Пришел сентябрь или лучше сказать, — пролился на леса первым осенним дождем, заняв свой трон, устланный рыже-золотой листвой. Сентябрь принес с собой свой неповторимый аромат осени. Смесь запаха опавших листьев на сырой земле, скошенной травы и уставшего солнца, меланхолии и воспоминаний о лете. Тяжелые, серые тучи замостили безудержный поток света, угрюмо развалившись над княжеством. Этим вечером, столицу лесного княжества поливал дождь, меланхолично и лениво, как если бы оказывал одолжение, которому и сам не рад. Через месяц Линденбург обернется в золотой, осенний плащ и жители княжества будут праздновать Златницу. Еще через два месяца день рождения Леона. День, который как он себе уже представлял, он проведет со своей супругой — Элиссой Бертрам. Четверка спасителей Элиссы собралась в поместье Бьюмонт, чтобы поделиться узнанным, восстановить силы и снова отправиться каждый своей дорогой. Дождь выбивал свой вялый ритм на барабанах крыш в столице Линденбурга. Леон сидел в комнате Элиссы, как он обычно это делал, на коленях, склонив голову на кровать. Закончился изнурительный месяц поясков и Леон раздумывал об итогах потраченного времени. В дверь тихонько постучали.

— Войдите, — отозвался рыцарь, с трудом найдя в себе силы для ответа.

В комнату вошел Готфрид. Леон был каким-то безжалостно угрюмым и заросшим. Готфрид видел его таким впервые, юноша сейчас даже выглядел постаревшим лет на десять. Заядлый гуляка осторожно подошел к другу, с тревогой глядя на искаженные страданием, черты лица.

— Лев?

— Друг мой, Ворон, клянусь жизнью, я хочу, чтобы ты никогда не познал истину, познанную мной — ничто так не ранит, как осколки собственного счастья.

— Время еще есть, мы не прекратим поиски. Будем биться до конца и не сдадимся. — положив руку на плечо друга, заметил Готфрид.

— Это я во всем виноват.

— В чем?

— В том, что Элисса сейчас в таком состоянии, не откажи я Эклерам, ничего этого бы ни случилось.

— Не смей так говорить! Виновники произошедшего Семилия и Этьен и только они одни. С тем же успехом, ты можешь считать, что виноват лишь в том, что появился на свет, ведь не будь тебя, этого бы ни случилось, но это же абсурд, верно? Не глупи, мой друг.

— Знаешь, на меня вдруг снизошло озарение, — произнес Леон внезапно чужим, потусторонним голосом. — Я больше не знаю, поступаем ли мы правильно.

— Как тебя понимать? Поступаем ли правильно спасая твою невесту?

— Когда Элисса просыпалась… — Леон прервался и блекло улыбнулся. — Ах эти прекрасные мгновения! Когда я думал — ну вот, свершилось счастье, любимая пришла в себя… но нет, надежду мне лишь дали подержать, а после вырывали из рук. Сдавленная ужасом, Элисса говорила, что пребывает в ужасном мире черного древа и страдает там, что ей страшно и одиноко. Теперь ты понимаешь, Готфрид? Она не спит, как мы все тут наивно полагаем! Не спит! Она сейчас там и ей больно, а мы эти страдания продлеваем и продлеваем. День за днем, и я мучаюсь от одной лишь мысли, что пытаясь продлить ее жизнь, зная при этом, что способа спасти Элиссу нет, мы лишь мучаем ее. Может пора найти в себе мужество и признать, что наша затея провалилась с таким треском, что, наверное, и среди звезд слышно было.

— Мы найдем способ, Леон! За этот месяц мы выжали как тряпку Линденбург, а это лишь одно княжество Астэриоса. Нужно разузнать все в других, будем искать и найдем. Более того, у меня появилась одна идея. Хотя последний опыт показывает, что мои идеи не очень хороши, но все же. Сильвийцы искали способ исцелиться везде, но искали ли они его у своих врагов — цинийцев? Ведь те владели этим древом! Я подключил к нашим поискам пятого искателя… точнее, искательницу.

— Лиса? — сразу догадался Леон. — Какой ее интерес в этом, она же разбойница?

— Я вот подумал, что если отправлюсь в утесы Гран Дарена, постучусь в двери, нацепив на лицо свою самую обворожительную улыбку и попрошу рассказать о секретах древа смерти, то в лучшем случае, мне вежливо откажут… даже если бы я был цинийцем. Воровать можно не только драгоценности, но и секреты.

— Постой… ты хочешь сказать, что подбил Черную Лису ограбить один из замков Гран Дарена?

— Архив.

— Я до сих пор не пойму, в чем мотив Лисы? Зачем ей это?

— Ну-ну, Леон! Прошу тебя, не думай о ней так плохо. Такое дело это неплохой способ держать себя в форме, ну и моя просьба само собой, за которую я буду должен. Да и знаешь ли, некоторые секреты стоят куда больше денег.

— Прости, я вынужден отказаться мой друг. Во-первых, я не имею ни малейшего права подвергать добровольному риску жизнь этой девушки, пусть и разбойницы. Во-вторых… наверное с этого и стоило начать, — Элориэль имеет доступ с архивам цинийцев. Да что там, в Белом Клыке живет и работает один их цинийских мудрецов и летописцев. К ним наш хороший друг обращался в первую очередь. Увы, цинийцы наших дней знают не больше сильвийцев.

— Что бы я не придумал, ты всегда на шаг впереди, я чувствую себя глупо, — улыбнувшись, с досадой произнес Готфрид.

— Да нет, это моя вина, прости, что не рассказал тебе об этом. Мы только собрались для обмена всем тем, что разузнали в разъездах. У меня все валится не только из рук, но как видишь и из головы.

— В любом случае, Лиса теперь с нами. Видишь ли, какое дело… ей нужно срочно залечь на дно, а мы сейчас мечемся по уделам соседних княжеств и это то, что ей нужно — пропасть на время с глаз, дать ситуации утрястись. Ты не против?

— Разумеется, нет. От помощи я не откажусь, да и как могу не принимать твою возлюбленную.

— Возлюбленная это ты лихо завернул, скорее спутница, с которой нас роднит страсть.

— Натворила дел?

— Она у меня такая, да.

Леон подошел к окну, скрестив руки на груди и долго смотрел на серую улицу и дождь, сказав, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Любимая, что же мне сделать, чтобы спасти тебя? С кем сразиться? Что принести? — взгляд рыцаря опустился и остановился на столе с книгами.

Мать Леона, дабы занять время, покуда сидела с Элиссой, читала книги. Иногда, в минуты сентиментальной слабости, она даже разговаривала с альвийкой: рассказывала ей что-то про сына, про то как ждала его, когда была беременной и каким веселым и жизнерадостным он рос. Помимо прочего, Элеанор даже прочитала Элиссе самую любимую сказку сына и сейчас взгляд Леона встретил эту знакомую, возвращающую в детство, обложку. Сказка о славном рыцаре Андре де Монбаре, сразившимся с могучим драконом дабы завладеть Фиалом Грез и спасти умирающего сына. Подверженный ностальгии по уютным вечерам и теплой кровати, когда Леон чувствовал себя за одеялом точно за непреодолимой стеной замка, отделяющей его от бабаек, затаившихся во тьме, он взял сказку в руки. С теплотой в сердце Леон начал листать страницы, пока его взгляд не заплутал, безостановочно блуждая между определенных строк, точно пойманное в западню, животное. Леон с трудом оторвал взгляд от книги и смотрел в пустоту, как если бы грезил. Из глубин памяти, сами собой вспыли строки: «…Фиал Грез, сосуд, обладающий великой силой, сосуд из которого по приданию пили сами Боги. Испивший из фиала, мог исцелиться от любой хвори. Кое-кто поговаривал, что побывавшая в нем вода, способна даже воскрешать мертвых…».

Совершенно внезапно, в памяти Леона возник образ Витторио и его слова, которые он произнес, когда Леон прощался с ним: «Никогда не сдавайтесь, уступая мечту реальности, мечта беззащитна перед ней! Я вижу в вас воплощение решительности — не теряйте это качество».

— Интересно, а хранит ли дракон Фиал до сих пор?

— Что? Какой дракон, о чем ты друг мой?

— В книге, которую в детстве мне читала матушка, рассказано о чудотворном сосуде, испивший из него, исцеляется от любой, даже самой безнадежной болезни.

— Но это же… вымысел, я верно понял? Что-то я даже не помню такой сказки… ты ведь это сейчас не всерьез?

— Понимаю твои мысли. Ты справедливо полагаешь, что я потерял рассудок от горя, коли уже полагаюсь на сказку. Матушка рассказывала, что эта сказка написана по мотивам северной легенды о Фиале, что покоится в месте известном как Золотая Земля.