Ариадна уже почти допила замечательный чай, как зазвонил телефон.

 –  Как поживаешь, Адская?

 Это был Серафим, ее университетский друг, пожалуй, единственный друг.

 –  Сижу, пью чай, ангел мой.

 – Ты как тот китаец из анекдота, детка. Слушай, я от скуки песенку сочинил, мартовскую. Сумерки.

 И он спел:

 Пел он славно, за окном уютно смеркалось, и Ариадна заслушалась.

 – Очень мило, дорогой. Это про нас с тобой. А кто Шляпник?

 Они поболтали ещё минут десять и договорились о встрече. Ариадна вымыла чашку и подошла к окну.

 Только что выпавший мокрый снег был не белым, даже не молочным, – сливочным. И по этим свежайшим вязким сливкам вяло бежала большая чёрная собака. Женщина подумала, что чёрный длинноносый пёс на белом снегу очень напоминает ворону. Псина остановилась, подняла морду, посмотрела женщине прямо в глаза, задрала лапу, вызывающе пописала на ножку фигурной скамьи и, не торопясь, потрусила дальше.

 А к весне что-то стало происходить. Оно, собственно, и раньше происходило, но было каким-то всеобщим, глобальным каким-то, всемирным и планетарным, а значит, совершенно не впечатляющим конкретного, отдельно взятого обывателя.

 Потому что одно дело – когда природа злобным псом срывается с цепи и бросается на цивилизацию ураганами, тайфунами и землетрясениями, то принося летний снег в Европу, то превращая Сибирь в Сахару, то смывая целые американские штаты и японские города. И совсем другое дело – когда лично ты отправился порыбачить всласть на родной Дон, а вместо долгожданного ерша выловил негаданного крокодила.

 Или решил побаловать себя в летнюю жару купанием в милой сердцу Великой Реке и стоял себе по пояс в желтенькой водичке, радовался прохладе, с удовольствием разглядывая кружащих вокруг мальков, а очнулся в больнице и там узнал, что это были пираньи.

 Тут уж всякому станет ясно: непорядок в природе, и большой непорядок! И этим вечно орущим зеленым нужно не малиновой краской песцовые шубы обливать, не магазины с крокодиловыми туфлями и жирафьими саквояжами громить, а следить, чтобы всякие там анаконды по московским подъездам не шастали, а жили бы там, где им, анакондам, полагается вместе с неподобающими нашим мирным краям крокодилами и злобными иноземными мальками.

 Печально, когда то и дело падают самолёты, постоянно сходят с рельсов поезда, слишком часто тонут теплоходы, все время переворачиваются туристические автобусы. Но осознать изъяны транспортной системы куда легче, когда видишь в окно собственной кухни, как соседская девица битый час не может въехать в просторный гараж. Или когда пытаешься понять, чем именно ведет маршрутку водитель, который одновременно считает деньги, отрывает билеты, курит, разговаривает по телефону, пьет чай и лается с пассажирами из-за того, что совсем не знает маршрута.

 Плохо, когда бесится рынок. Но ведь тот, кто теряет на этом миллиарды, сам виноват: игра – она и есть игра, до добра не доведет, играешь ли ты в очко или на понижение котировок нефти. Приличного же человека мировые экономические неурядицы начинают волновать лишь постольку, поскольку обнаруживает он, что любимое им пиво стало стоить дороже на целый рубль, а свой рубль – он куда ближе чужих миллиардов. Да и вообще, скажите на милость, почему все эти проигравшиеся на заморской бирже должны решать свои собственные иностранные проблемы за наш личный отечественный счет? Да ещё и мешать нам пить на свои кровные, безо всяких игр заработанные то, что нам заблагорассудится?

 Нехорошо, когда сходит с ума старенькая культура, воображает себя тинэйджером и пускается во все тяжкие. Но, если положить руку на сердце, то когда она, культура эта, нормальной-то была? Так что пусть себе сходит в свое удовольствие, все равно давно уже там. А вот когда любимая дочь-подросток возвращается домой с ультрамариновыми волосами и антрацитовыми губами, когда старательно истязает почти детское тело своё булавками, испещряет его многочисленными дырками и страшненькими картинками, то тут впору и призадуматься.

 И спросить разных там культурных: что же эдакое творится с культурой? И не стоит ли людям культуры, всем этим странненьким, всем этим хилым выпендрёжникам, всем этим очкарикам-ботаникам, наконец-то заняться делом и привести культуру в норму? Ведь в нормальном государстве сумасшедшей культуре не место. И уж где-где, а в культуре все должно быть в порядке, все по своим местам, с табличками и под колпаками. А дома культуры – это вам вовсе не желтые дома.

 Неполезно миру есть генномодифицированные продукты и пить загрязненную химикатами воду, это, конечно, факт, от этого вон и мыши потомства не дают, и тараканы с кухонь разбежались. Но только разглядывая собственную лысину и поглаживая отрастающий животик, стопроцентно убеждаешься: плохие, плохие продукты, отвратительная вода, жалко мышей, правы тараканы!

 А людям впору у себя на балконах экологически чистую картошку выращивать и собственных коров в коридоре разводить, потому что всё остальное загрязнено до безобразия, и решительно некуда податься, чтобы обнаружить чистый продукт. И нечего все время кричать обо всяких инновационных инновациях и разных там нано-бананотехнологиях, если наука до сих пор не может справиться ни с животиком, ни с лысиной хорошего человека.

 Негоже, что всюду коррупция, что всем правит мафия, что грабят, воруют, тащат и несут. Да столько, что не устаешь удивляться: как это на всех хватает, и откуда оно берётся? Но по-настоящему понимаешь, что воруют из-под самого носа, осознаешь, что прут именно у тебя, когда видишь яркие кленовые листья, закатанные в ещё горячий, но уже мокрый осенний асфальт, напоминающий ледяную поверхность пруда с вмерзшими в него любопытными рыбами. И себя ощущаешь такой же вот рыбой, глупой и молчаливой, навсегда застрявшей во льду нашей действительности.