— Вот суметь бы заснять на кинопленку сегодняшний бой, и для молодых пилотов это было бы наглядным пособием высокого искусства истребителя.

Теперь на боевом счету Павла было семь стервятников, уничтоженных лично, и девять — в группе.

— Если бы они все враз атаковали, — заметил Пологов, — то, конечно, едва ли мне пришлось бы с вами ужинать сейчас… Но у них не хватило сметки, да и, видать, не выдерживают они сильных перегрузок. В общем, не тот фриц стал попадаться, что в начале войны.

— Да и мы уже не те, Павел Андреевич, — удовлетворенно резюмировал Варчук.

После полудня на командном пункте по радио раздался позывной:

— Береза! — Я — пятьдесят пятый. Ведем бой. Кончается горючее. Высылайте подмогу!

Это взывал о помощи Сорокин.

Примерно час назад они с Урядовым отправились на прикрытие наземных войск. Там, у передовой, и завязалась схватка с Ме-109.

Бой затянулся. Выходящих из схватки фашистов в воздухе заменяли новые, поддерживая таким образом численное превосходство. Урядов и Сорокин из последних сил отбивались от наседавших «мессершмиттов». Приземляться же они не решались, чтобы не стать легкой добычей для врага.

Сигнал о помощи точно подбросил Пологова. Мгновенно он оказался в кабине самолета и прокричал в микрофон:

— Я — Береза! Пятьдесят пятый, иду к вам.

Пологов подоспел вовремя. Приняв атаку фашистских истребителей на себя, штурман дал возможность друзьям уйти к аэродрому. Вскоре к Павлу присоединились еще два истребителя, и гитлеровцы пустились наутек.

И все же исход схватки оказался не совсем благополучным: Урядов на стометровой высоте остался без горючего. Вместо того чтобы планировать с заглохшим мотором и посадить машину на «живот», как предусмотрено наставлением, он совершил ошибку, выпустив шасси. Зацепившись ими за перила деревянного мостика (недалеко от аэродрома протекала речушка), он скапотировал[7] и поломал самолет. Урядова на «санитарке» увезли в госпиталь с поврежденной рукой и разбитым затылком.

Сорокин приземлился на последних каплях бензина. Однако, разгоряченный боем, он не рассчитал посадку, проскочил летное поле и, разметав один стог сена, винтом уткнулся в другой.

…К ноябрьским дням комсомольцы выпустили «Боевой листок» и вывесили его у входа в столовую. В центре — пологовская фотография. Маленькая статейка под названием «Наш лидер», написанная Хасаном Салаховым, рассказывала о нескольких случаях, когда штурман, рискуя собой, выручал друзей-однополчан. Заметка заканчивалась стихами Твардовского:

Погода стояла прескверная. Тяжелые чугунные тучи заволокли небо. К полудню ветер утих, видимость улучшилась, на горизонте появились просветы.

Механики и техники, поистине не знавшие ни сна, ни отдыха, как всегда, возились у самолетов… Летчики томились в хатах на краю села: кто забивал «козла» или склонился за шахматной доской, кто читал, кто писал весточку домой. В такую непогодь о полетах не могло быть и речи.

И вдруг поступил приказ: послать на разведку опытного истребителя. По предварительным данным, противник вел перегруппировку сил, продвигаясь в направлении Харькова. Требовалось срочно проверить информацию, полученную командованием.

В неблагоприятных погодных условиях справиться с этой задачей мог только смелый, отлично подготовленный летчик. Варчук прекрасно понимал, на какой риск должен послать человека. Он вызвал по телефону дивизию, попытался очень корректно объяснить начальнику штаба обстановку.

— Надо, — настаивал голос на другом конце провода.

Варчук зажал ладонью микрофон трубки, шепнул Пологову:

— Что будем делать?

— Разреши мне, Коля…

— На задание вылетает флаг-штурман, — доложил Варчук.

В армии Пологова считали не только отважным воздушным бойцом, но и хорошим разведчиком. Он все чаще и чаще вылетал на свободную «охоту» и в тыл противника за свежей информацией. Совершив ряд удачных поисков, Павел доставил штабу ценные сведения. Об этом писала в передовой статье армейская газета «Крылья Родины». В пример приводились действия истребителей, успешно ведущих разведку и свободную «охоту». Рядом с бывалым истребителем флаг-штурманом Пологовым стояли фамилии его учеников: Шешени, Калинина, Сорокина.

Получив «добро» начальства и переговорив с метеослужбой, Павел привычно проложил на карте маршрут. Синоптик предупредил, что слоисто-кучевую облачность, нижняя кромка которой не превышает двухсот — трехсот метров, можно пробить на высоте не менее двух километров.

Сначала Пологов летел, словно в молоке. Над городом Люботин в глаза ему брызнули солнечные лучи. Вдали плыли облака. Они то вытягивались пушистыми слоями, то громоздились огромными причудливыми айсбергами. Но любоваться ими было некогда. Пришлось опять окунуться в белую пелену. Вырвавшись из облаков вторично, Павел принялся рыскать вдоль и поперек нужного ему квадрата, пока наконец не обнаружил помеченную на карте развилку дорог. По шоссе вытянулись колонны мотопехоты, артиллерии и крытых автомашин. Пологову предстояло определить количество вражеской техники, живой силы и направление их передвижения.

Прячась за тонким слоем облаков и ведя наблюдение сквозь просветы, разведчик без помех пролетел вдоль всей пятикилометровой колонны гитлеровцев.

«Не возвращаться же обратно с полным боезапасом», — подумал Павел.

После первой атаки Пологова фрицы открыли бешеную пальбу по предполагаемому пути истребителя. Но опытный летчик, входя в облачную завесу, мгновенно бросал машину в сторону или разворачивал ее на сто восемьдесят градусов, запутывая гитлеровцев. Вываливаясь затем там, где его совсем не ждали, он поливал их свинцом и вновь скрывался в облаках.

Горючего оставалось в обрез. Летчик лег на обратный курс. Недалеко от своих позиций Пологов наткнулся на немецкого разведчика «Хеншель-126». На него пришлось израсходовать весь остаток боекомплекта. Разведчик исчез в тучах.

Глянув вниз, Павел встревожился: земля быстро окутывалась мглой. Как же он сядет? Включив радио, поспешно запросил Березу-один. Ему ответили:

— Тридцать первый, следи за ракетой. Полосу обозначим кострами.

В мутном небе одна за другой вспыхнули зеленые ракеты. Затем Павел увидел мигавшие во мраке, точно светлячки, четыре огненные точки. «Аэродром!» И вдруг светлячки, будто по команде, сверкнули ярким пламенем. Видимо, услышав шум мотора, в костры плеснули бензин.

Пологов уверенно посадил самолет и выключил двигатель. В наушниках раздался голос Варчука:

— Порядок!

Командир полка, выслушав доклад штурмана, пожал ему руку и порадовал:

— Только что из стрелкового полка сообщили, что в районе передовой разбился «хеншель». Выходит, верно говорят, что в мутной водичке неплохо рыбка ловится, — Варчук дружески хлопнул штурмана по плечу.

Едва Пологов вышел из штаба, как увидел поджидавшего его Григория Кучеренко.

— Ну как, Павел Андреевич, не увязли в этой простокваше? — мотнул головой вверх.

С некоторых пор между Пологовым и Кучеренко незаметно стали складываться близкие, дружеские отношения. Летчики знали друг о друге почти все: и кто где родился, и кто чем занимался до войны, и у кого кто остался дома. И когда кто-нибудь из них получал письмо, то читали его обычно вдвоем. И оба одинаково радовались, если долгожданный треугольник приносил приятные вести. А если сообщение оказывалось не из радостных, то и тут вдвоем было легче: тревоги и волнения переживаются не так остро, если их делишь с кем-нибудь пополам.

Пологов был лет на десять старше Кучеренко. Немудрено, что Григорий часто обращался к нему то за советом, то за помощью. Вот и сейчас, пройдя рядом со штурманом несколько шагов, он остановился: