— Кузнецов, Николай Михайлович, бывший командир шестой роты тридцать девятого полка, ныне горный инженер, — представился он.

До этого я с Кузнецовым никогда не встречался, но его имя всегда было в моей памяти. Я сказал:

— Так вот вы какой, легендарный герой вершины Мамаева кургана. Рад видеть вас.

Мы крепко обнялись, и у обоих на глазах появились непрошеные слезы.

— А вот плакать здесь вроде бы и ни к чему, — сказал Герой Советского Союза, бывший командир минометной роты 42-го полка Григорий Евдокимович Брик.

В Доме офицеров состоялось торжественное собрание, посвященное нашей встрече. Избрали новый состав совета ветеранов дивизии. Побывали на экскурсиях по историческим местам города, встретились с трудящимися, школьниками. Ознакомились с музеем боевой славы в школе-интернате № 1. Можно представить себе, с каким интересом и волнением слушали учащиеся наши рассказы о том, что тридцать лет назад на месте этой прекрасной школы, в страшных руинах Г-образного дома героически сражались и умирали за их счастье гвардейцы тринадцатой.

С той поры школа-интернат № 1 стала для нас, ветеранов 13-й гвардейской дивизии, родным домом. Мы едем туда в любое время и всегда являемся желанными гостями.

…Святая святых сталинградской земли, легендарный Мамаев курган — уникальный памятник-ансамбль героям битвы. Здесь все: будь то скульптура или слово, написанное на стене-руине, голос репродуктора или звучащая музыка — это страницы из многотомной героической поэмы, воскрешающей в памяти картины смертельных боев, горящую Волгу, серые страшные развалины города.

А бесчисленные имена погибших героев, написанные на знаменах в Зале Воинской славы? Кто может спокойно читать их?

Все это еще и еще раз напоминает, какой дорогой ценой была завоевана наша победа, и призывает: берегите мир!

А. X. Юхимчук, генерал-майор в отставке

ЗАКАЛЯЯСЬ В СРАЖЕНИЯХ

ПЕРВЫЕ БОИ

После тяжелых кровопролитных сражений в Крыму и на Керченском полуострове на юге наступило временное затишье. Противник перегруппировывал свои силы, сосредоточивая их на новых направлениях. Советские войска готовились к отражению их ударов, пополняли части личным составом, вооружением, производили перестановку командно-начальствующего состава.

Приказом командующего Северо-Кавказским фронтом я был назначен начальником штаба 302-й стрелковой дивизии, который находился в станице Старо-Мышатовской, недалеко от города Краснодара. 1 июня 1942 года я выехал к новому месту службы.

Странно воспринималась тишина после беспрерывных бомбежек и грохота боев. По дороге почти не встречались люди и повозки. При въезде в станицу Старо-Мышатовскую нас остановил патруль. Узнав о цели нашего приезда, старший патруля молча указал на добротный дом с дощатым забором и зеленой калиткой.

На веранде, обвитой диким виноградом, за небольшим столиком сидел полный пожилой полковник с крупными чертами лица. Его редкие волосы были аккуратно зачесаны. В нем я узнал командира 302-й стрелковой дивизии Михаила Константиновича Зубкова, с которым мне уже пришлось встречаться еще в ноябре 1941 года в период, боев за город Керчь.

Зубков был опытным кадровым командиром.

Еще в первую мировую войну в чине штабс-капитана он командовал батальоном. После свержения царизма вступил в Красную Армию и принимал активное участие в гражданской войне.

— Рад вашему прибытию. Присаживайтесь, — пригласил Михаил Константинович и, немного помедлив, продолжал: — Сейчас, Александр Харитонович, наша дивизия на временном отдыхе. Подразделения пополняются людьми и вооружением. С минуты на минуту может поступить приказ о выступлении. Так что работы у нас с вами будет много, время не ждет. Но об этом разговор впереди. Обязанности начальника штаба дивизии временно исполняет майор Александр Васильевич Реутов, начальник первого отделения. Пока устраивайтесь. Найдите капитана Ивана Петровича Курдюмова, начальника АХЧ, он вам поможет. Зайдите к комиссару дивизии Николаю Дмитриевичу Сидорову и комиссару штаба, батальонному комиссару Михаилу Моисеевичу Шехтману.

После короткого разговора с командиром дивизии, я направился к комиссару дивизии. По дороге к нему невольно возникали мысли о характере комдива. Добродушный вид и дружеский разговор по-военному четкие, короткие фразы радовали. В командире угадывался человек дела.

Мои предположения подтвердились в сложных боевых условиях. Ровный, спокойный тон при отдаче распоряжения еще больше повышал его авторитет у подчиненных.

Полковой комиссар Н. Д. Сидоров также приветливо встретил меня, подробно расспросил о боях на ишунских позициях в Крыму.

Говорил комиссар не спеша. Черты его лица были внешне строгими. Большие серые глаза смотрели на собеседника пристально, изучающе.

После беседы с комиссаром я направился в штаб.

На другой день я встретился с майором Александром Васильевичем Реутовым. Как начальник оперативного отделения штаба он, по положению, считался первым моим заместителем.

Понимая большую ответственность, которая легла на меня как начальника штаба, я старался изучить все, что касалось прежде всего повышения боевой подготовки частей и подразделений…

Все тревожнее становились сводки Совинформбюро. С болью в сердце мы узнавали о тяжелых событиях на фронтах. Разгром фашистских войск под Москвой в декабре 1941 года основательно ослабил их силы. Гитлеровское командование вынуждено было изменить свой «блицкриг» и внести изменения в план дальнейших военных действий. Для одновременного нанесения решающих ударов на всем советско-германском фронте сил оказалось явно недостаточно. Намечая дальнейший ход войны, фашисты сосредоточили свои усилия на юго-восточном направлении.

…Очередной боевой приказ командующего 51-й армией от 17 июля 1942 года потребовал: «…передислоцироваться в новый район с выгрузкой на железнодорожных станциях Гашун и Зимовники…

Возможно быстрее выдвинуться и оборонять рубеж станицы Серебровской до хутора Братск… Быть готовыми контратакой отбросить группу противника, захватившую плацдарм на левом берегу р. Дон у сел Никольское и Дубовское…»

Совершив комбинированный марш-бросок, к исходу 23 июля мы вышли на рубеж станиц Морозовская, Копань. Штаб дивизии расположился в хуторе Пады, а затем его пришлось перевести в Копань.

Время торопило нас, и к наступлению готовились поспешно. Но ждать и откладывать его было нельзя. Этого требовала обстановка. Противник с каждым часом увеличивал свои силы на захваченном им плацдарме.

24 июля противник неожиданно бросил в направлении станицы Морозовская, находившейся в трех километрах от села Никольского, танковую группу и успел занять этот населенный пункт.

Атаки наших 827-го и 825-го полков, а также 503-го полка 91-й стрелковой дивизии успеха не имели. Они, к сожалению, вели бои без необходимой артиллерийской поддержки.

С утра 26 июля фашисты усилили нажим и начали атаки в направлении хутора Пады. Подтянув свежие силы, врагу удалось к вечеру окружить хутор Пады, в котором оказался один из батальонов 825-го полка во главе с командиром майором Левоном Сафоновичем Бедия.

Чтобы помочь окруженным и вернуть Пады, была подготовлена ночная контратака. Но безуспешно. Бои за Пады шли 26 и 27 июля. Наши бойцы прорывались к крайним домам хутора и захватывали их. Противник подбрасывал все новые силы и срывал наши контратаки. Часть героически сражавшегося батальона и небольшая группа управления 825-го полка вместе с командиром так и не смогла вырваться из хутора и погибла.

В боях за Пады враг потерял не менее 500 человек убитыми и более 12 танков. Эти потери вынудили противника временно прекратить наступление.

Командование оставшимися подразделениями 825-го полка возглавил офицер штаба полка майор Григорий Васильевич Гольцев. Позднее, по нашему представлению, он был назначен командиром полка.