Всеволод Алферов

НИЖЕ ПРЕСТУПНИКА, ВЫШЕ ПРОРОКА

По дороге к скамье подсудимых он дважды споткнулся на ровном месте.

Лампы дневного света гудели даже сквозь шум битком набитого зала — и светили блекло, медленно набираясь отваги раскалиться добела. Данил сразу отыскал в толпе гособвинителя: почти лысого, усатого, с мясистым лицом. Встретившись с парнем взглядом, тот поднял брови и передернул плечами.

Мол, нечего пялиться.

Мол, ты мне отвратителен.

Мол, пора нам всем переходить к делу.

И точно — Данил еще не опустился на скамью, как раздался деревянный стук. Тот словно пришел из воздуха, из промежутков меж тел и лиц. От волнения, обилия звуков, красок — люди казались цветными пятнами. Когда воцарилась тишина, оказалось, что все уже сели, а он один, как идиот, стоит: таращится на парик судьи сквозь решетку.

— …айским районным судом города Чернодольск рассматривается заявление, — судья говорила глухо, уткнувшись в микрофон, — согласно триста шестьдесят второй статье кодекса об административных правонарушениях. На судебное заседание явились со стороны обвинения…

Зачем он подмечает мелочи, какое ему дело, что воротничок мантии врезался в слишком крепкую шею судьи Корольковой? Когда та раскрывала рот, мелькали белые зубы, а за ними темнота, ночь — но это не имеет значения. Два-три часа — и его засудят, хоть он и не сделал ничего, слышите?

— …и назначенный защитник, Ракова Валентина Львовна. Доверенность постоянная, копия приложена к делу.

Парень не повернул головы, когда муниципальный адвокат поднялась с места. Рядом, рукой подать — а все-таки за прутьями.

Временами он, верно, проваливался в себя, потому что следующим услышал:

— …протокол о задержании, отметка есть о получении. — А это уже гособвинитель, усы у него топорщились, как кошачьи. — Мне передать вам или все-таки зачитывать?

— Обязательно зачитывать!

— Здесь очень много, и, если позволите, я фрагментарно…

— Нет, зачитывайте все.

Порой он не очень-то понимал, где находится.

— …паспорт выдан ОВД города Чернодольска третьего сентября две тысячи двадцать второго года. Иные данные о личности подозреваемого: нет. Протокол составлен дежурным нарядом полиции. Основания для задержания: нарушение общественного порядка путем несанкционированного полета над городом без применения транспортных средств.

— То есть вы обвиняете ответчика в нарушении законов гравитации? — судья смотрела не на обвинителя, а прямо на парня, через весь зал.

— Да, и их тоже! И это минимум, — с вызовом ответил прокурор. — Подозреваемый, далее следует подпись, Даниил Болотов.

Парень скорее угадал свое имя, чем услышал. Слова потонули в гуле голосов. Чему они удивляются, о чем шумят? Говорят, летающего человека показывали даже по ТВ, рубрика «Я — корреспондент», все видели. Тоже мне, новость!

Но он же ничего не сделал! Он даже летал — и то не специально. Просто задумался. Верите? Да нет, конечно же, не верите…

Он поднимался вверх: мимо слоев кирпичной кладки, чуть выше крыш стеклянных небоскребов в центре. Взмыв к небу, он наконец очнулся — и едва не упал от парализовавшего Данила ужаса. Пожалуй, спас его свет, слепящее солнце. Оно-то и отвлекло. Здесь было очень светло и очень, очень ветрено. И повсюду, куда достигал взгляд, изгибался горизонт.

Не самое приятное зрелище, уж поверьте! Он по-прежнему оставался обычным, угловатым, длинным и неловким в движениях парнем. Небо над головой и вокруг него — не меняло ничего из этого списка.

Так что же, он… летит? парит? как правильно назвать?

Внизу проплывали крыши пятиэтажек, зелень во дворах, так много зелени! Снизу этого не видно, ствол и ствол, в кои-то веки тень, а сверху-то — весь город утопает в кронах. Зеленые равнины, квадратные утесы высоток, они проплывали мимо и под ним, но Данил их почти не замечал. Что-то навроде счастья вдруг набухло в груди, встало комком в горле.

…Но нет — вообще-то, он вовсе не собирался летать. По правде, он даже не знал, как это повторить.

— Уважаемый суд, я в целом поддерживаю доводы обвинения, но хочу в свою очередь заявить следующее. По факту нарушения общественного порядка, — говорила адвокат Ракова. — Вы знаете, это произошло в публичном месте, в присутствии детей. Да, это нехорошо, это утяжеляет проступок молодого человека. Но причем тут гравитация? Суд не может заниматься гравитацией. Это физика, суд эти вопросы не рассматривает, научные. А рассматривает только вопрос нарушения конкретных законов. Покушение на законы природы не может являться делом для суда!

Ну вот, и она тоже плетет что-то не то. Судья тут же заметила:

— Уважаемый защитник, вы ближе к делу, а то вы какие-то новые факты заявляете, про несовершеннолетних… Что, были жалобы? А если были, то почему их тогда не приобщили к делу?

— Очень хорошо, что поддерживаете! — вмешался вдруг прокурор. — Ваш предыдущий ответ мне понятен. Хорошо! То есть, нет. Но ладно, я с вами согласен. Я вообще-то не о физике веду речь. Физика — Бог с нею. С этим пусть университеты разбираются. Но покушение, как вы верно выразились, на законы не то что государства, а самой природы — это ведь одновременно и покушение на устои государства, как они есть. Вот у меня на руках экспертное заключение Центра физико-политических исследований, где указано, что наше государство, как и остальные, впрочем, может существовать только при определенных значениях физических констант, которые… Гм. Скажу просто: констант.

Ворчание, говорки, беспокойное ерзанье. Похоже, что зал понял, к чему клонит обвинение.

Парень вдруг почувствовал себя усохшим и бессильным, точно всеми забытый пенсионер. Он — ничто. Презрение прокурора, непонятные обвинения сделали то, чего не смогла фантасмагория последних дней: он вдруг и вправду ощутил себя виновным. Благодаря двум недоумкам с телефоном кадры разошлись повсюду. Теперь его имя и лицо известны всем. Все знают, что это он — тот, кто летал над Чернодольском.

Судья, обвинитель, адвокат — они все бубнили: «Заключение экспертной комиссии имеется в деле», «По дополнительным искам нужно другое заседание», «У нас есть официальные документы».

Он не смотрел на лица — смотрел в окна. К вечеру небо как будто стало зеленоватым, с него сыпался медленный редкий дождь. Каждое окно — врата во флуоресцентный потусторонний мир.

Когда он поднял голову, зал был размыт по краям. Вечер оказался длинным, а битва безжалостной: параграфы, статьи, заявление РЭС о том, что полеты ставят под угрозу провода высокого напряжения. В конце концов, все аргументы полегли, лишь судья, адвокат и обвинитель остались в строю. Кто-то поставил рядом с ним пластиковую бутылку с водой. Данил очень долго смотрел на нее. По правде, его действительно мучила жажда, но он не мог пошевелиться.

Мог только пялиться на бутылку, а потом перестал видеть и ее тоже.

Как же так получилось?

Глухая стена с маркой штукатуркой, койка, забранное решеткой окно: света через него проникало не больше, чем сквозь плотные шторы.

И три соседа по камере.

По правде, когда его сюда только привезли, Данила хорошенько избили. Шестеро. Черт знает, за что! Наверно, слишком громко возмущался. Они знали, как бить, не оставляя следов: резиновые дубинки, скрученное мокрое полотенце с чем-то тяжелым внутри, по почкам, по плечам, по затылку… Он потерял ощущение времени, но пара пощечин привела его в чувство. Толстые пальцы нащупали крестик и обмотали шнурок вокруг горла, не давая дышать.

Шея горела — а брыластый полицейский все говорил и говорил, брызгая в лицо слюной: плевать на газеты! тут закон я! и не таких…

Что таких? Парень не помнил.

А может, все это длилось не больше минуты.

Наконец, его отпустили. Вернее — втолкнули в камеру. Данил просто опустился на пол, привалившись спиной к стене у косяка. Ребра и поясница ныли.

Я ни в чем не виноват, повторял он.