Они вошли в круглое помещение с идеально ровными стенами. Задрав голову, Фил увидел дыру в потолке и круглый шар солнца, который резко начал темнеть. Затмение вступило в первую фазу, когда Фила и Микаэлу грубо швырнули в центр зала, где на каменном полу был вырезан таинственный символ в виде глаза с тремя зрачками. Анна как-то обмолвилась, что это был символ первой вампирской семьи. Равенство. Утерянное и забытое.

— Тысячи лет мы ждали, когда наступит этот день, — громко произнес Фульгур, обращаясь к молчаливым статуям, изображавшим вампиров из знакомых Филу семей. — День, который превратится в ночь и низвергнет старые порядки. Высохнет серый дождь, разобьется на тысячи осколков яростный изумруд, пожар рассеет молчаливую тьму, растает льдяная синева и мрачный багрянец потухнет. Настанет Алая ночь и будет она длиться вечность. И в этой ночи будет лишь один цвет — обжигающий янтарь…

— Изгои обретут семью, а те, кто её имели — потеряют, — нестройно закончили остальные Репробари. Фульгур подошел к Филу, издевательски улыбнулся и протянул ему шкатулку и короткий кривой нож, после чего отошел к лежащей Микаэле и, наклонившись, отвесил девушке сильную пощечину.

Вампирша дернулась, обвела мутными глазами подземный храм и, столкнувшись лицом к лицу с Фульгуром, злобно скрипнула зубами и дернулась, чтобы подняться. Но её ноги и руки тоже были связаны серой лентой.

— Проснись, клыкастая дрянь, — грубо бросил Фульгур, хватая Микаэлу за волосы. — Не время спать, когда меняется история.

— Ты использовал меня, — прошипела Микаэла. — Больной, злобный урод. Нечестивый фигляр с лицом, похожим на свиную мошонку.

— Использовал. Твои глаза светло-серые, Микаэла, — улыбнулся Фульгур. — Твоя кожа чиста, а лицо красиво. Тебя не проклинали и не изгоняли из семьи, как меня. Так с чего ты решила, что я должен быть честным с тобой?

— Ты дал клятву.

— Я изгой, — процедил Фульгур. — Мне плевать на клятвы вашей семьи.

— Когда-то она была и твоей! — Фил помотал головой, когда до него дошел смысл слов Микаэлы.

— Была. И она отвернулась от меня.

— Ты оскорбил главу семьи. Ты обезумел.

— Да. И мне это понравилось. Зачем сдерживаться, Микаэла? — спросил вождь Репробари. — Разве тебе не хотелось распотрошить этого молокососа? Не хотелось искупаться в его крови, горячей и соленой? Молчишь? Но я знаю ответы, потому что сам через это проходил. Я принял своего зверя, а вы прячете его внутри. Вы — пережиток прошлого, де Луна. Падаль, пресмыкающаяся перед скотом и говорящая с ним на равных. Но я исправлю это. Ты так помешана на чести и клятвах, вампирша, что забыла, с кем имеешь дело. Ты была пешкой все это время, а пешками жертвуют, когда наступает время. Да, ты помогла нам, но рано или поздно мы все равно нашли бы шкатулку с сердцем Беллариэля. С тобой или без тебя. Все это было частью великого плана, Микаэла. Злись, хорошенькая вампирша. Кричи и кусай свои дивные губки. Когда мы закончим, я, возможно, оставлю тебя в живых и дам обещанную ферму со скотом, чтобы ты жила с вечным ощущением раскаяния, пока не сдохнешь. Фремиту, положи скота на жертвенный камень и развяжи ему руки!

— Да, отец, — откликнулся тот и, неприятно усмехнувшись, подошел к Филу, после чего грубо поднял его с земли и, бросив на черный камень в центре зала, развязал ленту, которая жидкой змейкой скользнула ему в руку. Он положил рядом с Филом шкатулку и кривой нож, а потом кивнул отцу, который внимательно наблюдал за этим.

— Давай, человек. Открой шкатулку, — произнес Фульгур, подняв взгляд к потолку. — Черное солнце почти взошло.

— Иди к черту, — выдохнул Фил, но вожак изгоев был готов к этому. Он рыкнул и, схватив Микаэлу за волосы, задрал голову так, чтобы стала видна точеная шея, и приставил к бледной коже кривой кинжал.

— Неправильный ответ, человек. Вторая попытка.

— Она меня похитила. С чего мне спасать ей жизнь? — Фил охнул, когда Фульгур вздохнул и слегка надавил кинжалом. Микаэла вскрикнула и на бледной коже выступили черные набухшие капли крови. — Перестань!

— Сделай это, — процедил вампир. — Пролей свою кровь. Открой шкатулку и я оставлю её в живых. А если откажешься, я дождусь следующего затмения. Кто знает, может Микаэлу заменит Анна или твоя мать. Времени у нас будет много. Я ждал тысячи лет, подожду еще немного. Решай, человек. Время тает.

— Ты псих, Фульгур! — прохрипела Микаэла, когда нож еще сильнее вдавился в шею. — Тебе срочно нужна женщин…

— Молчи! — закричал изгой. — Не смей произносить её имя, дрянь! Я был виновен, а не она!

— Ты отвечал за свою семью. И отвечаешь до сих пор, — тихо сказала Микаэла. Фульгур снова рыкнул и повернулся в сторону Фила. Глаза изгоя горели диким, безумным оранжевым пламенем.

— Время истекло, человек. Решай!

— Твою же мать, — прошептал Фил и, закрыв глаза, резанул себя по руке кривым кинжалом. На удивление, боли не было. Лишь немного онемели пальцы, и в нос ударило мерзким запахом гнили. Приоткрыв глаза, Фил увидел, что руны на шкатулке засветились ярким золотом, куда ярче чем в замке де Луна, а потом и вовсе вспыхнули, обдав лицо жаром. Раздался тихий скрип и шкатулка словно поделилась на две половинки, которые медленно раскрылись, как ладони. В центре, на красном бархате, лежало сморщенный комок иссохшей плоти — сердце Беллариэля. Фульгур тихо рассмеялся, заставив Фила перевести взгляд на него, а Фремиту, пользуясь моментом, ловко выхватил шкатулку из-под носа и отдал её отцу.

— Слабый человек, — прошептал Фульгур, рассматривая сердце, как завороженный. — Я до сих пор не могу понять, как в вас уживается подлость и сострадание к тем, кто этого сострадания не заслуживает, — он кивнул в сторону Микаэлы, которая не мигая смотрела на Фила и в светло-серых глазах вампирши не было яда. Лишь удивление. — Она вырезала две деревни, а ты спас ей жизнь, тем самым лишив жизни свое племя.

— Каждый заслуживает второго шанса, — тихо ответил Фил, зажимая рану на руке ладонью. — Каждый, кроме вас.

— Обидно, — пожал плечами Фульгур и злобно рассмеялся. — Теперь мы напоим сердце твоей кровью и завершим ритуал, человек. Узри же то, чего никогда не видел. Как на землю опускается Алая ночь.

— Рано радуешься, — хмыкнула Микаэла, нажимая на малозаметную кнопочку на часах. — Ты забыл, что я все-таки де Луна.

После этих слов где-то в глубине одного из тоннелей раздался глухой взрыв. Он был такой силы, что с потолка на Фила посыпались маленькие камешки, а возмущенные крики изгоев вдруг стали плаксивыми и напуганными. Фульгур и Фремиту, прищурив глаза, настороженно смотрели в черный проход, а потом скрежетнули зубами, когда из тьмы тоннеля выбежала пятерка стройных девушек с серебристыми луками в руках и трое синеглазых мужчин, с пропорциями атлетов. Они зарычали и без лишних слов вломились в визжащее скопище изгоев, которые разом бросились к выходу, давя друг друга.

— Развлекайтесь, — усмехнулась Микаэла, продолжая зажимать рану ладонью. — А мне бы санавский бальзам не помешал и бутылочка хорошего вина…

Глава 8

Глава восьмая. Жертва.

— В сумке, Филипп, — поморщилась Микаэла, когда Фил присел рядом и осторожно отнял руку девушки. — Его кинжал из черной стали, пропитанной в яде Репробари. Рана заживает очень долго и если нет лекарства, то… Сам понимаешь.

— Понимаю, — кивнул Фил, копаясь в сумке, которая стояла рядом с Микаэлой. — У тебя тут несколько пузырьков. Который?

— Темно-зеленый, — хрипло ответила та, наблюдая, как лучницы с дикой скоростью выпускают стрелы в изгоев, карабкающихся по стенам к дыре наверху. Фил достал нужный пузырек и, смочив чистый платок, приложил его к шее вампирши. Та благодарно улыбнулась и поморщилась, когда бальзам начал действовать. — Черт! Словно тлеющий уголь. Спасибо, человечек.

— Тебе еще что-нибудь нужно? — холодно спросил Фил, заставив Микаэлу в очередной раз улыбнуться.

— Ты меня ненавидишь, Филипп, — констатировала она и покачала головой. — Нет, ничего не нужно. Только останови Фульгура до того, как он прольет человеческую кровь на сердце и проведет ритуал. Найди Анну. Она, наверняка, где-нибудь поблизости. В одиночку ты против Репробари не выстоишь.