***

В дорогу с собой следует брать только необходимое. В прошлый переезд Энринны, например, этим необходимым являлось лишь платье, да и то сидело на ней. В этот раз она готовилась к дороге обстоятельно.

Почти вся одежда, что у нее успела накопиться за годы проживания в Ринее, влезла в одну тряпочную сумку. Совсем уж старые и потрепанные вещи остались в шкафу, вместе с постельным бельем. Во вторую сумку Энри водрузила пару чашек и ложек, чернильницу, оставшиеся у нее листки пергамента, все накопившиеся сбережения и дефилию. Она же не могла ее оставить?

Ей осталось всего лишь отнести заявление Дини, и можно будет ехать. Милейшей души магичка даже подсказала, где можно взять карету — по небольшой цене.

И Энри воспользуется ее советом.

Пусть Дини злорадствует дальше. Главное, чтобы это злорадство не перекинулось на Телль, вспоминать о которой Энринне было больно до сих пор. Да и разве можно легкомысленно думать о том, что ты вновь теряешь собственную дочку?

Собрав сумки, Энринна внимательно огляделась вокруг. Вот какой он, ее маленький уютный дом. И с отъездом хозяйки он почти не изменится: все те же фарфоровые белые чашки, красное покрывало, витающий в воздухе запах покоя.

Он стал ей родным, этот дом, и поэтому Энри даже не думала о том, что нужно его продать. Пусть остается. Пусть в нем витает дух Энринны.

И, если вдруг что-нибудь случится, он будет ждать ее.

Конец третьей части.

Эпилог

Переезд прошел вполне успешно. Может быть, потому, что Энринна хорошо к нему подготовилась? Или потому, что она холодная и бесчувственная, как ледышка, и поэтому неспособна испытывать эмоции и, например, переживать из-за оставленной в карете перчатки?

Она ведь об этом пыталась сказать на их последней встрече Лэру. Её личному теплу, ее солнцу — закатному, согревающему, но не сжигающему дотла.

Может быть, когда весь лед ее души растает, в глазах Энринны будет виднеться небо?

Или это небо виднеется в ее глазах уже сейчас? Так говорила Мира. Интересно, как там она? Смогла полюбить того мага? Или она любила его ещё тогда, когда приходила к Энри, но боялась в этом признаться — не столько вире, сколько самой себе?

Вокруг раздавалось множество голосов, летали улыбки и разочарование, перемешиваясь с крупными белыми снежинками, и Энринна плотнее куталась в меховую шубку. Плащ пришлось убрать сразу по прибытии сюда — на севере уже наступила настоящая зима.

Кареты то подъезжали, то отъезжали; из них выходили люди и маги, усаживались новые, но Энринна никак не могла заметить знакомые ярко-рыжие волосы. Почему же его нет? Опаздывает? Пусть опаздывает, главное, чтобы с ним ничего не случилось! Может, их карета встретилась с метелью? Или на нее напали разбойники?

Голыми пальцами Энринна коснулась горячего лба.

Надо успокоиться. Все обязательно будет в порядке. Энри ведь в это верит. Лэр сообщил, что едет — конверт с письмом плюхнулся прямо на стол новой квартиры Энринны, влетев в приоткрытое окно. Сначала Энри очень удивилась, увидев его, а потом вдруг поняла, что это.

Венитор называл такие штуки магическими открытками. Вернее, это была и не открытка — просто короткое сообщение, из-за которого Энринна и оказалась здесь.

Очередная серая карета проехала мимо, но Лэр так и не появлялся. И где же его рыжие волосы? Энри так хочется их увидеть!

Она повернулась, будто почувствовав чей-то взгляд, и улыбка сама собой появилась на ее лице. Следом за ней выступили слезы.

Он приехал.

Он обещал, что приедет, и приехал. А ещё сделал так, чтобы Энринна не смогла его узнать! Ну как так можно?

Лэр приблизился к Энринне и взял ее за ладони, согревая их своим теплом. Потом спросил совсем обыденно, будто и не было того расставания длиною в неделю:

— Ну и почему же ты без перчаток? И без головного убора? Теперь ругаться буду я. Я ведь в шапке, как ты и просила. Опять переживаешь обо всех, кроме себя?

Его голос вире было до безумия приятно слышать.

— Нет, — Энри покачала головой из стороны в сторону.

Ей очень хотелось спросить, как у него дела. Не сказала ли что-то по поводу его ухода Дини. Видел ли он Телль. Как жил эту неделю?

Но сделать это Энринна не успела.

Шапка, до того надетая на голову Лэра, оказалась на Энринне, и вира смогла лицезреть такие привычные рыжие волосы. Она приоткрыла рот, возмутившись, и спросила:

— Ты что творишь такое?

— Грею тебя, — серьезно ответил Лэр.

— Ну… — протянула Энринна. — Мне наверняка совершенно не идет эта шапка.

— Как будто это важно. Тебе тепло, а на то, что подумают окружающие — идет тебе эта шапка или нет — нужно плевать с высоты птичьего полета. Тем более, такой холод, — Лэр поднял глаза, разглядывая темное небо. — Даже птицы предпочитают отсиживаться в собственных гнездах.

— Потому что уже поздно, — заметила Энринна с некоторым укором.

— Вот именно, — подхватил Лэр. — Уже поздно, а мы до сих пор на улице. И ты продолжаешь мерзнуть из-за моей задержки. Пойдем. Где ты остановилась?

— Я сняла квартиру… — протянула Энринна. — В трехэтажном доме. Тут грио три-четыре пути. Пойдем?

— Шустрая ты, — Лэр улыбнулся. — Пойдем.

Энринна почувствовала взгляд в спину. И кто мог на нее смотреть? Она ведь уже встретила Лэра. Не выдержав, Энри обернулась; Лэр, кажется, что-то спросил, но вира не обратила на это внимание. Она со всей внимательностью разглядывала женщину с золотыми кудрями.

Она отлично помнила ее.

Тогда, в лесу, с Кирмой, они и встретились... Женщина ещё говорила о том, что ее дочка была бы такой же, как Энринна.

Магичка зазывающе махнула рукой.

Или это была не магичка?

Глаза у той женщины оказались такими же льдинисто-голубыми, как те, что Энринна порой видела в зеркале. И в голову проникла догадка: неужели?..

Это будет слишком смешно.

Но Энринна привыкла смеяться над тем, что вытворяет с ней судьба.

— Пойдем,— произнесла она, схватив Лэра за запястье.

— К ней? — кивнул на златокудрую маг.

— К ней.

Она несколько изменилась за время, прошедшее после их первой и, пожалуй, единственной встречи. В уголках глаз появились морщинки. Теперь по человеческим меркам ей можно было дать лет тридцать восемь. Женщина куталась в белую шубку, а на ее голове красовалась такая же белая шапка.

А на голове Энринны — шапка Лэра.

Вира быстро стянула ее с волос и протянула Лэру. А потом, ведя мага за собой, потянула его к женщине.

— Здравствуй, — произнесла златокудрая с улыбой. Голос ее звучал спокойно и несколько умиротворенно. С мудростью. А в ушах виднелись сережки с жемчугом, ужасно ей идущие.

— И все-таки, это — ты? — не отвечая на приветствие, спросила Энринна.

Ей очень важно было узнать правду.

А ещё сейчас она, кажется, понимала Телль. Понимала как никогда.

— Это — я, — согласилась женщина. — Меня зовут Мариэттой.

— Энринна, — представилась вира.

— Я знаю, — Мариэтта улыбнулась.

Теплая ладонь Лэра коснулась пальцев Энри, и вира бросила на мага благодарный взгляд. Потом вновь посмотрела на Мариэтту и произнесла:

— Приятно было познакомиться. Всего хорошего.

Наверное, это звучало слишком холодно.

Но Мариэтта поймет. В глазах у нее точно такой же лед, как у Энринны. Не растаявший.

— Энринна? — раздалось за спиной. Уверенный голос явно принадлежал мужчине и казался Энри смутно знакомым. Или хорошо забытым.

Да что же это такое! Энринна вновь обернулась. А потом замерла, не веря своим глазам.

В черных волосах увиденного ей вампира появились серебряные нити. Он был одет в плащ, и хотя Энринна видела этот плащ впервые, сразу поняла, что он может принадлежать только этому вампиру; в нем присутствовали детали, присущие именно ему: воротники стойкой, манжеты на рукавах, брошь с черными корнями, прикрепленная к груди.

Так задумано, верно? Ее хотят разыграть? Не может быть столько встреч — и в один вечер!