Резонно рассудив, что дальше нагонять страх, только терять время даром, я подвинулся ближе к столу, разгладил ребром ладони вынутый из кармана чистый лист и принялся подробно расписывать действия каждого участника операции.

Согласование нюансов затянулось до обеда. Проводив гостей, остаток дня мы с Дарьей провели вместе, строя грандиозные планы на будущее. Только я, сам того не желая, постоянно ловил себя на мысли: а будет ли оно — это будущее?..

Ежась от кусающего за уши утреннего морозца, и хрустя намороженным за ночь ледком, наша поисковая группа дружно перетаптывалась с ноги на ногу в ожидании, пока облегчится доберман Брагина. Когда нервно подергивающий лоснящейся шкурой пес, наконец, опустил задранную заднюю лапу и в два прыжка подскочил к хозяину, я с уважением покосился на едва умещающиеся в узкой пасти чудовищные клыки, и щелкнул крышкой сделанных на заказ карманных часов. Их специально покрытые фосфором прекрасно различимые в предрассветной тьме стрелки показывали ровно половину седьмого утра.

Выдохнув облачко пара, я вполголоса, невольно стараясь ненароком не потревожить чуткое предрассветное затишье, предложил:

— Ну что, братцы, покурим на дорожку и двинули?

В неживом свете ярких галогеновых лампочек в фонарях заросший чертополохом высотой в человеческий рост, по колено забитый снегом черный зев в склоне оврага выглядел зловеще. От него ощутимо тянуло студеным сквознячком нешуточной опасности. Но, видимо, только моя интуиция отчаянно сигналила об угрозе, потому как Селиверстов, а за ним и Брагин, в сопровождении следующего по пятам добермана, уже вовсю пробивались сквозь сугробы. Ступая по их следам, я даже умудрился не зачерпнуть снега в голенища, что, за неимением лучшего, вынужден был счесть добрым предзнаменованием.

Внутри довольно высокого, в полтора человеческих роста тоннеля, резко понижающегося вглубь земли, было значительно теплее, чем снаружи. Наши шаги по каменной твердости глине с вкраплениями белыми известняка гулко отдавались под сводом, укрепленными почерневшими, ветхими досками, сквозь щели меж которыми сеялась серая земля, застывающая ровными остроконечными холмиками. Подпирающие потолок, насквозь изъеденные жучком столбы, заметно покосились, а часть из них и вовсе завалилась.

Брагин ковырнул ногтем одну из небрежно ошкуренных крепей, большим и указательным пальцами легко растер в порошок трухлявое дерево, и невесело заметил:

— Однако совсем хилая конструкция. Того и гляди подломиться, и тогда шабаш, готовая могилка.

— Авось не рухнет, — преувеличенно бодрым тоном отозвался Селиверстов, тем не менее, опасливо поглядывая наверх. — В конце концов, до заката не вернемся, Стахов тревогу поднимет. Я распорядился, чтобы в околотке трое городовых дежурили и по первому сигналу к нам на помощь мчали.

Андрюху, по обоюдному согласию, было решено оставить дожидаться нашего выхода на поверхность, чему он не особенно противился, предпочитая мерзнуть в санях, а не топтать ноги в походе с абсолютно непредсказуемым финалом.

— Ага, они нас, случись чего, до морковкиного заговенья откапывать будут. Десять раз истлеть успеем, — язвительно хмыкнул Брагин, затем, заложив в рот сплетенное из пальцев кольцо, оглушительно свистнул, подзывая отбежавшего добермана, и строго скомандовал: — Работать, Карай! Ищи!

Обреченно вздохнув, околоточный достал из кармана кусок мела и, нарисовав на стене стрелку, направленную в сторону выхода, буркнул:

— Ну, чего стоим? Пошли, что ли?..

К концу второго часа мы протопали не менее семи километров, с ног до головы перемазались во влажной глине, изрядно взопрели, но ни на шаг не подвинулись к заветной цели. Подземный лабиринт буквальным образом вымер. Глухая тишина и жуткая пустота вместо ожидаемых гор мусора и полчищ голодных крыс. И за все время пути ни одного следа живого существа на копившейся многими десятилетиями, влажной от сочащейся со стен и потолка воды, пыли.

Когда даже неутомимый доберман свесил на сторону длинный розовый язык и начал жалобно поскуливать, я вынужден был не только объявить очередной привал, но и с досадой подумать о возвращении. Пока Брагин поил собаку из предусмотрительно прихваченной плошки, я опустился на корточки возле обессилено сползшего прямо на мокрую землю Селиверстова, и протянул ему сначала папиросу, потом зажженную спичку.

Откинув голову и упершись затылком в подпирающие стену заплесневевшие доски, полицейский слабо просипел:

— Сил больше никаких нет. Совсем ноги не держат. Если прямо сейчас обратно не повернем, до выхода точно не дотяну.

Закусив нижнюю губу, я легко потрепал его по плечу, и вынужденно согласился:

— Эх, не свезло нынче. Сейчас немного дух переведем, да обратно двинемся. А дотянуть — дотянешь, обратная дорога всегда короче кажется.

Оставив своих спутников под предлогом справить малую нужду, я отошел в слепой отросток коридора. Подобрав подходящий обломок крепи, присел на него, выключив фонарь. Уперся локтями в колени и крепко стиснул ладонями голову.

На этот раз переход в измененное состояние сознания потребовал определенных усилий, что я списал на естественную усталость. Но, как бы там ни было, тьма вокруг постепенно начала таять, а окружающее пространство постепенно налилось разноцветным свечением.

На мысленном экране проявилась схема лабиринта со всеми хитросплетениями ходов и тупиков. Малиновой ниткой замерцал пройденный нами маршрут. Мелькнула мысль: «Стоило столько мела переводить, если навигация всегда с собой?».

Проследив путь до самого выхода из подземелья и на всякий случай запомнив ориентиры, я решил еще разок осмотреться и с невероятным изумлением обнаружил движение. Метрах в двухстах, там, где плавно изгибающийся основной коридор впадал в полость бесконечной пещеры, по направлению к месту привала неторопливо плыли два бледно-голубых огонька.

Моментально прикинув, что до встречи с ними остались считанные минуты, я, не выходя из транса, кинулся к остальным. Бесцеремонно пихнув похрапывающего Селиверстова, в ответ на удивленный взгляд Брагина прошептал, прижав палец к губам:

— Придержи кобеля. К нам гости.

— Где? Какие еще гости? Что вообще происходит? — спросонок заголосил, было, околоточный, но тут же поперхнулся, получив от меня чувствительный тычок локтем в бок.

— Сколько? — беззвучно, одними губами спросил Брагин, вынимая угрожающего вида длинноствольный револьвер сорок пятого калибра.

Выставив два пальца, я показал ими на завал из обвалившихся со стены прелых досок, сузивших тоннель до половины. Он согласно кивнул и, подхватив добермана за наборный ошейник, затаился в засаде. Очухавшегося, наконец, околоточного я подтолкнул к противоположной стене, где в глубокой нише догнивали остатки непонятного механизма. Сам же, плотно сжав вспотевшими от волнения пальцами рукоятку «Гасселя», не скрываясь, шагнул в середину коридора.

Таинственные пришельцы не заставили себя ждать. Тоннель наполнился странным шарканьем, словно по нему брели изнеможенные путники, уже не способные оторвать ног от земли и чернильная тьма уплотнились в два размытых силуэта. И чем дольше я всматривался в них, до рези напрягая глаза, тем больше леденел, с суеверным ужасом ощущая, как начинают шевелиться волосы на моей голове.

Казалось, уж не осталось на этом свете того, что могло бы меня шокировать. Однако от открывшейся картины я мгновенно облился холодным потом. Несуразно переваливаясь, и косолапо загребая влажную жижу, прямо на нас мерно шагал без вести сгинувший бандитский главарь Буханевич. А за компанию с ним, неловко спотыкаясь, плелся покойный полковник Подосинский.

Но Боже, в каком же они были виде! Трактирщик, едва прикрытый густо испятнанным запекшейся кровью драным исподним, сквозь прорехи в котором выглядывало землисто-серое, усеянное фиолетовыми трупными пятнами тело, выкатив бельма незрячих глаз, слепо шарил перед собой руками.

Еще ужаснее выглядел некогда могущественный заместитель директора департамента сыскной полиции. Безобразно толстый при жизни, после смерти он раздулся до немыслимых размеров. Парадный мундир с иконостасом потускневших, облупившихся орденов полз на нем по швам, раскрывая грубо заштопанный шов, рассекающий бочкообразную грудь и громадный обвисший живот от подключичной впадины до самого паха. Сквозь редкие крестообразные стежки, готовые лопнуть при каждом шаге сотрясающегося как желе монстра, толчками выплескивала невыносимо смердящая пенная жижа.