Верная своему решению сохранять в тайне несчастье, случившееся с Арно, Катрин в свое время сообщила Масе о смерти мужа. Ясно, что Жак Кер хотел избежать неловких вопросов, чтобы не бередить рану Катрин. И она была ему признательна за деликатность. Но не раз она встречала взгляд меховщика, в котором читала вопрос, смешанный с замешательством. Он, видимо, искал слова, хотел спросить, что она намеревается делать, как устраивать жизнь, не желая одновременно показаться неделикатным. Потом нашел выход в шутке:

— Катрин, я уже говорил, что вам следует жить на Востоке. Почему бы вам не поехать со мной?

Она улыбнулась, слегка пожала плечами и ответила:

— Потому что такие предприятия не для меня, Жак. Я должна многое сделать в этой несчастной стране. Эту борьбу, которая меня ждет, я бы охотно обменяла на все бури Средиземного моря, если бы не обязанность вести ее до конца, но решительным жестом Жак остановил ее. Она замолчала и посмотрела на меховщика. Острый взгляд Жака Кера был устремлен в темноту соседней комнаты, куда исчез мэтр Амабль, и, когда тот возвратился, он стал разговаривать с Катрин о посторонних вещах, оставив в стороне опасные темы.

Закончив ужин, он встал, протянул Катрин сжатый кулак, на который она положила ладонь, предоставляя ему честь проводить ее до дверей комнаты. Как по мановению волшебной палочки вновь появился мэтр Амабль, неся в поднятой руке свечу, и возглавил шествие на верхний этаж. Сара и брат Этьен замыкали процессию. Цыганка, едва державшаяся на ногах от усталости, с трудом передвигалась. А Катрин еще не хотелось спать. Широко раскрытыми глазами она смотрела на высокие черные тени, отбрасываемые свечой на желтую стену и вызывавшие тревожное чувство. Почему же так быстро исчезло состояние уверенности? Проклятый бриллиант сменил хозяина, ее судьба должна измениться с этого мгновения. Так что же?

Перед комнатой, которую они делили с Сарой, Жак церемонно с ней распрощался. Женщины закрылись у себя, а меховщик и монах поднялись этажом выше.

Тишина воцарилась в «Черном сарацине». Утомленная Сара, не раздеваясь, бросилась на кровать и сразу же заснула. Катрин сняла платье и тоже нырнула в кровать.

Легкий шорох у дверей заставил Катрин проснуться. Кто-то царапал дверь, и она решила вначале, что это мыши. Но нет, за дверью кто-то был. Свеча сгорела до основания, и Катрин на ощупь направилась к дверям, где вновь послышалось царапанье. Человек, царапавший дверь, явно не хотел привлекать к себе внимания. Открыв наконец дверь, Катрин увидела Жака Кера, стоявшего на пороге со свечой в руке. Он был полностью одет: шляпа на голове, плащ в руках. Прижав палец к губам, он просил Катрин молчать и, слегка подталкивая ее, уверенно вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Его лицо выражало серьезную обеспокоенность.

— Простите меня за это вторжение, Катрин, но если вы не хотите уже на заре познакомиться с тюрьмой виконта, советую вам разбудить Сару, одеться и следовать за мной. Брат Этьен уже в конюшне.

— Но… почему так поздно? Сколько времени?

— Сейчас час ночи, и я согласен, что это поздно, но время торопит нас.

— Почему?

— Потому что вид известного вам бриллианта лишил рассудка ранее честного человека. Я хочу сказать, что мэтр Амабль, закрыв гостиницу, побежал к прево, чтобы сообщить о нас как об опасных преступниках, разыскиваемых мессиром Ла Тремуйлем. Экзотический вид Сары и тот факт, что я упомянул еврея Арабанеля, добавили к его сообщению привкус колдовства. Короче, чтобы получить часть стоимости сказочного украшения, мэтр Амабль готов отправить нас в лапы палача.

— Откуда вы это знаете? — спросила Катрин, слишком озадаченная, чтобы по-настоящему испугаться.

— Прежде всего потому, что я следил за нашим почтенным хозяином, когда он вышел из дома. Его поведение за ужином показалось мне подозрительным Он то краснел, то бледнел, руки его тряслись, как листья на ветру, а взгляд не отрывался от моего кошелька. Я знаю его давно, но я научился остерегаться людей, когда речь идет о золоте. Комната, где мы поселились с братом Этьеном, к счастью, расположена над выходом из гостиницы. Я следил за ним, меня толкало на это предчувствие, и я увидел, как наш хозяин вышел, решив, что все спят. Боже, как мне не терпелось спуститься вниз. Пользуясь выступами на доме, я спустился на землю и бросился вслед за Амаблем. Когда я увидел, как он взбирается по откосу, к замку, мне стало ясно, что я был прав, следя за ним.

— А что было потом ? — спросила Катрин, дрожащая от холода, надевая платье. — Что Случилось? Вы уверены, что он нас выдал?

— Этот вопрос вы бы не задавали, увидев, как он вышел, потирая руки. Более того, я получил подтверждение того, что не ошибаюсь. На заре до открытия ворот отряд прево должен нас арестовать.

— Кто вам это сказал?

Жак Кер улыбнулся Катрин с уверенностью человека, которому угрожает тюрьма.

— В этом городе есть друзья, о существовании которых мэтр Амабль не знает. Младший сын одного из хранителей секрета изготовления ковров, завезенного Мари де Эно, — сержант гарнизона. Я смело пошел в замок и представился, не скрывая своего имени, попросив встречи с ним.

— И вам это удалось?

— Золотая монета имеет большую силу, Катрин. Оказалось, что молодой Эспера имеет вкус к коммерции. Желая сохранить клиента для своего отца, он рассказал мне о приказе, полученном им.

Катрин закончила зашнуровывать свое платье и потрясла Сару, которая не хотела просыпаться.

— Очень хорошо быть осведомленным, — ворчала она, — но это нас не спасет. Разве что у нас вырастут крылья. Я не представляю, как можно выйти из города, окруженного высокой стеной с тяжелыми воротами, хорошо закрытыми и охраняемыми. Мы попались в ловушку, потому что город, как мне кажется, слишком мал, чтобы можно было в нем спрятаться.

— Выберемся… по крайней мере, я надеюсь. Поспешите, Катрин. Брат Этьен ждет нас в конюшне.

Катрин удивленно смотрела на Жака.

— И вы рассчитываете уехать верхом? Откуда у вас такая самоуверенность? Ведь лошади не умеют ходить бесшумно! Тем более четыре!

Улыбка скользнула по лицу меховщика. Его рука легла на плечо Катрин.

— Вы доверяете мне, мой друг? Я не могу поклясться, что вытащу вас из этой ситуации. Я говорю только, что сделаю все возможное. И хватит разговоров! Идемте!

В мгновенье ока женщины собрались. Сара, чувствуя опасность, спешила уйти и не задавала вопросов. Спускаясь вслед за Жаком Кером по лестнице, она старалась ставить ноги ближе к перилам, чтобы не скрипели ступеньки. Тишина была такая, что даже дыхание казалось им громким. Когда спустились с лестницы, Жак Кер, державший Катрин за руку, быстро повел ее через гостиную к двери, выходящей во двор. Нужно было только не наткнуться на стол и скамейки. Каменный пол был безопасным — он не скрипел. Но когда Жак положил руку на задвижку двери, раздался сухой щелчок, и это заставило их прижаться к стене, затаив дыхание.

Оказалось, что это треснул сучок в камине, подняв облачко золы, прикрывавшей угли, чтобы они не потухли до утра.

Жак перевел дыхание, Катрин облегченно выдохнула. Они смущенно улыбнулись друг другу. Потихоньку, сантиметр за сантиметром, створка двери открылась. Жак поставил свечу на землю и вывел за собой Сару и Катрин, потом закрыл дверь. Под навесом, прямо перед ними из конюшни выбивался свет. Они направились туда.

— Это мы, брат Этьен, — прошептал Жак. В конюшне брат Этьен вовсю работал. С помощью тряпок, взятых в гостинице, он старательно оборачивал копыта лошадей и делал это так спокойно, словно читал молитву. Жак и Сара стали ему помогать. Через некоторое время все было готово к отъезду, и, пока Жак открывал ворота, остальные зажали ноздри лошадям и одну за другой вывели их на улицу, которая выходила к церкви Сен-Круа. Оттуда ярмарочная площадь поднималась к колокольне; далее дорога вела к замку, приземистая масса которого вырисовывалась на фоне неба. Катрин тут же стянула завязки накидки на шее. Ветер, продувавший площадь, был колючим и сухим. Город был погружен во тьму, и только около подъемного моста перед замком горел факел-светильник, блестевший в ночи, словно красноватая звезда. Цепочки домов, казалось, вытекали из мощной крепости, каменная корона которой доминировала над несуразными крышами, подпиравшими одна другую. А там дальше, возле церкви, поднимались глухие стены башни.