Итак, в мышлении Меринга действовал целый ряд моментов, логическим последствием которых должна была быть правая, открыто ревизионистская позиция, а между тем сам Меринг, вырываясь из этой сети противоречий с помощью революционного salto mortale, всякий раз оказывался на левом крыле и даже на его крайнем фланге. Какую бы честь ни делало ему лично это постоянное стремление плыть против течения, - против течения своих собственных взглядов, - во всяком случае в теории это должно было привести к неразрешимым противоречиям, к неустойчивости и эклектической неясности по всем основным вопросам. Вследствие этого ошибки Меринга сделались еще опаснее для германского рабочего движения, ибо законное уважение к революционной личности Меринга долгое, время мешало коммунистам действительно осознать и, тем самым действительно преодолеть эти ошибки.

Меринг запутался, остановившись между Лассалем, и Марксом. И перед ним встал целый ряд трудностей, целый ряд необъяснимых, с его точки зрения, различий между взглядами Лассаля и марксизмом. Сам Меринг как историк решал обыкновенно такие вопросы очень-просто, чисто психологически. Тот факт, что Лассаль особенно любил Шиллера и Платена, а Маркс - Сервантеса и Шекспира, Дидро и Бальзака, он всегда рассматривал как проявление индивидуального вкуса.

Но в чем же заключается то неодолимое притягательное действие, которое Лассаль оказывал на Меринга? Мы склонны видеть источник этого влечения в том, что при всем различии индивидуальных характеров Лассаля и Меринга и при всем принципиальном различил исторических ситуаций, в которых они действовали, было что-то глубоко родственное в классовой основе их политической эволюции от левого крыла буржуазной демократии к рабочему движению. И Лассаль и Меринг пришли в лагерь рабочего движения не потому, что они с достаточной глубиной постигли экономическую структуру капиталистического общества и необходимость уничтожения капиталистической эксплоатации пролетарской революцией, как это поняли Маркс и Энгельс, а только потому, что они разочаровались в буржуазной демократии. И разочаровались прежде всего не столько в идеалах самой буржуазной демократии, сколько в буржуазно-демократических партиях, в либеральной буржуазии, которая в своей подлой трусости не сумела добиться осуществления своих собственных требований. Когда читаешь в юношеских работах Меринга многочисленные места, в которых он спорит с Лассалем, чувствуешь, что он, с одной стороны, заворожен теориями ,и личностью Лассаля, а с другой - еще не хочет порвать с либерализмом, как это в свое время сделал Лассаль.

Как ни далеко было в то время основное политическое направление Меринга от "торийского чартизма" Лассаля, все же его отношение к консервативным "социальным политикам" и к либеральным "деловым политикам" было очень родственно лассалевскому. "И тогда, когда я был редактором "Volkzeiitung",- пишет Меринг в 1890 году, - я отнюдь не скрывал, что такой консервативный социальный политик, как г. Родбертус, во многих и существенных отношених значительнее, чем какой-нибудь плоский представитель манчестерства, вроде "свободомыслящего" г. Евгения Рихтера"[266]. Именно потому, что у Меринга - как и у Лассаля - политическая позиция определялась а первую очередь не экономическим анализом капиталистического общества ,и классовых отношений в нем (вспомним вышеприведенную цитату из Лассаля о буржуа), - в их борьбе против либеральной буржуазии звучат совсем особые нотки. Эта борьба преимущественно идеологич-на: она направлена против упадочности буржуазии, против ее отхода от старых идеалов классического периода; классически-немецкая, идеалистическая, обесцвеченная и заоблачная разновидность революционного "гражданина" (citoyen) противополагается "манчестерскому" буржуа-мещанину. Вот как характеризует Меринг свою позицию еще в 1891 году: "неприязнь к манчестерству, - кроме пункта о свободной торговле"[267].

Вторая черта антилиберализма Меринга - это терпимость по отношению ко всякого рода консервативным политическим утопиям. Симпатию к Родбертусу Меринг унаследовал от Лассаля, но в его юношеских работах встречаются сочувственные слова также по адресу Шмоллера и Вагнера. И этому нисколько не противоречит ожесточенная полемика Меринга против грубой демагогии Штеккера.

Наконец, третья черта, объединяющая Лассаля и Меринга,- это абстрактный взгляд на взаимоотношение между социализмом (наукой) и рабочим движением. На Меринга оказала сильное влияние лассальянская идея "союза" науки и рабочих именно как внешнего соединения их.

Разумеется, из-за этой родственности между Лассалем и Мерингом в их отношении к рабочему движению не следует забывать о глубоком различии исторических моментов, в которые они действовали. Лассаль стоял у колыбели массового движения в Германии и сделался на короткое время его непосредственным руководителем, что позволило беспрепятственно проявиться всем опасным тенденциям его позиции, и в особенности его скатыванию вправо, вплоть до союза с Бисмарком. Меринг не только пережил разочарование в новооснованной империи, в "социальной политике" Бисмарка, но он застал уже рабочее движение на гораздо более высокой ступени в количественном и качественном отношении, чем то было в эпоху Лассаля. И хотя не следует думать, что в тогдашней германской социал-демократии было очень распространено глубокое знание и понимание марксова учения, все же несомненно, что Меринг не мог примкнуть к рабочему движению, не усвоив учения Маркса. Несомненно также, что в рабочее движение он мог войти лишь как соратник, а не как идеологический руководитель. И Меринг не только поднялся до марксистского уровня своих немецких современников, даже лучших из них, но и превзошел этот уровень, тогда как Лассаль еще совершенно игнорировал все решающие моменты марксизма и выдвигал против этого учения свою собственную систему. Родственность классовой судьбы приводит Меринга не к лассальянству, а к марксизму, пропитанному, однако, лассальянскими элементами, к эклектической попытке "примирить" учение Маркса и Лассаля, противоположность которых не могла укрыться, и действительно не укрылась, целиком от Меринга.

Решающим пунктом остается при этом то, что оба - и Лассаль и Меринг - недостаточно проникли в более глубокие проблемы экономии, а также в конкретную зависимость всех идеологических проблем от реальных экономических фактов. И тут проявляется не столько психологическая особенность Лассаля и Меринга, сколько необходимое общее последствие их классового положения буржуазных интеллигентов. Такие последствия, конечно, отнюдь не фаталистичны. Но так как они вытекают из общественного бытия, то, лишь исходя из общественного бытия, можно их выправить и перевести в надлежащее русло. Для этого требуется, однако, теснейшая связь с пролетариатом, включенность в его повседневную борьбу, в его обыденную жизнь. А между тем в тот критический период, когда Лассаль стоял по главе рабочего движения, он как диктаторствующий вождь высоко витал над мелкими повседневными интересами рабочих масс. И точно так же Меринг, как ни глубока была его связь с революционным рабочим движением Германии-связь на жизнь и на смерть,- всегда стоял более или менее далеко от повседневной практики, повседневных битв рабочего движения. Он так и не дошел до радикального пересмотра своего мировоззрения на основе настоящей революционной практики. Экономические проблемы остались абстрактной базой для его исследований в области идеологии. Отталкиваясь от практицизма дельцов из оппортунистического лагеря, Меринг, однако, в противоположность Лассалю, оперировавшему объективно-идеалистическими конструкциями истории, широко прибегал к психологии для конкретизации абстрактных социологических схем. Часто весьма поверхностно понятая биографическая психология является для него соединительным звеном между общественным положением и личностью.