Во всяком случае, не от распоряжений какого-нибудь центрального международного комитета зависело то, что в 1871 году англичане и японцы, шведы и китайцы поспешили на помощь к раненым. Не распоряжения какого-нибудь интернационального министерства заставляли выстраивать госпиталя на занятой войсками территории и устраивать перевязочные пункты на полях сражения. Всё это сделалось благодаря почину добровольцев из каждой страны, которые, явившись на место войны, вовсе не сцепились между собою, как предсказывали якобинцы, и принялись за работу без всякого различия национальностей.

Мы можем, конечно, сожалеть о том, что столько усилий употреблено на такое дело и спросить, как спрашивает ребёнок в стихотворении Виктора Гюго: «Зачем же их ранят, если потом их лечат?» Стремясь уничтожить силу капитала и власть буржуазии, мы тем самым работаем для прекращения этих убийств, и нам, конечно, было бы гораздо приятнее, если бы добровольцы Красного Креста употребили свои силы, вместе с нами, на то, чтобы уничтожить войны вообще.

Но мы должны всё-таки указать на эту огромную организацию, как на одно из доказательств плодотворных результатов, достигаемых свободным соглашением и свободною взаимопомощью.

Если бы мы захотели искать примеров даже в искусстве истребления людей, то и тут мы нашли бы их. Достаточно будет указать на те многочисленные общества, которым немецкая армия обязана, главным образом, своей силой — силой, которая вовсе не зависит, как обыкновенно думают, от одной дисциплины. Общества, имеющие целью распространение военных знаний, чрезвычайно распространены в Германии, и на один из последних конгрессов немецкого военного союза (Kriegerbund) явились делегаты от 2452 обществ, насчитывавших в общем 151.712 членов и связанных между собою в одну федерацию.

Технические знания немецкой армии вырабатываются вовсе не в казармах, а в бесчисленных обществах стрелков, обществах для военных и стратегических игр, для топографических занятий и т. д. Это — целая огромная сеть всевозможных обществ, охватывающих военных и штатских, географов и гимнастов, охотников и техников, — обществ самостоятельно возникающих, организующихся, соединяющихся в федерации, обсуждающих интересующие их вопросы, устраивающих экскурсии, съёмки и исследования. Именно этим добровольным свободным обществам обязана немецкая армия своею умственною силою.

Эти общества преследуют очень скверную цель — поддержание военной империи. Но в настоящую минуту нам важно лишь отметить то, что само государство, для которого организация военного дела составляет самую высшую цель, поняло, что это дело разовьётся лучше, если оно будет предоставлено свободному соглашению групп и вольному почину отдельных людей.

В настоящее время к свободному соглашению обращаются даже в деле войны: укажем, в подтверждение этого, на триста тысяч английских волонтёров, на английскую национальную артиллерийскую ассоциацию и на образующееся теперь общество для защиты английских берегов — общество, которое, если оно создастся, окажется наверное гораздо более деятельным, чем морское министерство с его постоянно взлетающими на воздух броненосцами и гнущимися, как свинец, штыками.

Повсюду, государство отказывается от своей привилегии и уступает свои «священные» функции частным лицам. Повсюду в его область вторгается свободная организация. Указанные нами факты представляют собою, однако, лишь ничтожную долю того, что готовит нам свободное соглашение в будущем, когда государство перестанет существовать.

Некоторые возражения.

Разберём теперь главные возражения против коммунизма. Большинство из них зависит от простого недоразумения, но некоторые затрагивают очень важные вопросы и заслуживают поэтому нашего полного внимания.

Мы не будем возражать на аргументы, направленные против государственного коммунизма: мы сами признаём их справедливость. Цивилизованным нациям пришлось слишком много выстрадать в борьбе за освобождение личности, чтобы они могли отречься от своего прошлого и примирились бы с правительством, вмешивающимся в малейшие подробности жизни граждан — даже если бы это правительство не руководилось никакой другой целью, кроме общего блага. Если бы общество, основанное на государственном коммунизме, когда-нибудь возникло, оно не могло бы продержаться, и должно было бы, под влиянием всеобщего недовольства, или распасться, или перестроиться на началах свободы.

Мы займёмся здесь анархическим коммунистическим обществом, т.-е. обществом, которое признаёт полную свободу личности, не создаёт никакой власти и не прибегает ни к какому принуждению для того, чтобы заставить человека работать. Посмотрим же, ограничиваясь экономической стороной вопроса, может ли развиться и продержаться такое общество — состоящее из людей таких, какими мы видим их теперь: не лучших и не худших, не более и не менее трудолюбивых?

Мы знаем, что на это возражают: «Если существование каждого будет обеспечено, и необходимость зарабатывать себе хлеб не будет вынуждать человека работать, то работать никто не станет. Всякий постарается взвалить работу на другого, если она не будет для него обязательна». Заметим, во-первых, как необдуманно это возражение: в нём совершенно упускается из виду, что весь вопрос сводится здесь на сравнение. А именно — действительно ли наёмный труд даёт такие плодотворные результаты, и не бывает ли уже и теперь добровольный труд более производетелен, чем труд из-за задельной платы? Это — вопрос, который требует внимательного изучения; но в то время как в точных науках даже гораздо менее важные и сложные вопросы решаются лишь после серьёзного исследования фактов и их взаимных отношений, — здесь, для того, чтобы высказать безапелляционное решение, люди довольствуются одним каким-нибудь фактом, например, неудачей какого-нибудь коммунистического общежития в Америке, не изучая даже действительных причин неудачи. Они поступают как адвокат, который видит в защитнике противной стороны — не представителя других интересов или взглядов, а просто соперника в ораторском состязании. Если удаётся найти удачный ответ на возражение, то ему решительно всё равно, прав ли он по существу дела, или нет. Вот почему изучение того, что составляет самую основу политической экономии, т.-е. условий наиболее благоприятных тому, чтобы общество получало наибольшее количество полезных продуктов с наименьшей затратой сил, так медленно подвигается вперёд. Люди ограничиваются повторением общих мест или же просто отделываются молчанием на этот основной вопрос.

Такое легкомыслие тем поразительнее, что даже в капиталистической политической экономии уже можно встречать людей, высказывающих, под влиянием силы фактов, некоторое сомнение в той установленной основателями их науки аксиоме, что боязнь голода составляет лучшее средство, чтобы понудить людей к производительному труду. Они начинают замечать, что в производстве играет роль коллективный элемент — работа сообща — которою слишком пренебрегали до сих пор и которая играет, может быть, гораздо большую роль, чем перспектива задельной платы. Низкое качество наёмного труда, огромная трата человеческих сил во всём современном земледелии и во всей промышленности, всё растущее число тунеядцев, старающихся в настоящее время взвалить свою работу на плечи других, всё яснее и яснее обнаруживающееся отсутствие жизни в производстве — всё это наводит раздумье даже на экономистов «классической» школы. Некоторые из них начинают подумывать о том, не ошиблись ли они, построив всё своё рассуждение на воображаемом существе, преувеличенно дурном, которое руководится исключительно жаждой наживы или заработка? Эта ересь проникает даже в университеты и изредка пробивается даже на страницах сочинений правоверных политико-экономов. Но всё это не мешает очень многим социалистическим реформаторам оставаться сторонниками личного вознаграждения за труд, — задельной платы — и они продолжают защищать старую крепость наёмного труда, хотя даже сами её защитники уже сдают свою крепость камень за камнем.