Впрочем, к чести того хелема, который указал Сене на его ошибки, тот не только критике сподобился, но и предложил кое-что полезное:

— Сейно-Мава может попользоваться острогой Каланга, — с этими словами он протянул Сене свое рыболовецкое орудие, — а Каланг сегодня может и отдохнуть. Каланг прожил много лун и много рыбы поймал.

Взяв из рук Каланга острогу и приглядевшись к ней, Сеня сразу понял свои ошибки. Во-первых, острога оказалась длиннее в древке, но в то же время заметно легче. Во-вторых, материалом для наконечника послужила не тяжелая сталь, а более легкая кость. И в-третьих, был этот наконечник зазубрен, даже зубаст, чем напоминал расческу. Правда, зубцы были загнуты.

В целом, острога производила впечатление изящества, какого Сеня от первобытных людей не ожидал.

— Тонкая работа, — только и смог он сказать, особенно жадно рассматривая зазубрины наконечника.

— Кривые зубцы надежней удержат рыбу, — пояснил Каланг, вальяжно откинувшись на борт челна, — это как маленькие руки. И чем рук больше, тем удержать легче. А с наконечника Сейно-Мава рыба соскользнет — удерживать ее нечем.

— Ловко придумано, — снова изрек Сеня.

Конечно, нельзя сказать, что с другой острогой рыбная ловля у него сразу пошла на лад. Мимо следующей рыбины Сеня банально промахнулся, с непривычки не рассчитав скорость и приложенное усилие. Острога только беспомощно хлюпнула от удара по воде. Еще одну рыбину он достать не успел — замешкался, приспосабливаясь к незнакомому орудию. Впрочем, к чести Сени, рыбина эта, уходя от его атаки, метнулась не абы куда, а прямиком под удар одного из хелема: того, кто давеча сравнил своего коллегу-новичка с младенцем.

— У-у-у, — прогудел он по своему обыкновению, выхватывая из воды острогу с нанизанной на нее рыбой, — а Сейно-Мава не безнадежен… совсем!

И Макун хмыкнул — то ли признавая хотя бы толику пользы от нового рыболова, не то просто не знал, что сказать. А просто отмолчаться, голос не подав, считал для себя не комильфо.

А потом поводов… ну или хотя бы одного повода для его хмыканья не стало. С третьей рыбины (точнее, с четвертой — если считать ту, которая сорвалась с ножа-наконечника Сениной поделки) дела у новичка наладились. Коротко вскрикнув от радости, он потянул древко, поднимая свою, застрявшую на костяном наконечнике, добычу. Сначала над водой поднял, потом перетянул через борт и затряс над днищем челна, пытаясь рыбину стряхнуть.

— Трясти не надо, — снова подал голос Каланг, — Каланг рад, что Сейно-Мава сильный. Но Сейно-Мава нет нужды это доказывать. Да и острога может обломиться.

Сеня кивнул и внял его замечанию. А острогу освободил, осторожно сняв с нее рыбину руками.

После чего вновь вернулся к добыванию провизии для племени. А при этом еще внутренне поражался рыбному изобилию и легкости лова. Легкости, которая в его время оказалась безнадежно забыта.

Рано или поздно рыба перестанет разгуливать в реке только что не толпами. И тем же хелема придется, по меткому выражению Каланга, «гоняться за муравьем с дубиной». Или, скорее, за муравьями с гигантским валуном, который в одиночку не поднять. Проще говоря, ставить сети, ловушки, где только можно — дабы в них, случайно проплывая мимо, угодило хоть что-нибудь. А еще позднее даже улова из полных сетей не хватит, чтобы прокормить выросшее население. И придется потомкам нынешних хелема включить в рацион низших существ — раков, улиток, лягушек. Да вдобавок нахваливать, полагая деликатесами.

Привыкнув к новой остроге, промахивался Сеня теперь редко. А уже вечером, когда челн вернулся на берег, полный рыбы, обратился к Калангу вот с такой просьбой — облаченной в вопрос:

— А Каланг может мне… то есть, для Сейно-Мава сделать такую же острогу?

Каланг засмеялся.

— Духи дали Калангу ловкие руки и зоркие глаза, — проговорил он весело, — но руки не настолько ловкие и глаза не такие зоркие, чтобы делать орудия. Дар этот из хелема получил только старый Бирунг.

Помолчав пару секунд, он добавил — уже серьезно, без прежней веселой беспечности:

— Но даже старый Бирунг ничего не делает так, чтобы раз — и готово. Ему нужно время… Сейно-Мава придется подождать… наверное, полдюжины дней. Или даже дюжину.

Сеня вздохнул — ждать он не любил. И не представлял, чем займет себя в ожидании новой остроги.

— Но Каланг думает, лучше Сейно-Мава не ждать, — словно в ответ на Сенин вздох сказал Каланг, — лучше идти на охоту. Каланг говорил: с копьем как у Сейно-Мава даже медведь не страшен.

Сеня покачал головой: встречаться с медведем, даже имея расхваленное Калангом копье, ему не улыбалось. Если нож-наконечник и не отломится снова после первого же удара, Сеня не был уверен, что хотя бы этот удар решится-таки нанести. А не захочет удрать, едва завидев большого и опасного зверя.

А охотиться с таким копьем на мелочь безобидную, вроде зайцев, наверное, столь же действенно, как и рыбачить. То есть, опять-таки «гоняться за муравьем с дубиной».

Мыслей этих, Сеня, впрочем, вслух не высказал.

— Я… то есть, Сейно-Мава любит рыбу… ловить рыбу, — сказал он, поправляясь на ходу и так некстати вспомнив, что говорил о любви новичка к рыбе этот злыдень Макун, — рыбачить Сейно-Мава рыбачил и раньше. А вот охотиться — ни разу.

Каланг на это лишь плечами пожал. Дело хозяйское, мол.

Бирунга, толстого старика с неожиданно тонкими, особенно по меркам хелема, пальцами, Сеня нашел уже на следующий день и сказал о своей просьбе. К счастью, у Бирунга имелась не то заготовка, не то просто недоделка остроги, довести которую до ума он обещал за денек-другой.

День Сеня провел… нет, все-таки не на охоте, точнее, скорей, на тихой охоте. Вместе с детворой рыща по окрестностям в поисках грибов и ягод. Детей-хелема, наверное, удивляло, что с ними пошел такой бугай по местным меркам. Кого-то, наверное, даже позабавило, что этот бугай занимается детской работой. Кого-то, включая, наверное, взрослых.

Впрочем, что взрослые, что дети насмешливости своей не выказывали. Видимо, из уважения к могущественному Сейно-Мава. А то и даже из страха перед существом, порождающим огонь простым движением пальцев. Сам Макун (о чудо!) в тот день не решился ничего предъявить Сене, прежде чем в очередной раз отбыть на ловлю рыбы.

Ну а на следующий день Сеня отправился рыбачить и сам. С новой, полученной от старого Бирунга, острогой.

К концу первой недели Сеня подумал, что жизнь понемногу налаживается — он уже вписался в привычную для хелема колею.

Ну а когда смена лунных фаз вышла на новый круг, как в свое время магнитола, воспроизводя содержимое флэшки, стало ясно, что Сеня ошибся. По крайней мере, в первом пункте.

7

— Беда! Помогите! Скорее все сюда! — доносились крики со стороны лесной опушки. Высокий отчаянный голосок принадлежал девочке лет десяти, выбежавшей на берег. И по голосу, и по глазам, вытаращенным как два пятака, было видно, что девчонка напугана.

Сеня и трое хелема как раз выталкивали челн на воду, готовясь к отплытию. Однако при виде кричащей, прибежавшей в панике, девочки, все четверо не сговариваясь, поняли: теперь не до рыбалки — произошло что-то серьезное. Или, скорее, страшное.

Два других рыболовецких челна, имевшихся в распоряжении племени, уже успели спустить на воду, но отплыли те недалеко. Оставались в пределах видимости. И когда берег огласили крики перепуганной девчонки, челны как по команде развернулись к берегу.

А девочка уже мчалась к пещере, не переставая кричать. Несколько мужчин с копьями и каменными топорами, включая вождя Аяга, вышли ей навстречу.

Из леса тем временем сбегались другие дети, похожие на вспугнутых голубей. А с другой стороны подошла группа охотников с копьями наготове.

Вскоре на берегу собралась целая толпа. Мужчины, женщины, дети. Разве что старый Бирунг не соблаговолил выйти из пещеры. Не то был сильно занят (орудия делать — тяжкий труд!), не то просто ноги в его возрасте плохо держали.