В начале августа с наблюдательного пункта 221 батареи доложили, что недалеко от берега плавает надувная лодка с летчиком, выпрыгнувшим с парашютом из подбитого

"фокке-вульфа". Едва выслали катер подобрать его, как появились вражеские истребители, которые стали барражировать над летчиком на воде. Катер вернулся, иначе погиб под ударами фашистских истребителей.

Вскоре подоспел немецкий гидросамолет. По нему открыла огонь батарея лейтенанта Захарова. По ней начали стрелять тяжелые пушки из района Лиинахамари. Батарея, где служил Иван, и артиллеристы Соболевского стали работать по тяжелой артиллерии врага. Гидросамолет вынужден был улететь восвояси. К лодке выскочил немецкий катер из залива, но по нему открыли огонь советская батарея ЗИС-3 с полуострова Средний.

Командир артиллерийского дивизиона Космачев уже получил приказ, не допускать, чтобы фашисты спасли сбитого и так хорошо опекаемого летчика.

Вот какая баталия разгорелась из-за одного аса с "фокке-вульфа". С русской стороны вступили в бой еще две батареи. Они прекратили огонь только тогда, когда смолкли пушки противника. Фашисты израсходовали четыре сотни снарядов, советские артиллеристы выпустили не меньше. "Фокке-вульфы" улетели.

Один из советских летчиков на бреющем промчался над злополучной надувной лодкой, проскочил ее, и вместе с асом она пошла на дно. Противник не преследовал истребитель, и он благополучно сел на аэродроме.

Зима 1944 года выдалась не менее снежной. Артиллеристы, не покладая рук, трудились на батарее. Они разгребали снег, перетаскивали снаряды в погреба, стреляли днем и ночью по врагу. Редко выдавалась свободная минута, другая, когда можно присесть и отдохнуть, вглядываясь в бушующее свинцовое море, серое от облаков небо и белые скалистые берега. Только две краски главенствовали зимой в природе Заполярья: белая и серая. Война добавляла в однообразную палитру еще две: черную от взрывов и красную от крови.

В Петсамо, древней Печенге, высадили десант. 15 октября советские войска освободили порт и двинулись дальше на запад.

Для стационарной береговой артиллерии полуостровов война закончилась. Опустел Рыбачий. Почти все войска ушли в район Киркенеса.

Человеку, привыкшему к боевой жизни, трудно было найти себя в новой обстановке.

Но через несколько дней опять закружилось довоенное колесо жизни: боевая подготовка, практические стрельбы, строевые занятия. Жизнь входила в колею нормального рабочего дня, хотя на остальном фронте еще продолжались боевые действия.

Последние залпы в дивизионе дали 9 мая 1945 года вместе с артиллеристами всей Страны Советов.

На батарею позвонил начальник артиллерии Северного Оборонительного Рубежа и приказал приготовиться к стрельбе всеми батареями, но холостыми зарядами.

- Зачем, товарищ полковник? - спросил командир.

- Слушай радио, поймешь!

- Победа! - закричал командир и включил приемник.

Глава 32

В конце августа хозяин привел на подворье изможденного русского парня. Он называл его Паулем и велел накормить пленного солдата Анне. Она усадила его на кухне и спросила:

- Давно мыкаешь горе?

- С июля сорок второго, а ты?

- Через три месяца от начала войны. Тебя как величать?

- Павел Семенович Лошаков.

- Ишь, как официально, тогда зови меня Анна Максимовна, а лучше Анна или Нюра. Жена имеется?

- Нет! Только отец и братья.

- Я замужем, сын вот со мной, а муж на войне где-то. В это время раздался крик Вальтера:

- Пауль! Во двор выйди!

Павел поблагодарил Анну и вышел. Анна грустно посмотрела ему в след:

- Так и Иосиф, может, в плену мается, поди, узнай теперь.

Вот так судьба закинула к ней человека, который видел живым ее Иосифа, но не разрешила рассказать женщине об этом.

Павлу не приходило в голову, что Анна с сыном являются родными ее другу Осипу.

Вскоре русский парень отремонтировал хозяйский трактор, и хозяин был очень доволен, разрешил работать на машине. Мужчины пропадали втроем в поле и домой возвращались поздним вечером.

Ельза буквально прилипла к новому голубоглазому и светловолосому работнику. Она всегда находила случай, пройти мимо него, бросала кокетливые взгляды.

Анна заметила и улыбнулась:

- Видно, влюбилась девушка в пленного русского мужчину. Война войной, а любовь, как нейтральная полоса, никому не принадлежит, кто по ней идет, к тому и относится.

Пролетел год. Весной сорок третьего года Олег сорвался с дерева. Он далеко ушел из дома, залез на самую высокую сосну у леса, хотел осмотреть округу - надоело слоняться во дворе дома. То ли оступился, то ли закружилась голова, и мальчик, потеряв равновесие, рухнул вниз. Он успел запомнить, как стремительно приближалась земля, которая жестко приняла его, и Олег потерял сознание, ударившись головой о ствол дерева.

Недалеко работали лесники. Они заметили мальчика, положили ребенка на телегу и повезли в поселок. Немолодой врач осмотрел пострадавшего и вызвал машину неотложной помощи. Он заявил, что нужно сделать рентгеновский снимок, чтобы убедиться, что кости целы, а это возможно лишь в соседнем городе Эхинген.

Олег пытался протестовать и, коверкая немецкие слова, просился домой к маме. Но его не слушали и на носилках погрузили в карету скорой помощи.

Напуганный мальчик с тоской проклинал про себя свой поступок и бестолковых немцев. Через пятнадцать минут Олег оказался в госпитале, и не смотря на то, что мальчику было уже намного лучше, медицинские сестры уложили его на каталку и увезли на рентген.

Потом пришел хирург, посмотрел снимки и сказал, что кости целы, и разрешил встать. Но на левой ноге, на которую с трудом наступал пациент, оказались растянуты связки. Врач наложил тугую повязку, перевязал голову и куда-то позвонил.

Вскоре прибыл полицейский, который должен решить, что делать с сыном

"остарбайтерин". Полицейский с огромным шрамом на лице и не сгибающейся рукой молча показал Олегу, чтобы тот следовал за ним. Мальчик с трудом доковылял с полицейским до остановки автобуса. Мужчина усадил его на скамейку и сам присел рядом.

Через полчаса прибыл автобус, и полицейский с мальчиком зашли на заднюю площадку. Олег увидел, что в салоне есть места и хотел пройти внутрь, по мужчина его остановил и показал, чтобы стоял здесь. Автобус тронулся, и мальчик уцепился за поручень, чтобы было легче стоять на больной ноге.

Через пять минут мужчина в гражданской одежде крикнул полицейскому из салона:

- Ему тяжело стоять, пускай сядет на свободное место!

Все повернулись к мальчику и сочувственно рассматривали его. Олег покраснел от смущения и отвернулся к окну. Ему мама объясняла уже, что в транспорте они не должны заходить в салон, где сидят немцы, обязаны оставаться на площадках и тамбурах. Но он надеялся, что позовут присесть, потому что нога болела сильно.

- Дамы и Господа! - громко сказал полицейский. - Он - русский!

Пассажиры отвернулись и больше не предлагали полицейскому усадить мальчика. Автобус по просьбе мужчины, сопровождающего ребенка, остановился напротив подворья, и полицейский провел мальчика в дом, где долго что-то рассказывал хозяйке. Анна схватила Олега и прижала к себе. Она уже знала от очевидцев о происшествии ссыном, шептала:

- Зачем ты поперся так далеко от дома и полез на проклятое дерево?

Когда полицейский ушел, фрау Марта погрозила мальчику пальцем, но ругать не стала. Он и без того с трудом стоял на ногах и был бледный, как отбеленное полотно.

Анна уложила сына в постель и ушла хлопотать по дому. Она обрадовалась, что не случилось ужаснее, чем думала в ожидании, и сын поправится скоро.

Незаметно бежало время. Немцы жили своей жизнью: трудились, ходили в кирху по воскресеньям, где обсуждали дела на фронте, ждали ее окончания. Русские военнопленные и работники тоже отдыхали в воскресный день и тоже ждали конца войны. И вряд ли те и другие ясно понимали: для чего на фронтах гибнут люди. Зачастую, отгоняли опасные мысли, что так не должно быть, или на это есть уважительная причина, и об этом хорошо знают люди сверху. А задача простых людей выжить и дождаться мирных и счастливых времен, как раньше