— А ты со своей телкой тут при чем? Ты что — на Новокостромском химкомбинате работаешь?
— Мы в магазинчике своем работаем, а возле Химкомбината крутимся, хотим заработать энергозачетную копейку. Но пока у нас не получается федеральные налоги оптимизировать.
— Каким образом вы хотите это сделать?
— Гендиректор нашего химкомбината господин Лапидевский-Гаврилов очень хорошо относится к Оленьке — ну, к моей телке. Вот Лапидевский-Гаврилов и выдал нам доверенность от химкомбината на проведение энергозачетов. А Оленька у Фотепьянова как раз и пытается провести энергозачет, а заодно сбить цену за уже поставленный ранее туз, чтобы оптимизировать федеральные налоги…
Тут Живчик окончательно запутался и потому заорал:
— Сука! Что ты мне мозги (ударение на “о”) компостируешь?! Надо было тебя сразу пристрелить, все равно толку нет никакого! Я тебя спрашиваю, как мне Фортепьянова за жопу взять, а ты мне муть какую-то гонишь. Говори в последний раз — может твоя телка выдернуть Фортепьянова из Тузпрома? Мне надо этого выродка вычислить и кокнуть! У меня терпение кончилось! — Живчик снял пистолет с предохранителя.
Тут Венедикт Васильевич по-настоящему пришел в ужас. Все, что он попытался объяснить этому парчевому питекантропу, тот все равно никогда не поймет! Живчик спрашивает его о том—о сем, а на самом деле хочет поймать его на слове, вообще не понимая, о чем идет речь. Да и где ему?! Все трудности энерго- и взаимозачетного бизнеса Венедикт Васильевич и сам еще прочувствовал весьма смутно, и пока что они вместе с Оленькой пытались и пытаются справиться с ними, в сущности, напротырку, то есть самым упрощенным образом — со всеми этими немыслимыми сложностями, связанными не только с налаживанием прекрасных отношений с руководством Тузпрома, то есть с господином Фортепьяновым и его людьми, но и с предварительной договоренностью с недоимщиком, то есть с Новокостромским химкомбинатом в лице латексного короля господина Лапидевского-Гаврилова, а еще и с уполномоченными по проведению энергозачетов банками, и с открытием специальных зачетных счетов, и с разрешениями налоговых органов на проведение этих зачетных проводок, и с дальнейшими тонкими вексельными манипуляциями, именно благодаря которым и непосредственному владельцу долгов, то есть Лапидевскому-Гаврилову, а также господину Фортепьянову и им, посредникам, достанется в осадке черный нал — ведь только ради этого черного нала, собственно, и развели весь этот зачетный сыр-бор! Но только в случае удачного проведения всех этих операций они смогут, в конце концов, этот черный нал получить и разделить между собой. А этот тупой уголовник в парчовом халате, этот ублюдок с идиотской кличкой “Живчик”, хочет решить сложные проблемы бизнеса еще более простым, чем они с Оленькой, способом — он хочет просто замочить Основного Диспетчера Тузпрома.
— Вычислить Фортепьянова можно. Но выдернуть его будет потруднее. Долго объяснять почему… — начал Венедикт Васильевич.
— Тебе торопиться некуда. Так что валяй, — велел Живчик.
— Ты себе голову только заполощешь.
— Ты за свою голову сейчас беспокойся, — посоветовал Живчик. — Так что давай — вперед и с песней.
— Что ж слушай, раз тебе охота. Ты разумеется, знаешь, что такое НОшки.
— Понятия не имею, — удивился законник.
— НОшки это налоговые освобождения, которые имеются у наших бывших оборонных заводов.
— Почему бывших?
— Потому что врагов теперь у нас больше нет, одни друзья остались…
— Лажу не гони! — предупредил Живчик.
Но у Пыльцова другого пути спастись не было — он решил заговорить, заболтать Живчика, отвести его настырное, перепрыгыивающее из света во мрак сознание от темы Тузпрома. Похоже, бандит зациклился на том, чтобы немедленно кокнуть Фортепьянова, а из-за невозможности убрать Основного Диспетчера ему может попасться под кровавую руку любой случайный человек. Поэтому Венедикт Васильевич продолжил в том же духе:
— Кроме дышащих на ладан оборонных предприятий все еще существуют — в муках и позоре! — обычные гражданские заводы и фабрики, которые должны платить налоги. Но платить они не хотят и не могут. Гражданские предприятия поставляют свою продукцию различным оборонным заводам или “почтовым ящикам”, а те вместо денег расплачиваются с ними НОшками, которыми те в свою очередь расплачиваются с налоговиками. Например, наш Новокостромской химкомбинат поставляет Барнаульскому заводу бронетранспортеров покрышки для этих самых бронетраспортеров и тем самым якобы платит налоги.
— Очень хорошо! — оживился Живчик и сделал пометку на листе бумаги. Законник неожиданно получил наколку, где ему раздобыть парочку БТРов, о которых он давно мечтал. Теперь надо только узнать у пацанов, кто Барнаул держит, а с барнаульским положенцем о бронетранспортерах он легко договорится.
— Но если бы наши Новокостромские деловары в действительности поставляли покрышки в Барнаул на полную сумму федеральных налогов, то никакого в этом смысла — то есть наличных денег — не было бы. Ведь федеральные налоги платятся ноль в ноль. Поэтому зачет по налогам в федеральный бюджет проводится сразу же, но через векселя уполномоченных банков — этот ход гениальный Лифшиц придумал, сто лет ему жизни. А бабки поднимаются только по второму кругу, когда в дело идет реальный товар, который остался на заводских складах после оброчной, но на самом деле вексельной уплаты налогов. Мы с моей Оленькой как раз этим и занимаемся. Ведь наши новокостромские подонки делают вид, что они понятия не имеют, куда направлять покрышки для бронетранспортеров, хотя всю жизнь они только этим занимались — поставляли покрышки для бронетранспортеров как раз на Барнаульский завод бронетраспортеров. Ведь эти огромные покрышки все равно девать больше некуда — на “Жигули” их не поставишь.
— Не понял? — повысил голос законник, потому что как раз понял первое слово из всего того, что пытался ему объяснить Венедикт Васильевич.
“Вроде забыл, гнида, о Фортепьянове”, — обрадовался Пыльцов и продолжил пудрить мозги законнику:
— Сейчас поймешь, ничего сложного тут нет. Я договариваюсь с барнаульцами, и за векселя уполномоченного банка покупаю у них 100% НОшек. Все эти 100% НОшек я передаю нашему Новокостромскому химкомбинату, который в свою очередь немедленно передает эти проклятые НОшки в налоговую инспекцию и таким образом все федеральные налоги уплачены. Но за эту услугу Новокостромской латексный комбинат передает мне 50 процентов от стоимости НОшек живым товаром т.е. покрышками для “Жигулей”, которые я реализую на блошиных рынках автозапчастей, а выручку делю между всеми участниками аферы, то есть уплаты налогов.
— Развели фраера клоповник! Кого хошь бери за горло, выворачивай всех наизнанку — все равно прав будешь, — все более мрачнея, сказал Живчик.
— Большую половину всего навара берет себе банк, уполномоченный проводить эти зачеты по налогам, а оставшуюся половину делят между собой директор Новокостромского химкомбината господин Лапидевский-Гаврилов и директор Барнаульского завода бронетранспортеров. А мне с Оленькой за все труды достается семь-восемь процентов. Для полного же подведения баланса всей этой блестящей операции по уплате налогов в федеральный бюджет часть бронетраспортеров сжигают вместе с покрышками и мотопехотой.
— Где сжигают? — не понял Живчик.
— В Чечне, где же еще. Не помнишь разве — все Новогодние праздники там концы в воду опускали, то есть в данном конкретном случае — в огонь.
— Сколько же вы, падлы, там сожгли бронетранспортеров? — спросил законник.
— Сколько нужно было, столько и сожгли. Но, думаю, их даже с запасом там сгорело, чтобы и на следующий год нам без проблем рассчитаться с федеральным бюджетом.
— Чисто работаете, — похвалил законник, — вас всех в Новокостроме кончать надо.
— Мы-то тут причем? У нас вся российская экономика без войны станет.
— Почему это?
— Чтобы работал любой мотор, нужны тепло и холод. Точно так же в работающей экономике нужно производство и потребление. В любой нормальной стране делают товары, а затем их продают и покупают. А у нас в России ничего не производят, а только воруют — одни взаимозачеты, липовые накладные, фальшивые статистические сводки, левые декларации. Такая воровская экономика без войны не работает. Нужна бойня и кровавая неразбериха, чтобы списывать украденное. Чечня — это топка, без которой мотор воровства остановится. Кончится эта война, мы тут же начнем другую. Так что, Живчик, на кремлевских негодяев ты должен только молиться.