— Ваше величество, я сделал все, что мог. Получив королевский приказ, я в тот же день передал его капитану Люкке. Клянусь в том вашему величеству честным словом дворянина.

— Что это значит, господа? Кто из вас двоих виновен? Передо мной стоят два дворянина, и слова одного опровергают слова другого. Кто же из вас скрывает правду от своего короля?

— Только не я, мой милостивый повелитель, — горячо заверил короля Брокенхус. — Я не представляю себе, какое доказательство может привести капитан в подтверждение своих слов.

— Зато я представляю себе по вашим речам, дорогой господин ленсман, — заявил Кай, — что память у вас еще слабее зрения. Но все равно! Раз мне теперь известна воля моего короля, она будет выполнена завтра же до захода солнца.

— Нет, капитан, совсем не все равно. Нам надо знать, на кого из вас мы можем положиться в будущем, вот почему мы хотим услышать правду.

— По счастью, это не составит труда, — отозвался ленсман, — ибо мой писец, который отнес приказ капитану, находится в соседней комнате. Он сможет доказать вашему величеству, что капитан бессовестно лжет.

Кай самоуверенно улыбнулся, светская жизнь приучила его владеть собой.

— Мне кажется, господин ленсман забывает, что он говорит в присутствии вашего величества. Впрочем, я вовсе не утверждаю, что господин Брокенхус не передал королевского приказа, я утверждаю лишь, что я его не получил.

Прибегнув к этой последней уловке, которая не оставляла сомнений в том, что капитан приперт к стенке, Кай бросил долгий, умоляющий взгляд на королеву, точно ища у нее защиты.

София-Амалия не покинула в беде своего любимца. Она положила свою белую ручку на руку короля и, улыбнувшись, устремила на своего супруга взгляд, силу которого она хорошо знала. Она вложила в этот взгляд всю чарующую нежность, какую только могли выразить ее прекрасные глаза.

— Пусть ваше величество простит меня, что я вмешиваюсь в вашу беседу, но, если даже капитан Люкке имел несчастье совершить какой-то проступок, что, впрочем, господин ленсман отнюдь не сумел доказать, у капитана есть заслуги, которые искупают его прегрешения. Эти заслуги столь велики, что я смею надеяться, ваше величество вернет ему свою милость. Капитан Люкке сегодня, можно сказать, спас меня от смерти.

— От смерти? Что это значит?

Королева в нескольких словах рассказала о приключении на охоте. Она, правда, упомянула и об Ивере, но Каю отвела куда более значительную роль, чем он на самом деле сыграл.

Кай стоял у стола, уверенный и невозмутимый, опираясь на свой меч.

— Какое ужасное приключение! — воскликнул король. — Но где же был в эту минуту ваш оруженосец, рыцарь Кербиц? — спросил он.

— Кербиц… — смеясь, повторила королева и, обернувшись, посмотрела на рыцаря взглядом кошки, играющей с пойманным ею мышонком.

При движении королевы ее носовой платок упал на пол. Кербиц шагнул вперед, поднял платок и, положив его на ручку кресла, почти беззвучно прошептал одно только слово: «Пощады!» — с таким умоляющим выражением, что королева, казалось, смягчилась.

— Рыцаря Кербица, — продолжала она, — в эту минуту случайно не оказалось поблизости. Но, право же, я полагаю, ваше величество, что мы оба в долгу перед капитаном Люкке.

— Без сомнения, — поддержал свою супругу король. — И я предоставляю моей прекрасной королеве решить по ее усмотрению, как наилучшим образом оплатить наш долг. Что до вас, господин ленсман, отложим на время этот разговор. Если правда на вашей стороне, вы позднее получите удовлетворение, какого вы потребуете.

— Ваше величество слишком милостивы ко мне, — ответил Брокенхус. — После всего того, что мне пришлось здесь увидеть и услышать, я и сам начинаю думать, что капитан Люкке прав, упрекая меня, что память моя служит мне так же плохо, как и мои глаза.

Это самопожертвование ленсмана не осталось без награды, ибо впервые за весь вечер королева благосклонно взглянула на него своими лучистыми глазами.

ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ЗАМКЕ НОЧЬЮ

Когда часы на башне замка пробили десять, король подал знак расходиться. Фредерика Третьего и его супругу проводили в отведенные им покои. В замке на ночной караул встали драгуны.

Проходя через прихожую, где Кай Люкке распределял посты между своими солдатами, ленсман Олуф Брокенхус любезно поклонился капитану, будто совсем забыл разыгравшуюся между ними сцену. Кай был весь еще полон впечатлениями минувшего дня и счастьем, которое ему сулила милость королевы. Когда Брокенхус поклонился ему, Кай вдруг почувствовал, как несправедливо поступил со стариком, и ему захотелось загладить свою вину. Он нагнал ленсмана и, коснувшись плеча Брокенхуса, окликнул его:

— Господин ленсман! Разрешите сказать вам два слова!

Брокенхус обернулся, и они вдвоем отошли к большой оконной нише, туда, где их не могли услышать солдаты.

— Сегодня вечером я оскорбил вас, господин ленсман, — заговорил Кай. — Я сейчас вспомнил, что получил ваше письмо именно в то самое время, как вы сказали.

— А теперь вы решили оскорбить меня еще раз? — незлобиво спросил Брокенхус.

— Нет, клянусь честью! Не думайте обо мне так дурно! Наоборот, я пришел сказать, что я к вашим услугам.

— Что вы имеете в виду?

— Предложить вам удовлетворение, которое дворянин вправе потребовать у другого дворянина.

— Ах, капитан Люкке! — с грустной улыбкой ответил Брокенхус. — Взгляните на меня. Я седой старик, да вдобавок несчастный калека, — разве я могу скрестить с вами шпагу? Было время, когда я был готов в любую минуту решить спор обнаженным мечом, но время это давно миновало. Один из моих врагов оставил эту мету на моем лбу, в поединке с ним я потерял свой правый глаз, другой мой враг, менее ловкий, раздробил мне пулей колено. Будь мои противники живы, они рассказали бы вам, что трусость не принадлежала к числу моих пороков, по оба они умерли, и было это задолго до того, как вы появились на свет, дорогой мой капитан! Сам я почти ослеп, но мне приходится скрывать свои немощи, чтобы не потерять место ленсмана и не стать нищим. Старость не радость, капитан Люкке! Приходится терпеть, когда тебя оскорбляют, и благодарить тех, кто оскорбляет тебя меньше других.

— О господин ленсман! Вы преподали мне хороший урок! Чем я могу загладить свою вину? Завтра же утром я явлюсь к королю и признаюсь ему, что во всем виноват я один. И поверьте, знай я прежде то, о чем вы сейчас мне рассказали, я бы никогда не стал взваливать вину на вас, чтобы обелить себя.

— Я верю вам, капитан! — ответил ленсман с печальной улыбкой, осветившей его изуродованное лицо. — Вы слишком благородный человек, чтобы оскорблять беззащитного. Но вы, как видно, не подумали о том, что в настоящую минуту вы еще меньше, чем я, вправе бросать или принимать какой бы то ни было вызов на поединок.

— Вот так-так! — засмеялся Кай. — Вы меня удивляете, сударь! С каких это пор храбрый дворянин не вправе обнажать свой меч в поединке, если к этому представился случай?

— С тех пор, как враг стоит у наших дверей! В такие дни жизнь храброго дворянина принадлежит отечеству.

— Вижу, что в споре с вами мне суждено всегда оказываться побежденным — ответил Кай. — Но если даже это так, господин ленсман, верьте мне: я человек чести, и я ни о чем так не мечтаю, как иметь право принадлежать отныне к числу ваших друзей.

— Вы заслужили это право, — ответил ленсман и, сняв перчатку, протянул Каю руку. — Прощайте, капитан, и спасибо за ту радость, какую вы нынче вечером доставили мне, старику.

— Завтра утром я иду к королю, — повторил растроганный Кай. — Я не успокоюсь, пока не открою ему всей правды.

— Не надо, капитан Люкке. Завтра утром король и я, мы разъедемся в разные стороны, и одному богу известно, приведется ли нам еще свидеться на этой земле.

Брокенхус поклонился и пошел к себе, а Кай проводил старика до наружной лестницы замка, выказывая ему такое почтение, какое подобает самым знатным особам. Вернувшись, Кай продолжал прерванное занятие — распределять сторожевые посты между своими драгунами.