Вера, милая! Ты нужна мне здесь, рядом со мной, и нигде больше. Ты нужна мне реальная, а не призрачная. Я хочу, чтобы моя любовь сидела рядом со мной у костра, чтобы она грела мои обмороженные ноги, чтобы она ползла со мной по берегу реки, чтобы я мог передать ей карту открытого месторождения и умереть спокойно, зная, что моя любовь вынесет карту к людям.

Но нет, мне некому передать карту. Моя любовь оказалась нереальной. Не знаю почему, но я снова вспоминаю Германа. Я завидую ему…

Кажется, я теряю сознание… Да, я теряю сознание… Нет, оно вернулось. Я завидую Герману…

Нет, еще рано вешать нос. Надо идти, брести, ползти, цепляться, перекатываться.

Может, это моя последняя запись…

Нет, не последняя. Я еще жив. Что же делать с картой? Ее ведь ждут в экспедиции.

Часто впадаю в забытье, подолгу дремлю, лежа на снегу. Мне снятся взрывы кимберлитовых трубок, извержения алмазных вулканов. Алмазы летят, сыплются прямо с неба, за ними не надо ползать по тайге. Все время идет нескончаемый алмазный ливень. Он затапливает все вокруг на десятки километров…

И еще мне снятся города — большие новые города в тайге, в которых стоят белые дома, зеленеют газоны, по улицам бегают дети и медленно ходят влюбленные…

Ног не чувствую.

Если выползу, наверное, отрежут…

Чертовски живуч человек! Я ползу, поднимаюсь на колени, падаю и снова ползу. Может быть, еще выползу. Я все-таки люблю тебя, Вера. С этой мыслью мне легче двигаться.

Я сделал шалаш. Здесь буду умирать. По шалашу скорее найдут и меня, и карту…

Многое надо сказать, а сил уже нету. Всегда, когда наконец поймешь что-то большое, кончаются силы. Все силы уходят на то, чтобы понять что-то большое…

Да, алмаз, наш поединок с тобой идет к концу. Ты все равно проиграл. Все равно сюда придут люди. Они придут за мной. Они будут искать меня и найдут карту. Они построят здесь город, и мы встретимся в этом городе— Сергей, Герман, Таня и я. Мы пойдем по его улицам на центральную площадь и останемся там. Навсегда…

…Слышал голоса, лай собак… Выполз — нет, показалось… Снова лежу в шалаше. Мороз утихает. Последней спичкой зажигаю костер. Гореть ему недолго… Эх, Вера, как ты была нужна мне здесь! Как мне нужна была любовь-помощница, а не любовь-игрушка. Видно, не судьба…

Прощай, алмаз… Ты долго сопротивлялся. Ты был сильным противником. Спасибо тебе!.. Ты не позволил моей жизни быть спокойной и мелкой. Ты все время звал меня. Я слышал твой зов всегда. И вот я пришел к тебе. И остаюсь с тобой. Благодарю тебя, алмаз, спасибо тебе…

…Последний раз проверил карту. Все в порядке — она на груди… Прощай, Вера. Прости мне мою жизнь с тобой.

Вера, обязательно найди… адрес Таниной матери… напиши ей… и про Германа тоже…

Тому, кто найдет меня первый… Сначала карта… немедленно передать геологам… Ходатайствую перед правительством — памятник Герману и Тане в будущем Алмазограде… Проща…

…Жить хочется, В…»

Тарьянов перевернул последний лист и отложил письмо в сторону. За окном давно уже светлел день, — мы и не заметили, как пролетела ночь.

— А лай собак и голоса он действительно слышал? — спросил лохматый геофизик.

— Костю нашли весной, — сказал Тарьянов, — всего в десяти километрах от эвенкийского стойбища. Так что ветер мог доносить до него эти звуки. И, наверное, не один раз. Ведь Костю нашли не в самом шалаше. Он выполз из него и двинулся по направлению к стойбищу. Но прополз мало — шагов десять — пятнадцать — и замерз… Эвенки в то лето, когда нашли Костю, не встретили никого из геологов. Они ушли кочевать в тайгу и, конечно, не могли видеть катера, все лето ходившего по реке мимо места старого стойбища. Экипаж искал пропавший отряд… Только на следующее лето эвенки через кого-то сумели передать все Костины бумаги в экспедицию. Открытая отрядом Сабинина в Заполярье алмазная трубка два года оставалась неизвестной. Когда к ней снова пришли геологи, чтобы проверить Костину карту, в Якутии уже было известно несколько таких кимберлитовых трубок. Судьба других поисковых отрядов оказалась более счастливой…

Тарьянов спрятал в полевую сумку письмо и сказал:

— Вокруг трубки Сабинина открыли потом еще несколько коренных месторождений. Сейчас там идет большое строительство.

— А памятник Герману и Тане?

— Четыре улицы в Алмазограде названы именами участников сабининского маршрута, — сказал Тарьянов. — Есть и проект памятника. Несколько молодых скульпторов хотят поставить его на скале над рекой в двух километрах от города. Чтобы видно было издалека…

— Здорово! — тихо сказал лохматый геофизик. — Как хотел Сабинин. Навсегда…

Неожиданно над крышей дома раздался знакомый урчащий звук мотора, и по окну пробежала огромная черная тень. Это шел на посадку самолет, возвращавшийся в Иркутск из Заполярного алмазоносного района. Мы знали, что туда летчики возят стальные конструкции для строящегося в Алмазограде горного комбината, а обратно всякий раз возвращаются порожняком и поэтому всегда бывают рады транзитным пассажирам.

Мы поблагодарили радиста Ивана Семеновича за гостеприимство и стали собираться в дорогу.

— ТОЛЬКО ТЕЛЕГРАММЫ —

1

«Служебная. Якутская АССР, Белый Олень, Бондареву. Тема диссертации сотрудницы института Полозовой совпадает пятым разделом перспективного плана поисковых работ Владимирской экспедиции. Избежание дублирования телеграфьте возможность договорного исполнения Полозовой научной части пятого раздела. Директор НИИ-240 профессор Губин».

«Служебная. Москва, НИИ-240, профессору Губину (далее закрытым текстом). Кто такая Полозова? Связи труднодоступностью объекта работ, также окончательным утверждением штатного расписания не представляется возможным этом году обеспечить маршрут пятого раздела необходимым фондом зарплаты. Начальник Владимирской экспедиции Бондарев».

«Служебная. Якутская АССР, Белый Олень, Бондареву. Гарантирую исполнение пятого раздела счет фонда зарплаты НИИ-240. Полозова — молодой научный работник, положительно проявившая себя решении проблем среднеазиатского комплекса. Телеграфьте возможность обеспечения группы Полозовой транспортом, продуктами, снаряжением. Губин».

«Служебная. Москва, НИИ-240, Губину (далее закрытым текстом). Подтверждаю возможность доставки группы Полозовой самолетом квадрат заполярного комплекса, также аренды снаряжения, оборудования, также обеспечения продовольствием условии перечисления пятидесяти процентов договорных сумм не позднее двадцатого апреля сего года. Бондарев».

«Личная. Ялта, востребования, Полозовой. Вариант проверки метода хозяйства Бондарева утвержден. Срочно вылетайте Москву. Вторая половина отпуска конце года. Губин».

«Личная. Москва, НИИ-240, Губину. Вылетела. Полозова».

«Служебная. Якутская АССР, Белый Олень, Бондареву. Деньги исполнения пятого раздела, перечислены. Готовьте самолет, снаряжение первую декаду мая. Губин».

2

— Маша? Ну как долетели? Не укачивало над Кавказом?

— Спасибо, Иван Михайлович, все было нормально.

— Ну и прекрасно. Отдохнули хорошо? Разгрузили голову?

— По-моему, не очень. Мысли по-прежнему все время крутились вокруг метода. Даже во сне.

— Ну вот видите… А у нас здесь почти все готово. С экспедицией Бондарева заключен договор, деньги уже перечислены.

— Иван Михайлович, а кто такой Бондарев? Я что-то слышала о нем, но что именно — не помню. Как он отнесется к нашим идеям? Ведь это же очень важно.