добралась до своей. Вещи полетели на пол, я на ощупь добралась до гигиенической кабины.

Струи-иглы оглушительно забарабанили по голове. Только сейчас я ощутила, как болят стянутые покрытые омерзительной коркой губы.

Я тихо и горько заплакала и когда вернулась в комнату, на кровать повалилась безжизненным трупом. Для того, чтобы забыться сном, не требовался приказ. От протяжного назойливого гула в ушах, заглушавшего все мысли разом, я провалилась в забытьё, успев уловить крохотный всполох глупой надежды, что когда я проснусь, всё это окажется кошмаром...

Очнувшись в растрёпанных чувствах, я села. Казалось, что сил на то, чтобы думать и шевелиться, не осталось совсем. Но назойливый писк комма не позволил предаваться бездействию - на экране светилось напоминание о третьем приёме пищи. И я, словно улитка, потянулась к панели, за которой висели платья.