Лучше вовремя отступить, чем потом перешагивать через собственные трупы. Мы уходили последними из группы, в три этапа: первым - Ходжа, за ним Черепаха, потом я. Навстречу нам, выдавливающимся из русла, уже мчались две другие машины, набитые духами. Духи стреляли на ходу из всех стволов. С флангов на подмогу им подтягивалась другая группа "бородатых", высадившаяся с подорвавшейся-таки на наших минах второй машины. Ходжа должен был поджечь приближающийся грузовик и под нашим прикрытием отступить на рубеж, с которого же потом прикрывать наш отход. Машина двигалась прямо на позицию Ходжи. Он не имел права промахнуться, - иначе шансов уцелеть у него осталось бы, как у улитки под асфальтовым катком.

     Грузовик приближался. В свете его фар ветви чахлого кустарника, растущего вдоль сухого русла, казались рваной маскировочной сетью. Водитель несколько раз резко вильнул, видимо, объезжая трупы. Затем машина остановилась. Мы ждали выстрела, но РПГ Ходжи молчал. Если он решил не стрелять, то почему не отходит?

     Сквозь облако пыли, накрывшее грузовик, мы увидели Ходжу. Он стоял с поднятыми руками, освещенный фарами. В одной руке он держал гранатомет, в другой - подсумок с выстрелами к нему. Духи, спрыгивая с машины, окружали его, веером разворачиваясь в цепь. Их действия были такими быстрыми, что нам едва хватило времени, чтобы оценить то, что случилось. Время, отведенное Ходже, измерялось пружиной, толкающей затвор чужого автомата.

     Ходжа не упал. Линии его тела вдруг изменились, контуры стали нечеткими. Он уменьшался, словно пробитый иглой воздушный шарик. Пуля парализовала его, но не сбила на землю. Время словно замерло до тех пор, пока он все же не обмяк и не рухнул на колени. Потом Ходжа медленно попытался встать, но тут же упал на живот, широко раскинув руки. Пыль, поднятая при падении, прозрачным облаком повисла в ярком свете фар.

     Черепаха

      Изо всех сил напрягая уставшие глаза, я видел как духи выплывали из пыльного облака, в своих халатах похожие на зловещих птиц со сложенными крыльями. Их размытые темнотой силуэты были видны мне в ночной прицел, как речные камешки сквозь зелень воды. В это мгновение я совершенно отчетливо понял, что ничем не смогу помочь Ходже. Но я все же решил вытащить его, и попытался приблизиться, как мог, к машине, чтобы определить, что происходит.

      Человек пятнадцать рослых мужиков перебежками двигались ко мне. Они были так близко, что я слышал, как под их обувью скрипел песок. Мне казалось, что через мгновение они просто наступят на меня.

      Заслонив лунное небо, воплощая собой весь мой страх, на меня, словно краб, наползал широкоплечий человек. Я спустил курок, но выстрелов не услышал. Только ощутил отдачу. Так бывает всегда, когда ты мысленно ведешь пулю и, пропустив момент выстрела, видишь, как она поражает цель. Мой "пэбээс" предательски откашлялся через пробитую резинку.

      Духи развернулись полукольцом на мои выстрелы, подставляя свои бока и спины под пули Черепахи. Я вытащил из "лифчика" две "эфки" и метнул их в направлении залегших духов. Черепаха стрелял очередями. Мы были в опасной близости от противника и могли быть поражены осколками своих же гранат. Но у нас не было другого выбора. И мы сделали это - опрокинули их, уложив одних и заставив отступить других.

      Эвакуация группы была, конечно, сорвана. Замполит, вернувшись за нами, принял бой. Всю оставшуюся ночь духи долбили сопку, пытаясь сравнять нас с землей. Отступая, мы с Черепахой все же вытащили Ходжу. Почему-то недобитый, он умирал в мучительной агонии, пребывая в каком-то другом мире, настолько далеком от нас, что никакая пуля уже не смогла бы причинить ему вреда.

     Духи так били по нашим позициям, что казалось - воздух состоит из кусочков металла и мелких осколков камней. Я лежал вместе с Ходжой в ложбинке у скалы под плотным огнем. Его хлюпающие вздохи следовали друг за другом с постоянством тиканья часов, отмеряющих его время. Как капли, падали секунды. И с каждой из них Ходжа был все ближе и ближе к смерти. Казалось,сейчас капнет последняя, и он покинет этот грохочущий от разрывов мир. Но Ходжа дотянул до утра.

     Утром прилетели вертушки. При погрузке Черепаха получил свою пулю от снайпера, которого духи "забыли", отступая со склона. Черепаха вернулся из госпиталя уже после отправки Ходжи в Союз. Мы с ним еще долго ждали вызова к особисту, просыпаясь по ночам каждый раз, когда дневальный заходил в палатку. Потом ожидание сменилось безразличием.

     Ходжа

      Черепаха дембельнулся раньше меня на полгода, но судьбе было угодно свести нас снова. Через два года. Наша трудовая жизнь началась с двухсот баксов за каждый удар по морде. Спали вповалку на полу коммуналки. С картой на коленях метались по городу на машине, стараясь не опаздывать на "стрелки", получали необходимые для "своего" дела первоначальные накопления. Разыскали нашего взводного. Сделали ему протезы у немцев. Устроили жизнь еще пятерым из батальона. Подтянули других ребят из роты. Мы не были весельчаками-добряками - добрыми ангелами типа Чипа и Дейла. Мы просто умели выживать, и это стало нашей профессией. Все это время, словно связанные обетом молчания, мы ни разу не вспомнили о Ходже. Черепаха первым заговорил о нем после того, как мы в очередной раз поспорили, обсуждая текущие дела:

      - Ты никогда не брал на себя никакой ответственности. Ни за что. Даже когда был в той засаде вместе со мной, - сказал он с убежденностью прокурора. - Поэтому ты никогда не был настоящим бойцом и вряд ли когда-нибудь им станешь. Ну, скажи, зачем ты полез его вытаскивать?

      - Потому что он был нашим, Черепаха, - опешил я.

      - Ты опять ошибаешься. Ходжа сам все решил, а ты, рискуя собой, поперся за ним. Кроме того, ты прекрасно знал, что я полезу вслед - ради тебя. Есть одна простая вещь, которая в тебе неправильна, - ты думаешь, что у тебя куча времени впереди, - он остановился посреди офиса и взглянул на меня, ожидая моей реакции.

      - Ты думаешь, что у тебя куча времени, - повторил он.

      - Куча времени для чего? - я не понимал, о чем он говорит.

      - Ты думаешь, что твоя жизнь будет длиться вечно.

      - Нет, я так не думаю.

      - Если ты так не думаешь, чего же ты ждешь? Почему ты тогда сомневаешься в том, что надо менять себя?

      - А тебе никогда не приходило в голову, Черепаха, что я могу не хотеть изменяться? - я начал заводиться.

      - Да, мне приходило это в голову. Я тоже не хотел меняться, совсем, как Ходжа. Мне не нравилась моя жизнь на войне. Я устал за нее бороться там точно так же, как ты. Теперь мне не хватает жизни тут. Но я готов бороться. А ты просто плывешь по течению, следуя каким-то тобой же выдуманным правилам. Ходжа был не боец. Я видел его в госпитале, после операции заходил к нему в реанимацию. Наверное, подумал, что я пришел кончить его. Помнишь, после того, как я камнями почти забил его, ты постоянно старался помочь ему восстановить веру в себя любым способом? Хотя последний камень был твоим. Ты боялся, что испуг искалечит его? Испуг никогда никого не калечит. Что калечит, так это постоянное ощущение, будто кто-то стоит у тебя за спиной, бьет по затылку и говорит, что следует делать, а чего не следует. Ходжа был труслив и несдержан. Он спешил. Он хотел спрятаться от страха под крышкой гроба, - продолжал он.