— Итак, теперь, когда начало положено, можем мы, пожалуйста, закончить? — спрашивает он.

— Отлично.

Мы больше ничего не говорим. Я работаю над уравнениями, стараясь как можно лучше вспомнить то, что мне объяснял Гордон. Не знаю, почему мы вынуждены изучать вещи, для которых не предназначены. Впрочем, у меня нет никакого выбора — ну, или я вручу папе Лолиту к концу учебного года.

— Время вышло, — говорит Гордон, начав собирать свои вещи. Я гляжу на сотовый. Три двадцать пять. У нас ещё более пяти минут. Я поворачиваю тетрадь к нему, чтобы он проверил мои ответы. 

Его глаза бегут по ним слева направо.

— Ты можешь быть хорошо подготовленным человеком, который не нуждается в моих наставлениях… — Он наклоняется и продолжает исправлять половину моих преобразований, ставя крошечную 2 под последним символом хлора. — Но, к сожалению, вынужден сообщить, что тебе всё ещё нужен репетитор.

— Точно.

Я стряхиваю пыль, всегда покрывавшую стулья аудитории.

— И, к твоему сведению, — говорит он, застегивая рюкзак, — я не зануда. Но если ты меня так воспринимаешь, то кто я такой, чтобы спорить?

— Хорошо. И, к твоему сведению, у меня нет множества личностей.

Я дам Гордону очко: в шутку или нет, но этот парень знает, как завести меня.

Это первое.  

Я собираю свои вещи и тщательно укладываю их для предстоящей мокрой поездки. Может быть, дождь уже утих, и я смогу медленно повести Лолиту вдоль побережья домой. Было бы так здорово оставить память о первом занятии с репетитором позади, пока моя голова не опустеет. Я надеваю куртку, держа шлем под рукой. Возможно, пора объявить перемирие и с Гордоном. Я протягиваю руку.

— Знаешь, я действительно ценю твою помощь. Извини, если мы сделали все неправильно.

Он смотрит на мою руку около секунды, затем берет её и спокойно пожимает без какого-либо давления.

— Пожалуйста. Ты тоже извини.

Он улыбается во весь рот, и, ух ты, у Гордона Спудинки есть Спу-ямочки!

Я изображаю хладнокровие, но не могу оторвать глаз от привлекательности, которая внезапно появилась из гранита и камня.

— Увидимся в следующий понедельник, — говорю я, задерживая дыхание.

— В понедельник, — повторяет он и удаляется по направлению к доске.

Я выхожу из класса, позволяя дверям закрыться с хлопком. Вау. Я не знаю, хочу ли я поскорее улизнуть или обнять его. Мне никогда ещё не было так сложно кого-то разговорить. Чувство юмора Гордона, кажется, сделано из гипсокартона, или, возможно, у него просто был плохой день. Но в этом парне определенно что-то есть. Или же я просто идиотка, запавшая на ямочки. Встряхнись, Хлоя.

Потоп остановился, но не без озер и рек на парковке. Я направляюсь к Лолите и замечаю что-то на ней. Фабричная непромокаемая ткань. Я ускоряю шаг, исследуя инопланетный объект, который кто-то имел нахальство положить на Лолиту. Всем, кто знает кого-то, у кого есть мотоцикл, известно, что они — и вообще никто и никогда! — не трогают чужой байк и тем более не кладут что-то сверху.

Я спускаюсь, чтобы снять грубую накидку. Просто скинуть и всё. Сотни водных капель сходятся и текут, обрызгивая мои ботинки. Я пробегаю руками по пламени Лолиты, чувствуя краски, которые стоят дороже, чем сумма арендной платы Сета и коммунальных услуг. Всё гладко. Никаких зарубов, никаких шероховатостей. Ничего. Она прекрасна и, к счастью, совершенно сухая.

Глава 4

Очевидно, тот, кто оставил непромокаемый брезент, не знал о базовой этике мотоциклистов, так что я не схожу с ума от ярости, а вот Сет мог бы. Я не могу забрать брезент с собой, так что аккуратно складываю его за первой колонной в холле корпуса В.

Кто же оказался настолько заботлив, что вот так накрыл Лолиту? Возможно, Рок, но вряд ли. Кроме того, я никогда прежде не видела брезента в его багажнике. Гордон пришёл мокрый, но мы точно не друзья, я для него, скорее, галочка в списке сверхурочных дел.

Ладно. Кто бы это ни был, он явно хотел сделать доброе дело.

Я еду к Року, надеясь похитить его, чтобы он помог мне с неисправностью Лолиты. Дверь его гаража открыта. Капот мустанга поднят, но другой автомобиль расположен на проезжей части, и это не Икстерра^[5] Эмбер. Именно поэтому я и не ступала за его порог годами, так что обычно мы встречаемся у меня дома, а не у него. Предпочитаю держаться подальше от его амурных похождений. Я давлю на газ Лолиты, уверенная, что он слышит меня. Мне всё равно, кто кричит в его постели, мои выхлопные трубы громче.

Следующие два часа я бесцельно катаюсь вокруг, упиваясь ревом Лолиты, как любил делать Сет. Он всегда говорил, что как только ты заводишь Харлей, тут же происходит что-то мистическое. Когда я была маленькой, то не понимала, что он имел в виду, но как только мы поставили Лолите подходящие глушители, громкость и звучание непередаваемо изменились. Глубокое рычание Лолиты словно посылало вибрации по моим ногам. “Давай, Сети, втопи!” Я вопила бы, цепляясь за его спину, а мои волосы развевались бы, как у Медузы.

По моей просьбе Сет заставил бы Лолиту ускориться. Тогда я этого не знала, но она буквально просит о скорости. Требует. Сет держался бы за руль, пока бы мы не взлетели. Жаль, я не могу сказать, что поездка с моим дядей походила на полёт, парение в небесах, единение с Землей, это было лишь царапание поверхности. Но для меня это значило намного больше.

Мистически.

Непостижимо.

Может, мистижимо?

Мама сказала бы “опасно” и “безрассудно”.

Для сестры Сета, к тому же из семьи пилотов Харлей, это самое настоящее богохульство. Она настаивает, что я пойму дихотомию, когда буду носить ребенка, рожать сквозь слезы боли и радости, кормить и растить. Тогда-то, говорит она, я начну рассматривать Лолиту как смерть на колесах. Однажды я сказала ей, что поняла её сценарий “рождения”, потому что мы с Сетом заказали шестипоршневые хромовые тормозные суппорты для Лолиты, и ждали их целых девять недель, но она не сочла это забавным.

Дело в том — и она должна это знать лучше, чем кто-либо, — если ты стал байкером, то навсегда им и останешься.

В какой-то невероятный момент ты понимаешь связь между человеком и мотоциклом, и тогда ты становишься байкером по жизни. В последнее время я начала задаваться вопросом, получила ли я это влечение к мотоциклам от общения с Сетом, или у моих биологических родителей был тот же путь. Я смирилась с тем, что никогда не буду этого знать наверняка, так как дело о моем удочерении было закрыто, то есть, мои биологические и приемные родители ничего не знают друг о друге. Но я знаю, что есть способы попытаться определить их местонахождение. Если я, конечно, когда-нибудь на это решусь.

Если бы только это можно было сделать, не причиняя боль маме и папе.

Наконец, солнце начинает опускаться за земляничным полем у моего дома. Шины Лолиты прорезают лужи после полуденного дождя, и капельки взлетают, ударяя моё лицо, словно я на сеансе иглоукалывания. Надо выжать скорость, по крайней мере, в одном порыве адреналина, прежде чем я возвращусь домой. Я переключаюсь на пятую и мчусь по последнему прямому участку дороги.

— Аиииии! — Мой крик смешивается с рёвом двигателя.

Где-то в голове я слышу, как мой дядя заливается смехом. Атта девочка, Хло.

Наша подъездная дорожка завалена грудой хлама, который папа пытается продать, решив в Новый год разобрать завалы. Но спустя три ночи хлам всё ещё тут. Его попытки освободить наш гараж от барахла матери, в то время как она отвлечена на младенцев, терпят неудачу. До малышей она никогда не позволила бы такую вакханалию, но в данный момент мама нянчит двух трехмесячных, и до всего остального ей нет никакого дела. Кроме того, кому нужно бархатное полотно с двенадцатью знаками зодиака, да ещё и украшенное пятном кофе в нижнем левом углу? Армия спасения, отец, Армия спасения.