Лиза едва заметно улыбнулась этой мысли, так явно читавшейся сейчас на забавно сосредоточенном лице женщины. В это мгновение лакеи распахнули перед ними двери в столовую, откуда донесся шум голосов и тихий смех собравшихся. Лиза замедлила шаг, переводя дух, словно ей предстояло окунуться в иордань на Крещение. Слабая тень улыбки сошла с губ.

Несколько десятков глаз буквально впились в переступившую порог девушку. Она явственно ощутила на себе ощупывающие взгляды гостей и увидела, как головы некоторых женщин стали склоняться друг к другу, в то время как мужчины встали из-за стола поприветствовать вошедших дам.

— Лизавета Петровна! — под шум отодвигаемых стульев к женщинам направился Василь. Его темно-синий фрак выгодно оттенял удивительную синеву глаз и пшеничный цвет волос, а яркий жилет, расшитый бордовым с золотом узором, подчеркивал стройность стана.

Лиза даже покраснела от подобной бестактности — приветствовать ее наперед старшей летами Пульхерии Александровны. Но Василя на какой-то миг обогнал Дмитриевский, которого она, стыдливо опустив взгляд в пол, не сразу заметила в шаге от себя. Граф почтительно улыбнулся нахмурившейся тетушке, с укоризной взиравшей на младшего племянника. И Лиза на миг потерялась при виде этой улыбки, настолько преобразившей того, о ком она неустанно думала все последние часы.

Темные глаза Дмитриевского наполнились светом, который поманил к себе, словно мотылька пламя свечи. Смягчились черты, подчеркивая привлекательность лица. И Лиза, зачарованная этим полным нежности взглядом, едва не вложила в его протянутую ладонь свою руку.

— Tantine Pulchérie^[29], — голос был таким мягким, совсем непохожим на тот, что отдавал приказы на дороге. А жест, которым Дмитриевский накрыл морщинистую ладонь тетушки своей большой рукой, напомнил о том, как ласково он гладил на дороге покалеченных лошадей. Но потом граф перевел взгляд с Пульхерии Александровны на Лизу, и черты лица его словно заледенели, погас свет в темных глазах, уступая место лишь вежливой отстраненности.

— Елизавета… Петровна, — и снова с маленькой паузой перед отчеством, забавляясь явным недовольством, мелькнувшим в ее глазах, как бы Лиза ни пыталась его скрыть.

— Polisson^[30]! — тихонько стукнула ладонью по руке младшего племянника Пульхерия Александровна за то, что смутил стоявшую подле нее девицу. — Но о том позже с тобой, негодник. Alexandre, вы послужите дамам, мой мальчик? — уже громче остальным, наблюдающим за ними от стола. — Ах, прошу простить нас, mesdames, messieurs, за опоздание… Грешны!

«Мальчик» не замедлил послушаться тетушку — предложил вторую руку Лизе, остро желающей сейчас идти к столу с франтоватым Василем, лишь бы не опираться на подставленный локоть. Тем более, когда рука была предложена даже не из учтивости, а по просьбе.

По правую руку от себя Дмитриевский усадил тетушку. Напротив сидел пожилой господин, в санях с которым ехала в усадьбу мадам Вдовина. Лиза тотчас узнала его лицо, а потому, засмотревшись, чуть замешкалась сесть на отодвинутый лакеем стул возле Пульхерии Александровны. Да она и вовсе не ждала, что будет сидеть за ужином так близко к хозяйскому месту в нарушение всех мыслимых правил рассадки. Оттого и не поняла сразу, что и лакей, и Дмитриевский ждут, пока она займет свое место. И снова ей пришлось краснеть под этим пристальным взглядом темных глаз, снова пополз вверх уголок рта графа, явно забавлявшегося ее замешательством. Un terrible homme!

Как и ожидала Лиза, за ужином предметом всеобщего внимания стала именно ее персона. Со всех сторон летели вопросы, и обращались к ней любопытствующие взгляды. Будь рядом мадам Вдовина, ей, не привыкшей быть у всех на виду, было бы намного легче. Но, увы, мадам присутствовать за ужином не могла, а посему этот бой Лизе довелось принять в одиночку.

Уже за первой переменой блюд ее стали расспрашивать о здоровье мадам Вдовиной. Лиза была уверена, что этот предмет уже неоднократно обсудили еще до ужина за закрытыми дверями покоев, получая сведения от прислуживающей дворни. Но покорно отвечала на все вопросы, стараясь не показать своего страха под взглядом темных глаз, который устремлялся на нее при всяком ее ответе. Мельком скользил, словно его обладателя вовсе не интересовал предмет разговора, но Лиза чувствовала, что это не так. Каждая деталь, каждое слово запоминалось.

— Каковы прогнозы нашего уважаемого господина Журовского? Как здравие мадам Вдовиной? Надеюсь, все обошлось? — спросил женский голос с другого края стола, положив начало беседе.

— Благодарю вас, — отвечала Лиза. — Нынче maman гораздо лучше. Доктор нашел, что ей несказанно повезло. Все могло быть хуже…

— Не приведи господь! — перекрестилась возле нее Пульхерия Александровна.

— O mon Dieu! Какой ужас! Сломать кость ноги… Возможны же такие последствия! Бог даст — обойдется! — пронеслось тут же волной вдоль стола от головы к голове. От мужской половины стола к женской. А на женской половине еще и прибавили тихими шепотками: — Ведь возможна хромота… а то и обездвиженье! Удача, что не молодая увечье получила. Остаться калекой в этих летах — что может быть хуже… Крест на судьбе дальнейшей, определенно… Кто пожелает взять за себя увечную?

— Я слышал, вы держали путь из Нижнего Новгорода в столицу, — перекрыл эти неприятные для Лизы замечания властный голос графа. По всем правилам следовало бы взглянуть в лицо говорившему. Но она так и не осмелилась, уставившись на его белоснежный галстук. — Странно, что несчастье случилось на дороге от Мешково, столь далеко от Петербургского тракта.

— На станции на Солнечной Горе madam maman присоветовали одного из возниц и иной путь. Сказали, что так до Твери выйдет короче, чем по тракту, — ответила Лиза, стараясь, чтобы не дрогнул голос — настолько нервировал ее этот мужчина. Она прямо кожей ощущала его пристальный взгляд. А потом поняла, как глупо выглядит, продолжая разглядывать галстук графа, подняла глаза и смело встретилась с ним взором.

— Неразумно доверять незнакомцу. Особенно в дороге, — заметил Дмитриевский. — Особенно двум слабым дамам. Следовало бы поостеречься худых людей и волков, коих немало по тракту.

— Помилуйте, Александр Николаевич, — возмутился пожилой господин с длинными баками до линии подбородка, сидевший недалеко от графа, как представили Лизе — Варварин Ефим Степанович, местный исправник. — В нашем-то Клинском уезде и худые люди! При нашем-то блюдении! Не ведаю, как у соседей, а у меня все тихохонько на сей счет. А волков-то, соглашусь, многовато нынче развелось…

— Вы правы, ваше сиятельство, — поспешила произнести Лиза, видя, как краснеет представитель уездной власти, явно собираясь с доводами, чтобы защитить земли, отданные ему в управление. И уже гораздо смелее встретила прямой взгляд хозяина Заозерного: — С нашей стороны было довольно безрассудно довериться первому встречному. Но madam maman столь торопилась в Петербург… И случилось то, что случилось.

— Сломана кость, — резкий женский голос по соседству слева заставил Лизу повернуть голову в сторону говорившей.

Эта была та самая женщина в летах, что разделила с ней в санях путь в имение. «Варвара Алексеевна Зубова», — вспомнилось Лизе. Подле Зубовой сидела девушка, которая возвращалась с охоты вместе с графом. Только теперь на ней была не амазонка из вишневого бархата, а открывающее плечи и грудь воздушное платье из прозрачного газа на бледно-розовом шелковом чехле. И Лиза снова залюбовалась этой девушкой: горделивой посадкой ее головы, красивым бледным лицом с тонким чертами в обрамлении идеальных локонов льняного цвета. «Belle comme une fleur»^[31] — первое, что невольно приходило на ум.

Подумав об этом, Лиза не могла не взглянуть поверх головы Пульхерии Александровны, склонившейся над тарелкой, на графа. Так же ли он восхищен этой красавицей, как и соседи по иную сторону стола? Так же ли очарован ее прелестью? И помимо воли ощутила легкий укол зависти. Если равнять девиц с цветами, то эта барышня была розой. А самой Лизе досталась бы роль…