— Я… — растерялась мама.
Заглянула ей в лицо и осеклась. Из ее глаз на меня в упор смотрела такая знакомая мне боль. Да, этой ночью многие так и не легли спать.
— Завтрак, вот.
— А где папа? — главный вопрос на сегодня.
— Они еще на стене, но скоро Генри должен прийти домой отдохнуть. Я тоже домой, Риа.
Хищники задают свой ритм, скоро все перейдем на ночной образ жизни.
— Да, а я в «Шмель».
— Присмотришь за Финном как вернешься?
— Конечно, один мой глаз всегда для него, — неуклюже пошутила. Хотелось подбодрить и успокоить, но как это сделать, если у самой, с самого утра, ни бодрости, ни покоя?
Умывание холодной водой освежило, но не сильно. Мятые брюки и рубашка, которые я не потрудилась снять перед сном, наспех переплетенная коса, как-то совсем не до красоты сейчас. И времени забежать домой и переодеться не осталось, Бертон давно ждет. Воины после ночи наверняка голодные не меньше смолгов.
Такая жизнь, точнее выживание, продолжалась два дня и две ночи. Я даже успела привыкнуть.
Рано утром готовка на кухне таверны вместе со стариком Бертоном и его женой Софьей. Молчание, короткие просьбы-указания, руки делают знакомую с детства работу. Потом отнести готовую снедь в сторожку, накрыть на стол, и опять-таки в тишине сидеть и ждать, пока воины насытятся. Вымотанные мужчины лишь коротко благодарили, не разговаривали между собой и тем более не делились новостями со мной.
Один из воинов, с русыми усами и бородкой, заснул прямо за столом, с ложкой, сжатой в кулаке. Я подпрыгнула на месте от неожиданно раздавшегося стука, с которым его лоб встретил столешницу, чудом миновав миску с супом.
Дорога в таверну и обратно в храм давала возможность хоть немного отдохнуть и проветриться. Отвлечься все равно не получалось, паника в глазах встречных и сам город не давали забыть о тех, кто придут с темнотой.
Толстые глухие ставни на окнах домов, закрытые и пустующие лавки. Ветер гоняет сухую листву и мусор по давно не метеным улицам, сам воздух пропитан тягостным ожиданием. А в небе, в голубом и безоблачном осеннем небе, ярко светит солнце.
Я поворачивала в сквер перед закрытой школой и шла к огромному клену, уже успевшему скинуть почти все листья. На одной из его толстенных голых веток висят качели. Вешали для младшеклассников, сейчас же их беззвучно качает ветер.
Сесть, взяться руками за веревки, раскачаться и запрокинуть голову к небу. Я могла бы просидеть так целый день. Забывшись, потерявшись в воспоминаниях и бесконечной голубизне небосвода.
Это единственное, в чем потакаю собственному «хочу», единственный доступный мне способ сбежать от реальности. Все еще скучаю по Рою? Нет, я же его отпустила. От-пус-ти-ла!
Большую часть времени проводила с детьми. Правда, под конец второго дня все больше взрослых перебирались в храм и порядка в нашем «сумасшедшем садике» прибавилось. После впечатляющей воспитательной речи одного воина из дружины, чей восьмилетний сын вместе с Финном продолжал лоботрясничать, дисциплина стала на порядок лучше. Иначе не выжить, — сказал воин. Иначе хаос и паника.
Храм самое прочное и большое здание в городе. Толстые каменные стены, окна только высоко под потолком, сухой и вместительный подвал. Если смолги проникнут в город, женщины и дети останутся здесь, за запертыми изнутри дверьми.
А сегодня я почти искренне посмеялась. В священное место покоя и молитв, место тихого разговора с самим собой, со своей душой и Матерью Богиней, привели три коровы, куриц и две свинки с повизгивающими розовыми поросятами. В подвале запасли сено, построили загоны, занесли припасы воды.
Девочка, в первый вечер плакавшая о потерянной кошке, не выпускала свою вновь найденную и присмиревшую Тоню из рук. Моя Синя тоже не осталась сидеть в пустом и нетопленом доме. Каждый вечер крутилась вокруг общего стола, а вчерашней ночью пристроилась спать над моей головой, то и дело, сползая на лицо и затрудняя дыхание.
Домашних животных не гоняли даже самые строгие блюстители порядка. Питомцы дарили ту небольшую радость, что пока еще была нам доступна. К тому же, раз приручили, то в ответе. Хотя и неизвестно, поможет ли животным наша защита. Скорее всего, нет. Может, лучше отпустить? Прогнать любимых кошек и собак, чтобы успели убежать подальше?
Какое все-таки горькое слово — отпустить.
Снова неумолимо наступала ночь. Четвертая, проведенная в храме, на расстеленных вдоль стены матрасах, среди таких же как я — уставших и трясущихся от страха горожан. Никогда так не боялась наступления темноты, как в эти четверо суток. Я вообще мало чего боялась, в той, прошлой жизни. Не умела.
Надежды на глубокий сон без сновидений оказались напрасны. Для всех.
Сидела рядом с Леной, облокотившись спиной о холодную стену. Мы ели свои порции вечерней каши с тушенкой. Разговаривать не было сил. Редкие минуты покоя, скоро дети прожуют и их ротики снова будут свободны говорить и спрашивать. После порции каши потребуют порцию сказок. По-другому их спать не уложить.
— О Мире знаешь что-нибудь? — вдруг спросила Лена.
Нет, я не знала. И если честно, и не вспоминала о соседке все эти дни.
— Нет, а что?
— Да так… Услышала тут краем уха, Валентина с одной из женщин обсуждали.
Лена не похожа на любительницу сплетен, не стала бы просто так заводить этот разговор. Она уставала не меньше меня, а может, и больше. Дети ее любили и если выбирать, к кому обращаться со своими проблемами, выбирали ее, а не меня. Такому вниманию не позавидуешь.
Поэтому ее вопрос насторожил.
— И что с ней?
— Да так, — Лена замялась. — Вроде бы она пьяная в зюзю была. Вчера ее отец рано утром вернулся домой со стены и застукал… В общем, помнишь Рика с Ричем?
Я кивнула, забыв донести ложку с кашей до рта. Помню, как не помнить. Меня однажды с Ричем за одну парту посадили, сидела и терпела целый день. Пока не озверела и не порвала толстую библиотечную книгу, стуча ею о пустую голову парня.
— Они в доме такое устроили… Там вроде бы еще пара девчонок и незнакомых мне парней было. У Миры же только папа, а его сейчас сутками дома нет. Вот ей в голову и ударило, наверное.
Тот самый «пир горой», о котором говорила Мира? Что же, она сделала, что хотела.
— Парням сильно досталось от ее отца. Мама Рича плакалась, что ее мальчик сегодня ночью тоже на стене будет. Мальчик, представляешь? Лоб здоровый!
— Ну да… — только и нашла я, что ответить.
Мы доели, и когда уже собрались вставать и собирать грязную посуду, Лена ни с того ни с сего рассмеялась. Тихо и не очень весело.
— Ох Риа, Риа! Все такая же. Я думала, ты хоть с ней дружишь, — объяснила в ответ на мой вопросительный взгляд.
— Что значит, хоть с ней?
Я опешила, никогда не думала, что Лена обо мне такого мнения.
— Да ладно, не обижайся. Просто, может, сейчас пойму, кто тебе интересен. Ты же никогда с нами особо не общалась, не говоря о дружбе. «Привет-пока» и все. Неужели тебе и в самом деле никто не нужен?
Не нужен? Три ха-ха.
— Извини. Не думала, что со стороны это так смотрится, — сказала, не глядя на нее.
Лена не стала настаивать на ответе на свой вопрос.
Дети уснули поздно. Сегодня будто злые духи между людьми летали, нашептывая, науськивая. То одна женщина не то что-то скажет, обидит, напугает непреднамеренно, то мальчишки перепалку затеют. Или ребенок в истерику впадет, и все остальные подхватят. Одной искры достаточно, чтобы разгорелся пожар.
Уже за полночь я поднялась на галерею, подвинула Финна на длинной скамье, и выглянула в окно. Из него видны пара длинных улиц, перекресток и небольшой отрезок городской стены. Брат торчал здесь много часов подряд, согнать его с наблюдательного пункта задача невыполнимая. И я, и мама пытались. Не шилом, так мылом — он все равно оказывался у заветного окна. А я, едва выглянув наружу, тут же пожалела о своем порыве.
Родной город узнавался с трудом, пустынные улицы, заколоченные окна и двери. На стенах домов факелы, красные метающиеся всполохи в черноте. В отдалении виднеются фигуры людей и цепочка огня, факелы установили по всей стене. Тридцать обученных воинов ничтожно мало, чтобы справляться с натиском зверей. Им помогают остальные мужчины, юноши и старики, способные держать оружие. Но не уверена, что помогают они больше, чем мешают. Тот же Рич — за ним самим, так же как за Финном, следить надо. А то еще за стену вывалится… Богиня!