Лицо Доктора осенила догадка:

— Они могут поцеловать меня в «же»!

— Правильно, — сказал я. — В этой стране даже для таких, как ты, существует свобода слова. Даже твои права охраняет Конституция…

Почему непристойная, режущая слух выспренность звучала в моих интонациях? Разве я говорил не то, что думал?..

— Минуточку! — Разочарованный рубщик с Привоза приподнялся на своем ложе: — Товарищ Бублик, убедительно прошу вас ответить на такой вопрос: — Почему корова делает блины, а коза — орешки?..

Длинный Марик молол какую-то чепуху, но его внимательно слушали… Словно воочию Марик увидел слева от себя, на асфальте — коровий «блин», справа — козьи «орешки» и застыл (* ФБР.) перед необъяснимостью загадки. Таксисты нервно хихикали, их щекотал восторг…

Я вынужден был что-то сказать и, саркастически ухмыльнувшись, буркнул: «Отцепись, не знаю», но именно такого ответа Длинный Марик и добивался. Он широко развел руки, подчеркивая всю мою несостоятельность.

— Так если ты даже в говне не разбираешься, как же ты берешься рассуждать об Американской Конституции?..

Толстый мальчишка смеялся вместе со всеми, бессильная злоба душила меня. Но я знал: споря против всех, выиграть невозможно и снова набросился на Доктора.

— Сколько раз ты завалил экзамен?

— Допустим, четыре…

— Почему же ты не можешь его сдать?

— А кто вообще может сдать их экзамен? Это же мафия.

— Какая «мафия»?

— Медицинская. Разве эта сволота подпустит кого-то к своей кормушке?

— Но я знаю минимум трех врачей, которые сдали с первого захода.

— Значит, забашляли…

— Они такие же нищие эмигранты, как и ты.

Пытаясь привлечь внимание таксистов, я достал из кармана деньги:

— Доктор, за каждый правильный ответ я буду платить тебе пять долларов. Как по-английски называются почки, ты, конечно, знаешь…

— «Кидней» — сказал простодушный Доктор. — Давай бабки.

— Нет. Пять долларов ты получишь, если скажешь, как называются надпочечники. Ну! О чем ты думаешь?

— Допустим, что я забыл…

— А как будет предплечье?

Возникла нехорошая пауза.

— Надкостница?

— Куда ты гнешь? — сказал Доктор.

— Я хочу тебе доказать, что ты водишь такси не потому, что тебя не пускает к кормушке «мафия», а потому, что ты ничего не знаешь.

— Дурак! — рассмеялся Доктор. — Я двадцать лет лечил людей.

— «Скотов»…

Он сделал вид, что не слышал:

— Этот английский мне ни на хрен не нужен! Я могу лечить эмигрантов.

— Нет, не можешь, — сказал я. — Тебя на пушечный выстрел нельзя подпускать к больным. Ты не знаешь американских лекарств, ты не умеешь пользоваться справочниками. Мы с тобой говорим не в первый раз: ты не в состоянии объяснить механизм инфаркта. Ты после института не прочел ни одной книжки.

— Да кто ты такой! — двинулся на меня Доктор, он готов был меня избить. — Над тобой же все смеются. Ты даже в таксисты не годишься!

— Правильно, — сказал я, — ты точно такой же врач, как я — таксист.

Мальчишка давно отошел и курил на пару с другим пацаном самокрутку марихуаны; мы оба — и Доктор, и я — в равной степени были ему смешны и противны. Но я продолжал разоряться:

— В этой «вонючей» Америке есть, по крайней мере, одно преимущество: здесь вас всех насильно никто не держит!

Они говорили: «Разве был бы в Кишиневе хоть один камень, который я не поцеловал бы?», «А я бы пополз на карачках!», «А я согласен десять лет отсидеть!». Но их не впускали обратно…

Я плюнул под ноги:

— Вы омерзительные, злобные твари! Подонки! — вскочил в чекер и так рванул с места задним ходом — выезд со стоянки был заблокирован кэбами, — что бедный Скульптор еле вывернулся из-под колес…