— Именно потому я и пришел к вам, мистер “компаньон”.
— Ох-ох, как официально. Но ты еще не стал моим компаньоном, — лукаво возразил Харвей.
— Стану им. Стану, — затем и пришел. У меня есть дело.
— Дело в столь ранний час? — Банкир был настроен достаточно оптимистично, чтобы не думать о том, как через месяц его банк будет объявлен банкротом. Он уже не хотел ни чем заниматься. — Садись на стул. У кресла сломана ножка.
— Спасибо. Но я как раз собираюсь сесть в кресло. Мистер Харвей положение дел таково, что нам грозит крах…
— Я рад, что ты догадался об этом, значит из тебя получится неплохой банкир.
— Спасибо за комплимент. Но также нас может ожидать и удача. Знаете ли вы о том, что Батлер осваивает Лавергельское ущелье?
Харвей утвердительно хмыкнул.
— Вы хотите этим сказать, — как бы расшифровал его звук Филипп, — что не верите в эту затею?
— Я не понимаю, куда ты клонишь?
— Вы верите мне, что я могу знать абсолютно секретную информацию, которая может быть связана с большими деньгами.
— Я хочу сказать “да”, но прежде всего, чтобы знать от кого.
— От Батлера.
— Я допускаю, что этот человек не выходил бы сухим даже из самой мокрой воды, если бы не обладал сильными связями. И, в общем-то, Батлер питал к тебе нежные чувства: помогал выбраться из щекотливых ситуаций. Не знаю, почему ты охладел к нему, но это, признаться, меня радует.
— Да. Но он, я полагаю, слишком поздно узнал о моем истинном к нему отношении. Я клоню к самому главному: Батлер вовсе не собирается строить Страну Грез, как он о том кричит, и всякие салуны и карусели. Он прекрасно понимает, что в Лавергельском каньоне к нему никто ходить не будет.
— Это похоже на правду. Тогда зачем же он это строит?
— Чтобы пустить пыль в глаза: на месте Лавергельского каньона будет проходить железная дорога.
У Харвея брови взлетели вверх.
— Железная дорога?
— Которая пройдет также по Перизитскому ущелью и дальше. Так вот, Центральная железнодорожная компания хочет купить эти земли. Но если земли заняты частным строительством, по закону можно выкупить землю у частного лица. Но потенциальная стоимость Левергельского ущелья после того, как Батлер начал возводить там свои балаганы, неизмеримо возрастает. Вы понимаете, что железнодорожная компания обязана выплатить Батлеру круглую сумму в качестве выкупа. Вы понимаете коммерческий гений Батлера?
— Да!!! Этому мистеру в нем не откажешь. Я полагаю, твоя тайна дорого стоит. И Батлеру было бы неспокойно, если бы он узнал, что мы ее знаем. Но какое отношение это имеет к нам? Я не собираюсь его шантажировать.
— Да-да, — торжественно заговорил Филипп. — Но: дальше, железнодорожная колея пройдет по Перизитскому ущелью, которое пока абсолютно свободно, хотя и входит в состав земель, подлежащих частной распродаже. На Перизитское ущелье у Батлера нет средств, — это его вторая тайна, которую он мне выболтал в пьяном виде. А не то, он бы скупил бы и его. — Вы понимаете! какие это миллионы? Но мы-то эти деньги можем достать — опередить Батлера; и тогда Перизитское ущелье — наше. В лучшем случае, мы с Батлером в одинаковом положении по отношению к железнодорожной компании.
Харвей уставился в одну точку.
— Даже если ты подслушал эту тайну не совсем честным путем, твоя собственная разработка этой идеи заслуживает восхищения. Это — наш шанс, плюс немного усилий. Мы беремся за него!
Харвей был воодушевлен, как в молодые годы.
Банкир попросил Филиппа выйти и заперся в кабинете. Филипп остановился за дверью и прислушался: полная тишина. Потом Филипп услышал шаги взад и вперед, скрип зубов, наконец смех. Филипп спустился вниз. Накричал на клерков за то, что болтают во время рабочего дня. Восстановил их юные лентяйские души против своей столь же юной, но деловой, и — поднялся наверх. Кабинет Харвея был открыт.
— Скажите, а чем мы будем застраивать наши земли, чтобы повысить стоимость проекта до максимума? — Харвей спросил это прямо с порога.
— Тут надо думать, — Филипп был само превосходство. — К сожалению, самые дорогие проекты — это проекты по строительству развлечений. Я думаю, нам не надо изобретать велосипед. Мы будем застраивать второй каньон, как такой же центр увеселений. Ущелье Перизитов — для дураков. Ура!
— Что же, — согласился мистер Харвей. — Будем строить ущелье дураков.
На следующий день банк мистера Харвея скупил земли Перизитского ущелья. Эта новость моментально облетела все дома Юга, дошла она и до Батлера. Он лежал в постели, когда в спальню вбежал дворецкий и сообщил:
— Мистер Чарльз, у вас — соседи.
— Что, гости пришли? — спросил Батлер.
— Нет — по Лавергельскому каньону у вас появились соседи. Мистер Харвей скупил ущелье Перизитов — следующее за вашим.
Батлер молча закатил глаза и повалился на подушки. Слуга не знал: бежать за шампанским или за доктором.
На следующий день стало известно, что банк мистера Харвея собирается начать крупнейшее на Юге строительство центра увеселений. Алкогольные заведения всех стран мира. Даже китайская “хатха” — с китайцами и китайчатами, косами которых вытирают грязные столы; а кроме того, карусели, и все, что дети любят в подобных случаях: воздушные корзины, слоны — настоящие и игрушечные, — факиры и фальшивомонетчики.
Город пришел в возбуждение. Те, у кого были деньги, стали примеряться к соседним землям. Пример столь значимых фигур в городе был заразителен. Даже затворник Пьер Робийяр прослышал об этом.
Эллин с утра прожужжала ему все уши:
— Папочка, давайте отправимся на прогулку в Перизитский каньон — посмотрим как идет строительство.
— Что? С Филиппом захотела увидеться? — осклабился грозный Цербер.
Эллин покраснела и замолчала, но младшие сестры стали канючить: “Давайте, давайте…” Робийяр наотрез отказался.
А тем временем своя жизнь шла и в другом месте — в доме Роз Бибисер, — только очень тихо. Служанки каждое утро приходили — помогали ей совершать туалет; подметали и мыли дом. Каждое утро они находили Роз Бибисер одну. Но всегда после их ухода скрипела дверь шкафа и оттуда выходил молодой человек — все бледнее и бледнее. По ночам соседи видели, как из трубы дома Роз Бибисер шел дым. Кто топит камин летом? Сумасшедшие.
Мартин ничем не интересовался — после провала идеи замужества Роз ему все опостылело. В городе он не появлялся. Слуги не видели его в доме. Мартин сидел, запершись в своих комнатах, и все ожидал вызова на дуэль.
Наконец-то мелкие плантаторы не выдержали, поддались земельному буму и стали скупать бросовые земли за пределами двух каньонов, — которые даже землей было трудно назвать. — Эта была разлагающаяся гниль. На ней ничего не росло, кроме кактусов. Те, кто ничего не купил, обсуждали только один вопрос: какие аттракционы пооригинальнее придумают конкуренты — мистер Харвей и мистер Батлер. Все забыли о том, что у них была кратковременная дружба и никто не вспоминал про вражду — их называли соперниками по бизнесу.
Осваивая земли, Батлер как мог экономил деньги. Он нагнал своих рабов из “Озерного…”, заставлял их копать ямы по всему каньону, потом — засыпать и перекапывать снова. Впечатление это создавало грандиозное: в центре — громадные кротовые норы и масса черных копошащихся людей — вокруг.
В отличие от Батлера, Харвей потрясал инженерным подходом. Он выписал специалистов из Европы — они закладывали фундамент. Никто не знал, что Батлер думал обмануть только Харвея, А Харвей с Филиппом — целую правительственную комиссию. Размахи каждого были разные. Мистер Харвей занял крупные суммы в других банках — все его имущество свелось к нулю, долги росли, — но продажа земли Центральной железнодорожной компании должна была все с лихвой окупить.
Вред и польза французской косметики
К сожалению для Робийяра — дела его шли совсем плохо: не было хозяйского присмотра. Его заимодавцы начали вдруг понимать, что предоставлять кредиты Робийяру довольно глупо и тогда он стал получать от кредиторов первые письма: должен был Робийяр всем — и даже соседям. Пэтиферу он должен был сумму, равную доходу от трех урожаев хлопка, но Саймон как раз и не требовал возмещения, потребовали купцы и мануфактурщики. Их делегация в составе мистера Монро и мистера Уайтинга пришла к Робийяру днем — бабушка Робийяр спала — это спасло репутацию старого Пьера, а не то бы вся Саванна узнала, что в их доме всем заправляет полоумная старуха. Робийяр боялся громко говорить, хотя принимал гостей на втором этаже, а бабушка спала на третьем: в жаркие дни сиеста соблюдалась ею строго.