Она слышала, как они, видимо, мешая друг другу, смеясь, раздвигали софу, которая стояла по ту сторону тонкой стены. Потом там стихло, и Лариса пришла в спальню за бельем. Она осторожно вытащила простыни из шкафа и, прежде чем выйти, остановилась подле Светы. Та прикинулась спящей.
Утром Светлана слышала, как Володя торопливо собирался уходить. Он даже отказался от кофе, убежал, проговорив напоследок испуганно:
— Что сейчас будет! Что будет!
— Не дрожи! Перетерпишь!
— Чего это он испугался? — Вышла из спальни Света, застегивая халатик.
— Жены… Дома–то не ночевал!
— А он разве женат? — недоуменно посмотрела на сестру Света.
— Женат. Что ты удивляешься?
— И давно ты с ним… так?
— Первый раз!
— Он еще придет?
— Вот этого бы я не хотела…
— А как же ты?.. Зачем ты его привела?
— От него, милочка, будет зависеть — поеду ли я в Ленинград!
После этого разговора ощущение предчувствия счастья сменилось в душе Светланы постоянной тревогой. Занималась она пением с прежним усердием. Однажды сестра взяла ее с собой на репетицию, и Света пробовала петь с ансамблем Ларисы. Она думала, что это просто репетиция, и вела себя вольно, шаловливо. Это ее Лариса так настроила. Она–то знала, что в зале сидит руководитель ансамбля «Васильки». Когда Светлана кончила петь, Лариса познакомила с ним сестру. Света ахнула, смутилась. Руководитель ансамбля восторга особенного не выказывал, но Лариса почувствовала, что он доволен сестрой.
После отъезда Светланы в город Костя по–прежнему по вечерам ходил в клуб. Раньше, что бы он ни делал: танцевал ли под радиолу, баловался ли с девчатами или парнями, играл ли в домино, — он всегда чувствовал присутствие девушки, чувствовал ее взгляд, иногда восхищенный, иногда сердитый или обиженный, это когда он, по ее мнению, переступал черту, заигрывая с девчатами. Когда она по какой–либо причине не приходила в клуб, Костя все равно ощущал ее близость, ожидая, что вот откроется дверь и войдет Светлана. А теперь знал, что, сколько ни открывайся дверь, она не войдет. От этого ему не танцевалось, не игралось, и он весь вечер стучал в домино. Потом грустно брел домой. На четвертый день он получил от подруги первое письмо. Костя все время носил письмо с собой, и его все время подмывало дать почитать своему приятелю, поделиться с ним счастьем. Через день он получил следующее письмо, потом еще и еще. Светлана подробно рассказывала о своих делах, о своих волнениях, вспоминала встречи с ним. Костя тоже писал ей длинные письма, удивляясь, откуда только слова у него берутся. Вскоре пришло письмо, в котором Света с восторгом сообщала, что ее приняли в ансамбль. Это письмо было самым длинным. После этого Света стала писать короче, потом письма стали реже приходить. Напрасно Костя торопился домой после работы: писем не было. Те, что изредка он все же получал, были сухими, торопливыми. Подошли и прошли Октябрьские праздники, на которые Света обещала приехать в деревню, но не только не приехала, но даже открытки от нее не пришло. На Костин упрек Света ответила, что это мещанский обычай — слать открытки. В ноябре Костя получил повестку в военкомат. Нет, не мог он уйти на два года, не узнав, что случилось, почему так внезапно изменилась к нему Светлана?
В Тамбов он приехал утром и сразу отправился на ту улицу, где жила Света. Костя знал из ее писем, как добираться с вокзала. Возле двери он долго топтался, не решаясь поднять руку к кнопке звонка. Может быть, рано явился, думал он, они еще спят. И вообще зря он приехал, раз не пишет, значит, не нужен, чего выяснять? Не лучше ли повернуться и уехать назад… Выше этажом хлопнула дверь и послышались шаги по ступеням. Костя торопливо нажал на кнопку и услышал за дверью легкое покашливание. Значит, не спят. Какая она теперь стала? Как встретит его? Не верится, чтобы в письмах она лицемерила. Зачем? С какой стати?.. Мимо Кости, взглянув на него как–то неодобрительно, прошла пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Щелкнул замок. Дверь открыла Лариса.
— A-а, это ты? — сказала она равнодушно и вышла на площадку, прикрыв за собой дверь.
Она была в длинном махровом халате. Концы голубого пояса с большими помпончиками свисали до колен.
— Светлана дома?
— Нет! Ее нет… И вообще встреча с тобой ей радости не принесет! Она давно уже живет другими заботами.
— Я хотел ей два слова сказать. Пусть хоть выйдет!
— Не нужно ей ничего говорить. Оставь это!
— Нет, нужно! Мы любим друг друга!
— Ах, глупости–то какие. Не умрешь же ты от любви к ней? Нет! Иди, иди и забудь этот адрес!
Лариса считала, что так будет лучше и для Светы, и для Кости. Что им зря морочить головы друг другу? Толку–то от любви все равно не будет.
Но Костя думал иначе, и ему хотелось во что бы то ни стало увидеться со Светой.
— Я все–таки на секундочку зайду, — не зная, что ему делать — отодвинуть ли Ларису и войти в квартиру или пытаться уговорить пустить, — сказал Костя.
— Это не за мной? — раздался вдруг из квартиры сиплый мужской голос.
— Нет! — ответила Лариса и проверила за ручку плотно ли прикрыта дверь, потом мягко ответила Косте. — Я же тебе сказала…
Но Костя уже не слышал ее, он повернулся и торопливо пошел вниз, стараясь не горбиться, держаться независимо, зная, что Лариса смотрит ему вслед. «Наверно, я сейчас похож на гусака!» — подумал он, вспомнив, что точно так же, стараясь держать форс, торопливо, с гордо поднятой головой, убегает с места схватки побитый гусак. Голос мужчины ошеломил Костю. Значит, у них ночуют мужики? И если тот из квартиры слышал разговор, то, значит, и Света слышала, слышала и не вышла. Не захотела выходить. Зачем он ехал сюда? Разве и так было не ясно?
Но Света разговор не слышала. Она еще спала в своей комнате. И звонок, торопливый, но короткий, ее не разбудил. Проснулась она от голоса Володи. Он снова ночевал у сестры. Когда Лариса вошла, Света спросила:
— Кто это приходил?
— Соседка.
— Сусед, — засмеялся Володя.
— Уж не ревнуешь ли ты, а? Котеночек? — шутливо скокетничала Лариса и поводила по носу Володи помпончиком от пояса халата.
— Ам! — Володя попытался поймать помпончик ртом, но Лариса быстро убрала руку и засмеялась.
Лариса правильно поняла состояние Кости, и ей было приятно, что она избавила от него сестру. По своему опыту Лариса знала, что ничего хорошего от их любви не будет. Только трата времени и нервов. Слишком у Кости со Светой разные интересы.
В первые же месяцы службы в армии тоска по Светлане начала слабеть, превратилась в легкую грусть, а потом и вовсе отдалилась. Однажды, в воскресенье, это было на первом году службы, в «учебке», несколько солдат, среди них и Костя, смотрели в красном уголке телевизор. Передавали эстрадный концерт. И вдруг объявили «Васильки». Костя вздрогнул. На экране, на дальнем плане, появилась группа парней. С ними была одна девушка. Она была не похожа на ту Светлану, которую любил Костя, но он понял, что это она, и сердце заныло.
— Это она, она! Света! Помнишь, я тебе рассказывал, — шепнул Костя своему другу, сидевшему рядом: — Я с ней три года встречался!
Несколько товарищей повернулись к Косте и посмотрели на него с интересом. А Рудик Диндадзе, взводный насмешник, спросил у него серьезно:
— И ты целовался с ней?
— А как же!
С тех пор Рудик, когда заходила речь о Косте, говорил:
— A-а, это тот Костя Кирюшин, который целовался с певицей!
Товарищи подхватили шутку, и Костя до конца службы остался «тем, который…».
А тогда, во время телепередачи, пел парень, а Света лишь пританцовывала в такт музыке и подхватывала припев, но оператор часто показывал ее лицо крупным планом, видимо, потому, что она была единственной девушкой в ансамбле и была красива. «Васильки» спели только одну песню и уступили экран другим.
Этой ночью Костя не спал, вспоминал Масловку, клуб, Свету, вспоминал с нежностью и тоской. Обидно было, что она так с ним поступила, и в то же время он чувствовал некоторую радость, удовольствие оттого, что Света быстро пошла в гору. Год прошел с небольшим, как ее в ансамбль приняли, а она уже по телевидению выступает. Приятно было и перед товарищами, что вот его, обыкновенного человека, плотника Костю Кирюшина, обнимала певица. Правда, она тогда певицей не была, но все равно, теперь–то она певица и, может быть, скоро прославится на всю страну, в Москву переедет жить, по всему миру будет с концертами выступать. А кто он–то такой? Кто он–то? Плотник. Ну да, говорил всем после школы, что в институт будет поступать. Но ведь говорил–то он так, для собственного утешения, что, мол, и он не лыком шит. В действительности ему никуда поступать не хотелось. Зачем? Разве ему плохо в деревне? Разве не нравится плотничать? Что же еще искать? И зачем? Светлана–то, видно, давно это поняла. Бабы чуткие. Поняла и не вышла к нему тогда. Зачем канитель разводить? Мучиться зря? Когда Костя обдумал все это, ему стало легче, и он стал думать о встречах со Светой как о далеком прошлом.