Сели за теплицей на сложенные школьным завхозом доски — двадцать минут свободы впереди.
— Что стряслось, Игоряха?
Ничего не стал таить, все выложил. И про Настю, и про парней, и про свои непонятные страхи. Взглянул на часы, оказалось, что на все про все десяти минут хватило. А думал — леденящая душу история, за час не поведаешь…
И Пащенко к ней соответственно отнесся.
— Не вижу особых проблем, старичок. Обыкновенные пижоны, маменькины сынки. Папаня в загранку съездил, привез любимому отроку ножик, а тот теперь себя кумом королю чувствует… — Повторил еще раз: — Не вижу проблем. Хочешь, я с тобой вечером пойду? Я свободен. На двоих они не полезут.
Цельный человек Пащенко. Ни в чем проблем не видит. А коли видит, то и решает их, не мудрствуя лукаво. И правильно делает! Легко ему живется… А Игорь каждый раз в сомнениях путается, никак их не размотает. И все они неразрешимые, все они мирового значения!.. Но тут приходит друг Валера и заявляет: плюнь, все — мура, живи прямо, ничем не мучаясь.
И ведь прав, наверно…
А Пащенко развивал тему дальше:
— Во-первых, надо об этих гавриках Насте сказать. Она их наверняка знает, пусть имеет в виду, раз уж развела себе таких кавалеров. И цена тебе у нее побольше будет: не убоялся трудностей ради дамы… Ты говоришь, она на Кутузовке обитает? И Алик там же… — это его коллега по прыжкам, друг-соперник. Все норовит познакомить, да как-то не получается. — У него приятелей — весь проспект.
— Зачем мне его приятели?
— На всякий случай. Соберем компаху и пугнем этих гадов — до Окружной дороги поползут!
Это был выход. Пугнуть. Сила на силу. Закон Ньютона: на всякое действие существует противодействие, да простит учитель физики столь вольное толкование физической классики. Показать «этим гадам», как выразился Валера, ньютоновскую правоту.
А самому в сторонке постоять? Двое дерутся — третий не мешай, старое дворовое правило? Этаким полководцем на горушке…
— Спасибо, Валерка, научил уму-разуму. Как вариант — застолбим. На будущее. А пока поглядим за развитием событий.
— Сам пойдешь?
— Угадал.
— А отлупят?..
— Ну уж, обязательно отлупят…
— А что? Запросто. Может, все-таки я с тобой?
Отличный парень Валерка, настоящий друг!
— Спасибо, Валер, перебьюсь сегодня.
— Ну перебейся… — засмеялся: иносказательное буквально прозвучало. — Позвони вечерком.
— Я, наверно, поздно приду.
— До двенадцати, ты знаешь, я спать не ложусь. А позже ты не явишься, у тебя родители на стену полезут.
Что верно, то верно. На том и порешили, тем более что перемена закончилась, звонок даже сюда, в конец двора, долетел. Надо было поспешить: математик не терпел опозданий…
И все-таки, пока решился позвонить Насте, минут пятнадцать вокруг телефона бродил. Оправдывал себя: мол, необходимо придумать конкретное предложение — как вечер провести. А на самом деле оттягивал решение, ибо звонок Насте и был решением, после которого отступать поздно.
Как в воду с обрыва: схватил трубку, набрал номер.
— Настя? Меня Игорем зовут…
И все страхи, все дурацкие сомнения и опасения показались мелкими и придуманными, когда услыхал чуть капризное:
— Наконец-то! Я уж и ждать устала…
— Настенька, я хочу тебя видеть! — сам не заметил, что на «ты» ее назвал.
И она тем же ответила:
— Хочешь — приезжай.
Будто маленький червячок внутри проснулся: заточило.
— Ты мне обещала — в кино…
Страусы, осенние птицы…
— Давай, если хочешь. Куда?
— В «Россию». А потом в кафе посидим.
— Я буду у Пушкина через час.
Задуманная программа начата по плану. Чем-то закончится?..
Пока смотрели фильм, а потом сидели в «Московском», Игорь все время пытался сравнивать Настю с Лидой. Не потому, что Лида ему понравилась — ничего подобного, такого даже в мыслях не объявилось, — он проверял то секундное впечатление, которое возникло у него, когда Лида впервые вошла в комнату. Тогда он подумал, что она удивительно похожа на Настю. Потом разуверился в этом. Сейчас, сидя за крохотным столиком кафе, в упор уставился на Настю, как давеча голопузый вестник Пеликана — на него самого, на Игоря.
Настя даже спросила, на миг оторвавшись от мороженого:
— Что ты во мне углядел?
Чуть было не вякнул машинально: ничего не углядел. Не сообразил вовремя, что буквальный смысл прозвучит обидно. Ругнул себя за невнимательность, сказал грубовато:
— Будто сама не знаешь…
— Честно — не знаю.
Язык стал тяжелым, неповоротливым. От мороженого, что ли? Своего рода анестезия…
— Красивая ты очень…
— Вот и соврал! — почему-то обрадовалась Настя. — Я себя знаю и не обольщаюсь на свой счет.
А может, она хотела, чтобы ее разубеждали?
— Нет, красивая, очень красивая! — упрямо настаивал Игорь. — Не верь зеркалу.
Двусмысленное вышло предложение. Значит, лучше зеркалу не верить, но можно и поверить: что-то такое оно отражает… Настя, к счастью, двусмысленности не заметила или не захотела заметить.
— Конечно, тебе верить приятнее…
И все же есть у нее что-то общее с Лидой. Даже не «что-то» — многое. Глаза, их выражение, особенно когда она улыбается, и сама улыбка, и ямочки на щеках. И волосы — обе блондинки…
Но разве оно удивительно, это сходство? Ведь он увидел Лиду такой, какой хотел. И хотел увидеть похожей на Настю, об иной девушке не помышлял. А то, что Лида потом оказалась другой, — так это естественно. Настя — здесь, Лида — там. Лида — человек из чужой памяти, хотя и пропущенной через мироощущение Игоря, через его фантазию.
Да и вообще: разве было бы что-нибудь там, в пресловутой чужой памяти, если бы не Игорева фантазия?..
А пока фантазировать не стоит: половина десятого на часах, Настя заранее предупредила, что в десять должна вернуться домой, обещала маме. Плакала прогулка в Александровском саду… Ну ничего, не в последний раз.
— Сегодня ты не торопишься?
С подколкой вопрос. Оказывается, не забыла Настя самого первого прощания-провожания.
— Я теперь никогда торопиться не буду. Обещаю клятвенно.
Обещание обещанием, а время подпирает. В первую очередь Настю. И все же до Калининского проспекта, до Арбатской площади решили дойти пешком — тут рядом! — а у почты на проспекте сесть на троллейбус.
Думал: сказать Насте о парнях или не сказать? Пащенко советовал не скрывать. Дескать, вырастешь в ее глазах. Игорь все-таки решил не говорить. Пусть он выглядит в глазах Насти не выше, чем на самом деле. Его ста восьмидесяти сантиметров вполне хватит на все…
Велика Федора… Что ты со своими сантиметрами через полчаса делать станешь?..
Странное дело, ему впервые за все время путешествий в прошлое хотелось рассказать о нем. Ну, просто распирало. Одно останавливало: не поверит Настя. Да и кто поверит в фантасмагорию, в чудо, в антинаучную фантастику? И то ли не мог он более держать в себе все это, то ли Настя слишком располагала к откровенности, тем более — к давно желаемой, но решил попробовать, почву прощупать: как воспримется? Не впрямую, конечно, не в лоб, не всю правду чохом. Потихонечку, полегонечку. Иносказательно. Просто о прошлом. Издалека.
— Ты куда после школы?
— На филфак, наверно. А ты?
— Соседями будем. На исторический.
— Давно решил?
— Пожалуй, давно. С детства книги о русской истории любил. Раньше Смутным временем интересовался, помнишь, было такое после смерти Ивана Грозного, а теперь в недавнее прошлое путешествую.
— Куда именно?
— В гражданскую, в восемнадцатый год.
— Почему именно в восемнадцатый?
— Понимаешь, какая штука. Дед у меня, он в девятьсот первом родился, в конце лета восемнадцатого года шел пешком из Ростова-на-Дону в Москву…
— Зачем?
— Застрял он в Ростове. Родители отправили его к родственникам — сестра прабабки там, кажется, жила, семья ее, а тут революция, война началась. Ну, он и сбежал от родственников…