К трем ночи он вышел на площадь Вендом (plaza Vendome) и задумчиво остановился перед синими дверьми магазинчика Брегет (Breguet). Его всегда немного гипнотизировало тиканье механических часов, а тут такая удача. Нет, он не собирался ничего красть. Но соблазн подержать в руках штучку за несколько десятков тысяч евро был искушением немалым.
«Я же тренируюсь…» — оправдывал он себя, открывая кодированный электронный замок и отключая сигнализацию.
Централизованная блокировка была как нельзя удачно спроектирована — она открывала сразу все витрины. Одним лёгким движением немеющих пальцев, он, как дирижёр, скомандовал этому «Сезаму» открыться. Краем глаза, поглядывая на улицу, где в любой момент мог показаться охранник, Фем достал одно из чудес механики.
Жаль, что перчатки не позволяли ему в полной мере ощутить дрожь этого маленького существа.
«И чего миллионеры давятся из-за всего этого? Ну месяц, ну год… как это надо напиться, чтобы забыть год…» — думал он.
Вдруг, он ощутил нечто странное. Это была не власть над этим существом, а то, что эти часики начали ему что-то диктовать. Он понял, что с того момента, как очнулся в Перу и до сих пор, не испытывал ничего подобного. Это было какое-то лёгкое давление, какое-то покусывание.
Он подумал, что может совершенная механика способна оказывать на его Дар какое-то на контр-действие. Что-то такое, что удваивает его силу. И тут он понял, что так действует не что иное, как обычный соблазн. Да, это была встреча с Его Величеством Соблазном. Фем рассмеялся.
- Надо, для порядку, перемешать ценники, — сказал он себе улыбаясь.
- А может все эти часики поменять местами вон с теми, что напротив? — предложил более хулиганистый Фем, хитро поглядывая на магазин «Свотч» (Swatch, 10 Rue Royale).
Надо сказать, что часы фирмы «Свотч» ему совсем не понравились. И по дизайну, и по идее, и, кроме того, что он почувствовал свою полную власть их гадкой электронной внутренностью.
«Тьфу, какие противные…» — думал он разнося их в бутики под названиями Patek Philippe, Piaget, Cartier, Bvlgari и Jaeger LeCoultre.
Количество произведений «Свотч» очень удачно легло в коробочки упомянутых магазинов, а те часы наоборот, все, переместились в «Свотч». Это была прекрасная арифметическая рокировка, которая совпала, как сложнейший пасьянс. Он ликовал.
***
Ночная выходки-шутки сильно подняла настроение, и он поспешил туда, куда мечтал попасть изначально. Теперь путь его лежал в не куда-нибудь, а в сердце Парижа, в Лувр. Здесь многочисленные желудочки, артерии и вены ритмично перемещали толпы туристов на встречу с Леонардо, Рафаэлем и другими мастерами прошлого.
А что тут такого? Разве можно спокойно пообщаться с гениями прошлого, когда они облеплены щёлкающими азиатами?
Тут был ещё один немаловажный момент. Охранная сигнализация и замки Лувра, всё же, были покруче тех, что на площади Вендом. И для него это была своего рода генеральная репетиция действий, которые произойдут позже.
Он обошёл снаружи здание музея, изучая, и по пути нейтрализуя камеры.
И вот, молча, стоял он перед какой-то задней дверью, через которую, по его мнению, было легче всего проникнуть внутрь. Стоял не долго. Минут пять. А ещё через пять минут, затаив дыхание, он стоял перед «Моной Лизой», чувствуя, как гипноз её глаз проникает внутрь.
«И чего все так много говорят про её улыбку… тут ведь всё ради этих глаз… её и моих», — Фему пришлось открыть этот дурацкий саркофаг, чтобы ближе быть к ней. Даже в полутьме, она источала какой-то невероятный свет, приковывающий и успокаивающий. А ещё, в нём есть какие-то нотки насмешки над всеми нами, и будущими поколениями.
«Да, рука не поднимается нахулиганить здесь…» — подумал Фем, и закрыв всё, как было, перешёл к Рафаэлю.
В этот момент неожиданно зажёгся свет, и послышались далёкие голоса. Фем сначала почувствовал как адреналин наполняет артерию, но секундой спустя, всё же собрался, и на мягких лапах понёсся прочь.
- Это обычный обход. Не паникуй, — пробормотал он сам себе, прячась за Никой Самофракийской, благо постамент позволял. Выглядывая из под её крыла, он пронаблюдал группу скучающих субъектов в униформе. Они прошествовали мимо него размахивая гипертрофированными фонарями и галдя анекдоты. Один раз он даже чуть не засмеялся за компанию над одним, но вовремя зажал рот.
Когда они удалились он проскучал через залы французской живописи, мысленно переворачивая портреты Наполеона вверх ногами.
Спустившись вниз, он прошёл к экспозиции Древнего Египта. Здесь он испытал странное чувство вины за эту разграбленную, и своими и чужими руками, богатую историей страну.
Кроме того здесь случилось нечто, что он потом вспоминал ещё много раз. Это нечто произошло рядом с фигурой одного из Сфинксов, а именно, Фема окатило волной какой-то энергии. Он испытал совершенно новое чувство, и совершенно не знал, как это интерпретировать.
Утомлённый, и вконец измотанный, он оставил Лувр таким, каким нашёл его, и благополучно добравшись до отеля рухнул в постель. Было шесть утра.
***
Проснувшись следующим днём он собрал вещи и расплатился за отель. Почти две недели хозяин не вызывал подозрений, но испытывать судьбу дальше Фем не хотел. Тем более, у него на руках были все принадлежности для благополучного перевоплощения в Мишеля Рено, включая паспорт и водительское удостоверение. Заботливая Сильвия также приложила длинный перечень различной информации о Мишеле, такой как различные анкетные данные, группа крови и даже список привычек.
К вечеру этого дня он уже сидел в снятой квартирке в Levallois-Perret на улице президента Вильсона. По новостям передавали какую-то шумиху в Лондоне, связанную с известным политиком, членом палаты лордов, который неожиданно пожертвовал крупную сумму на срочные хирургические операции нуждающимся детям.
- Какой потрясающий акт бескорыстия! Вы не могли бы прокомментировать, как вам пришла в голову эта замечательная идея? — спрашивала ликующая ведущая телеканала.
- Я давно вынашивал мысль о больных детях, незамедлительно нуждающихся в операции. Просто сердце кровью обливается, глядя на эти маленькие личики… — филантроп протёр платком сухие глаза, и какой-то нехороший оскал пересёк его немного баранье лицо.
Это длилось какие-то доли секунды, и он продолжил:
- Видите ли, я довольно состоятельный человек, и мне не составляет труда сделать этот подарок детям и их родителям. А мне это тоже подарок, ведь теперь я буду спать с чистой совестью, — он мило улыбнулся.
Всматриваясь в его лицо, Фем никак не мог понять, почему он не верит ни единому слову этого человека. Но где находится ложь, он тоже понять не мог, ведь деньги то переведены, а большинство операций уже начато…
Всё было очень странно, а лорд тем временем продолжал:
- Я не собираюсь никуда баллотироваться, так что не подумайте, будто здесь замешаны выборы.
- Так значит этот акт был произведён, так сказать, вне политики?
- Совершенно верно… вне.
- Скажите, а это правда, что неделей раньше вы приобрели арабского скакуна на сумму вдвое превышающую пожертвование госпиталю? — она хитро на него уставилась, думая, что загнала лорда в угол.
Но он, даже не почесавшись ответствовал:
- Видите ли, кто как не мы, состоятельные люди, должны покровительствовать искусству? Ведь такой скакун не может родиться просто так. Породу нужно долгие года холить и лелеять, скакунов тренировать и так далее… — он приостановился, давая понять, что в этой науке он настолько силён, что никаких передач не хватит для его лекции, — отсюда и большие затраты.
- Спасибо вам за это короткое интервью и, надеюсь вашему примеру последуют другие.
«Какому из двух примеров они последуют, с госпиталем или скакуном?» — подумал Фем, выключая телевизор. На интернете информация об этом лорде была удивительно скупа. Просматривая различные интервью, Фен всё же раскопал его усердие и в нефтяном бизнесе.