Хозяйка дома знаками показала Дженнет, что она может и должна снять капор, шляпку и обувь, бережно свернула их и положила в ногах постели. После чего расставила перед нею несколько глиняных мисок. В одной были пресные лепешки, в другой — россыпь свежих ягод, а в третьей, самой глубокой, обнаружилось молоко.
«Ешь. Пей. Ты голодна».
Лепешки были размером с две ладони, толщиной с палец и легко ломались. Дженнет съела три, закусив ягодами и запив молоком. Трава наблюдала за нею, сидя в углу и обхватив колени руками. На ее бледных губах играла задумчивая улыбка. Она не пошевелилась, пока гостья не покончила с трапезой.
«Ложись. Отдыхай. Ты устала!»
— Но мне надо…
«Отдыхай. Остальное потом!»
Сказать по правде, после долгой прогулки и сытного обеда Дженнет и так клонило в сон, и она не позволила долго себя упрашивать.
— Спасибо. Вы очень добры, — пробормотала она, устраиваясь на ложе поудобнее.
Он уже научился угадывать, когда к нему приходит королева. Только она навещала знатного узника, постоянно именуя его своим повелителем и королем. Но королей не содержат в темнице! Нет, Роланд помнил историю — его хорошо учили! — и знал, что, например, в заключении побывали Карл Первый, а до него — Эдвард Второй, а еще раньше — сам Ричард Львиное Сердце, не говоря уже о том, сколько знатных узников в свое время перебывало в Тауэре. Но, кажется, все они перед этим были свергнуты с престола, и впереди их ждала казнь или пожизненное заключение. Никого не сажали в тюрьму для того, чтобы сделать королем. Роланд чувствовал себя так, словно его заперли в золотую клетку. И королева Мэбилон была одновременно его невестой и главным тюремщиком. Она приручала его, как дикого зверя, но для чего?
Переплетенные стебли на стене зашевелились, оживая и расползаясь в стороны, словно покрытые листвой змеи. Затем проступили очертания двери. Роланд насторожился. Это могла быть только она, Мэбилон, красивая и опасная, с холодными лиловыми глазами и удивительно белыми, искрящимися как снег, волосами. Но она никогда не приходила так поздно.
В комнате сгустился полумрак, хотя окон не было. Светильники тут гасли сами, повинуясь какому-то внутреннему распорядку. В сумраке белые волосы королевы казались еще белее, на их фоне ее лицо и глаза казались темнее обычного, а платье мерцало и переливалось, вызывая в памяти воспоминания о Средиземном море и светлячках на волнах. Из коридора лился яркий свет, а ткань просвечивала так, что ничего не скрывала — талию, плечи, бедра, ноги…
Мэбилон неслышно переступила порог, и стена сомкнулась за ее спиной — остались лишь светящиеся линии.
— Ты спишь, мой повелитель?
— Нет, — Роланд встал, коротко кивнул головой, приветствуя гостью. — Ваше величество, чем я обязан столь позднему визиту?
— А разве королеве нужен повод, чтоб лишний раз увидеть короля? — она запрокинула голову, с вызовом глядя на него.
— Мы виделись сегодня, — он припомнил еще один урок языка в обществе трех придворных дам и двух пажей.
— А я успела заскучать. Твой голос, твои глаза… Мне нужно видеть их, мне нужно тебя слышать! О, если бы ты знал, как одиноко мне в сумрачных моих покоях! Там так тихо! Я слышу только лишь свое дыханье — ни звука больше. Призвать фрейлин? Но они мне надоели!
— Сочувствую, ваше величество, — он коротко кивнул головой. — За эти недели я сполна узнал, что такое одиночество, когда практически не с кем словом перемолвиться. Кажется, что предпочел бы даже присутствие своего злейшего врага — лишь бы услышать человеческую речь.
— О да! Я знала, что мы поймем друг друга! — пылко воскликнула королева, кинувшись ему на грудь. — Мы — родственные души! У нас одни желанья и мечты! Нам свыше суждено быть вместе! Я так мечтала, так ждала однажды ощутить присутствие другого рядом — того, кто одиночество разделит, кому смогу доверить я биенье сердца, свои мысли, чувства и кто доверит свои чувства мне.
Она сделала попытку обнять Роланда за шею, но тот отступил на шаг, не давая прикоснуться к себе.
— В чем дело?
— Ваше величество, осмелюсь вам заметить, что вы в моей комнате. Конечно, я понимаю, что все это — лишь красивая темница, и в вашей власти заточить меня в куда менее уютные стены. Куда-нибудь в подземелья, в башню, несмотря на то, что я — вроде бы как ваш король. Однако, я еще раз повторю — вы у меня в комнате, так что прошу вас — держите себя в руках.
Еще никто, наверное, не отчитывал королев, как простых девушек, уча их, как себя вести. На миг Роланду стало жутко — а что, если его прекрасная тюремщица разгневается? Она не просто королева — она фея. Рука сама метнулась к шее — и опустилась. Нательный крест с него сняли уже давно. Он был беззащитен. Стоит ей приказать и…
И Мэбилон вдруг расхохоталась. Этот искренний смех сбил с толку.
— Ты великолепен! — воскликнула она, отсмеявшись. — Я горжусь тобой! И от того сильней тебя люблю! Да, ты мой истинный властитель! Ты — мой король! Моя любовь! Ты — тот, о ком я грезила ночами, о ком мечтала в одинокие часы, кто приходил в мучительные сны, из-за кого рыдала и страдала лишь оттого, что имени не знала! Теперь ты здесь, со мной… Мой господин!
Она сделала шаг, и Роланд опять отступил.
— Я вас не понимаю, — промолвил он. — Что вы хотите?
— Чего хочу? Всего лишь капельку любви. Всего один поцелуй… Взгляни же на меня и честно ответь — разве я не хороша?
Она раскинула руки в стороны, и вспыхнул яркий свет, озаривший стройную фигуру королевы. Роланд невольно вздрогнул, отводя глаза.
— Как? — голос женщины наполнился льдом. — Я не хороша?
— Вы прекрасны, ваше величество, — пробормотал он. — Ваша красота ослепляет. Не сомневаюсь, что найдется много рыцарей, сгорающих от любви к вам.
— Мне дела нет до прочих! Один лишь ты и в чувствах, и в мечтах!
Роланд сделал еще шаг, отступая перед ее напором, и неожиданно для себя уперся нижней частью спины во что-то плотное. Он покачнулся — и королева кинулась к нему на шею. Порыв ее был столь стремителен, что мужчина не устоял и упал… на постель вместе с цеплявшейся за него женщиной.
Она не разомкнула объятий и, улучив миг, жадно поцеловала его в губы.
О да, это она умела! Отчаянно и нежно, страстно и робко, мягко и сильно. Но когда ее язычок скользнул навстречу его языку, Роланд отстранился:
— Ваше величество, что вы делаете?
— Люблю тебя! — жарко прошептала она, целуя его виски, лоб, глаза, волосы, скулы. — Люблю тебя всего. Хочу любить! И ты люби меня!
— Ваше величество, это невозможно!
— Но почему? — она выпрямилась, оседлав его, как норовистого коня, расправила плечи, одним движением руки разрушила прическу, позволив волне белоснежных волос упасть на плечи и спину. — Ты посмотри — ну разве я не хороша? Ни одного изъяна! Оцени! Все это — для тебя! Я вся твоя!
А в следующий миг она плавно повела плечами, стягивая платье.
Роланд задохнулся. Обнаженное тело действительно было великолепно. В молодости ему, как и многим сыновьям знатных лордов, доводилось развлекаться со служанками, готовыми на все, лишь бы ублажить молодого господина. Впервые познавшему женщину в четырнадцать лет, Роланду ни разу не пришлось никого уговаривать или уламывать силой. Девушки сами шли к нему. В портах, где ему случалось бывать, жрицы любви поедали его глазами и даже, уводимые другими клиентами, бросали взгляды на юного лейтенанта королевского флота. Но еще ни одна женщина и девушка не добивалась его столь откровенно и вызывающе.
— Ваше величество, прошу вас…
— Иди ко мне, мой повелитель!
— Ваше величество, но я… не могу!
Мэбилон вздрогнула. Она всем своим существом потянулась к этому мужчине — и неожиданно для себя натолкнулась на стену. Невидимую ледяную стену. Он был закован в нее, как в броню, и ее чары не действовали на эту странную защиту. Но как же так?
— Что?
— Простите меня, — Роланд попытался отстраниться, что было трудно сделать, ведь для этого ему пришлось бы дотронуться до маячившего перед ним обнаженного тела. — Вы великолепны. Можно ослепнуть, глядя на вас, но не требуйте от меня чувств. Я чужой в вашем мире. Вы сделали меня королем, не спросив меня. Боюсь, произошла ошибка. Пока вы не сделали еще большей ошибки, пока не свершилось то, о чем мы с вами будем жалеть, прошу — отпустите меня. Позвольте вернуться в свой собственный мир. Там мое место, а не у ваших ног.