— Это смутьянство или какая-то злая издевка? — без предисловий начал пожилой правильник, прежде отослав стражников в коридор.

— Благоволите простить, так сложились обстоятельства, — извинился Пол-лица, стремясь зарекомендовать себя здравомыслящим человеком.

— Зубы заговариваешь, падаль! Каленое железо вмиг выжжет из тебя всю спесь, — кровожадно рявкнул толстяк, оставшийся в дверях понаблюдать за допросом.

— Вы бы умерили пыл, тридцать второй брат. Мне выпала честь быть главой здешнего братства правильников и никто не обладает привилегией без особого дозволения вмешиваться в ведомое мной дознание, — осадил толстяка пожилой правильник.

— Он очень коварен, первый брат. А изворотливость его приличествует

худшему из проклятий, — кротко ответствовал толстяк, ненавистно косясь на смертника.

— Уж не помышляете ли вы тридцать третий… простите, тридцать второй брат, что какой-то смертник с подмастерьем способны задурить мне голову? — одарив хищной улыбкой толстяка, осведомился пожилой правильник. — Вы достаточно рассказали мне о своих злоключениях. Я учту ваш горький и позорный опыт.

— Никогда бы не стал подвергать сомнению…, — пустился в оправдания толстяк.

— Вот и славно. Надеюсь, у смертника отыскались приснопамятные сапоги, об утрате которых вы прожужжали все уши терпеливым братьям? — перебил пожилой правильник.

— Я забрал их из котомки смертника, — пристыженно подтвердил толстяк,

мучительно переступив с ноги на ногу.

— В таком разе я вас больше не задерживаю. Будьте добры удалиться и притворить за собой дверь, — скорее приказал, нежели попросил глава братства.

Когда заметно прихрамывавший толстяк покинул каземат, правильник кисло поглядел на пленников и продолжил допрос:

— Ты вообще еще помнишь, что по договору смертники не могут орудовать в этом городе? Я пытался закрывать глаза на беспрестанные попрания установленных соглашений и даже не учинял облав на одиноких смертников, заскочивших подзаработать в предместья. А что получил в благодарность под конец службы? Сразу двое заявляются чуть ли не на мой задний двор и требуют посадить их в яму.

— Может мы вознамерились раскаяться и принять надлежащее наказание за беспутную жизнь. Кто нам окажет помощь, кроме самоотверженного человека, посвятившего себя служению судьбинным правилам? — не без ехидства врал Пол-лица.

— Подвесить бы тебя за ноги, да охаживать палками до утра, — с прямодушным унынием, проговорил правильник.

— Зачем же? Это не принесет умиротворения ни вам, ни радости нам. Помнится, лет десять назад вашему предшественнику посчастливилось изловить смертника и сжечь его на площади. А потом он сам сгорел в родовом имении. Злые языки трепали про поджог и расплату, но кто теперь разберет. Мой орден весьма щепетилен в вопросах возмездия. Нас проще отпустить, — будничным тоном возразил По-лица.

Правильник настороженно посмотрел на приоткрытую дверь и нарочито громогласно отчеканил:

— Да как ты смеешь угрожать мне, ничтожество?! Я нипочем не

преступлю истин, ниспосланных нам мудрецами прошлого, и буду до конца дней своих честно вести догляд за их неукоснительным соблюдением! Твои лживые речи не застращают меня!

Вопреки собственным словам глава братства пугливо заозирался, будто ожидая обнаружить за спиной не глухие стены, а толпу наушников. Вид тесаных камней немного успокоил его и напомнил о ладном доме подле тенистого сада. Тут же пригрезилась любимая пасека, приятное уху гудение пчел, да погожие деньки, перетекавшие в бестревожные вечера, после завершения службы. И вдруг огонь. Все мечты пожирает бушующее пламя возмездия, посуленное смертником.

— Тридцать второй брат упомянул, что тебя кличут Пол-лица. Мне уже доводилось слышать это имя. Для смертника ты здравствуешь чрезмерно долго, — прервал молчание глава братства, вернув физиономии привычную бесстрастную мину.

— Везет, — лаконично обронил Пол-лица.

— Едва ли это везение. Другие смертники мрут, как мухи, а ты все еще жив. Значит, не так глуп в отличие от большинства. Вот я и не постигаю, для чего зрелому смертнику намеренно отдавать себя в руки правильников. Истинных причин сдачи ты добровольно, разумеется, не откроешь. Впрочем, они мне без надобности. Вовлекаться в твои козни я не жажду. Хочется потихоньку дослужить свое и уйти на покой, — проникновенно сообщил глава братства.

— Тогда отпустите нас, — легко предложил Пол-лица.

— Рад бы, да только есть одна препона. Вы смертники. Мне положено таких казнить, а не освобождать. Вот если бы вам на некоторое время сделаться неприметными горожанами… Погоди-ка, а обманные личины у вас найдутся? — воодушевленный удачным соображением, живо поинтересовался глава братства.

— В котомке все остались, — пояснил Пол-лица.

— Вам ее возвратят, — пообещал глава братства. — Когда приведут стражников, видевших ваши голые запястья, обманные личины уже должны быть надеты. Близко я стражников, конечно, не подпущу, но на всякий случай постарайтесь, чтобы все выглядело пристойно. И не забудьте подтвердить, что про смертников вы просто пошутили.

— Думаете, поверят? — скептически бросил Пол-лица.

— Скажем, что смертники им померещились. А для сомневающихся у меня сыщутся особые средства убеждения, — погано усмехнулся глава братства.

— Толково. Так и порешим, — ответил Пол-лица за себя и за безмолвного Савву.

— Уповаю на вашу понятливость. Надеюсь, совместными усилиями мы преодолеем эту неудобную ситуацию. Однако, если вы начнете безобразничать, то мне придется разжечь очистительный костер, — весьма

определенно намекнул первый правильник и, не дожидаясь напрасных заверений, вышел из каземата.

На смену главе братства немедля явилась тройка хмурых правильников вставших у входа. Они мрачно следили за каждым движением пленников, но в остальном были подобны каменным статуям. Впечатленный безупречностью

их грозных поз Савва нервно заерзал и дрожащим голосом спросил у смертника:

— Меня отпустят, после того, как стражники увидят личину заурядного горожанина?

— Само собой, нет. Втихую удавят, как вшивых бродяг. Главная шишка правильников мечтает исключительно об этом. Признание нас обычными горожанами потребно лишь для того, чтобы избежать расплаты от ордена смертников. Ведь в бумагах будет значиться гибель безымянных проходимцев. А за таких никто мстить не пойдет, — развел руками Пол-лица, задорно подмигнув напрягшимся правильникам.

— Тогда какой толк им потворствовать, приближая собственную казнь?! — пораженно выпалил Савва.

— Толк — выживать, как можно дольше, — туманно объяснил Пол-лица, с удивлением воззрившись на главу братства, спешно вошедшего в каземат.

От былой степенности старика не осталось и следа. Ухоженная борода теперь топорщилась во все стороны, опрятная сутана измялась, а горделивую походку подменил широкий шаг.

Поведя шальным взглядом по каземату, всклокоченный глава братства резко повернулся к тройке обескураженных правильников и нескладно распорядился:

— Прочь отсюда! Ну! Я желаю допросить узника в одиночестве!

— Но, как же? Вы только что велели неустанно надзирать за пленниками, — дерзнул возроптать старший из тройки, недоуменно таращась на первого правильника.

— Я велел? Ну, да! Точно! Неважно. Я переменил решение. Ступайте по своим делам, — потешно дрыгнув ногой, неучтиво скомандовал глава братства.

Правильники многозначительно переглянулись, но ослушаться наказа не посмели и один за другим покинули каземат.

Спровадив наблюдателей, глава братства без затей брякнул смертнику:

— Ты тоже убирайся!

— Что-то несуразное вы удумали. Обещались принести котомку и пригласить стражу, а вместо этого гоните меня. Извольте показать личину, — попросил Пол-лица, хитро посматривая на незапертую дверь.

— Повинуйся, иначе я казню тебя! Вот! — дернув щекой, пригрозил глава братства.

— Посудите сами, если я выйду из каземата, то отосланные вами правильники заподозрят неладное и вернутся. Это глупо. Ведете себя прямо как посмертие оборотившееся в первого правильника. И личину почему-то скрываете. Кажется, посмертие из всего человеческого облика не способно повторить лишь ее, — деланно сдвинул брови Пол-лица.