— Звучит, как лучшая дружба, которую только можно иметь, — заключаю я, когда беру последний кусочек своей еды. Я не понимал, насколько голоден, пока не открыл коробку, и запах еды не ударил в меня. Убираю небольшой беспорядок, учиненный мной, и встаю, чтобы вымыть руки, прежде чем достать пару перчаток.

— Давай приступим. Ты все еще не против нанести тату на то место, о котором мы говорили раньше? — спрашиваю я.

— Да, я думаю, что хочу, чтобы она была слева, примерно здесь, — отвечает она, поднимая футболку, чтобы указать на область.

— Отлично. Можешь снять футболку, чтобы она не мешала? Я также немного приспущу верх твоих джинсов, чтобы у меня было место для работы.

Кэм снимает футболку через голову, и я делаю все возможное, чтобы не слишком сильно пожирать глазами ее почти голый торс. Я видел каждую часть тела бесчисленного количества женщин: некоторых — пока они раздеваются, прежде чем мы трахнемся, а других — из-за моей работы. Но вид ее гладкой кожи и грудей, которые выглядят так, словно они могут идеально заполнить мои руки, чуть перехватывает мое дыхание и заставляет мой член затвердеть, пока он не упирается в молнию моих джинсов. Черт, мне нужно успокоиться. Эта девушка вьет из меня веревки.

Я делаю несколько успокаивающих вдохов и беру трафарет, поднося его к ее коже.

— Так подойдет?

— Да, это так будет идеально, — отвечает она, когда я прижимаю трафарет к ее коже, чтобы показать, как тату будет выглядеть. Я достаю бумагу для переноса и переношу контур дизайна на нее.

Я помогаю Кэм удобно расположиться на моем кресле, но так, чтобы мне не пришлось лишний раз ее двигать во время работы. Как только она устраивается, подготавливаю свое оборудование, и мы начинаем. Замечаю, что она вздрагивает, когда я приступаю, но потом быстро расслабляется.

— Ты из Нэшвилла? — спрашивает Кэм, нарушая тишину.

— Нет, я вырос в Мичигане. Учился в Мичиганском университете, где играл в хоккей. Я был задрафтован клубом «Каролина Харрикейнз» (прим. пер. «Каролина Харрикейнз» — профессиональный хоккейный клуб, выступающий в Национальной хоккейной лиге. Клуб базируется в городе Роли, штат Северная Каролина, США) после выпускного года. Я провел там сезон, а затем перешел в «Нэшвилл Предаторз» (прим. пер. «Нэшвилл Предаторз» — профессиональный хоккейный клуб, выступающий в Национальной хоккейной лиге. Клуб базируется в городе Нэшвилл, штат Теннесси, США). За них я играл два сезона, прежде чем получил травму в межсезонье, которая завершила мою карьеру. Мне здесь очень понравилось, поэтому решил остаться. Мне нужно было время, чтобы понять, что теперь делать, когда я не мог играть в хоккей на должном уровне.

— Ничего себе, вот это история. На какой позиции ты играл?

— Я был нападающим. Ты знаешь что-нибудь о хоккее?

— Немного. Я была на паре игр и видела некоторые по телевизору. Не понимаю всех правил, но, по крайней мере, видела несколько матчей.

— Впечатляюще. Я могу рассказать тебе все, что ты хочешь узнать об игре, — предлагаю ей, когда заканчиваю перо, переходя к фразе. — Как ты себя чувствуешь? Все хорошо?

— Да, это не настолько больно, как я думала. Несколько мест были более чувствительными, чем другие, но в целом, все не так плохо.

— Хорошо, дай мне знать, если это изменится. Я скоро закончу.

— Как ты получил травму? — спрашивает она.

— Сломал спину во время прыжка с парашютом. Я всегда был смельчаком и искал самые авантюрные приключения, которые только мог найти, и, наконец, нашел то, которое сыграло со мной злую шутку.

— О, вот те раз!

— Да, мне пришлось делать операцию, и теперь у меня металлическая пластина в спине. Мои врачи настоятельно рекомендовали мне не возвращаться в хоккей, потому что один неосторожный удар мог нанести непоправимый урон. Я был опустошен, и это мягко говоря, а также, поначалу, очень зол. Чувствовал, словно вся моя жизнь была вырвана у меня из рук, и я ничего не мог с этим поделать.

— С таким трудно справиться.

— Мне потребовалось время, чтобы перестать злиться на весь мир. Но постепенно, после большого количества физиотерапии и психотерапии, я начал двигаться дальше, и понял, что мои врачи, которые не подписывали разрешение на мое возвращение в игру, просто присматривали за мной.

Мы продолжаем беседовать, пока я заканчиваю. Откладываю инструмент, беру чистую ткань, чтобы вытереть ею свежие чернила. Затем хватаю зеркало и поднимаю его, чтобы Кэм увидела отражение.

Я наблюдаю за лицом девушки, за ее эмоциями, когда она впервые видит татуировку на своей коже. Ее глаза наполняются слезами, и прежде чем я понимаю, что делаю, убираю зеркало и тяну ее в свои объятия. Я прижимаю голову Кэм к груди и провожу рукой по ее волосам, тихо шепча ей на ухо:

— Шшш, все в порядке. Все будет просто замечательно.

Я держу ее, пока она плачет. Кэм сжимает в кулаки мою футболку, а ее слезы пропитывают ткань. Через несколько минут она делает несколько успокаивающих вдохов, и слезы высыхают.

— Я очень сожалею об этом. Просто мной овладели эмоции.

— Уверяю, тебе не за что извиняться, — говорю ей, прежде чем полностью освобождаю ее из своих рук. — Ты хочешь, чтобы я сфотографировал татуировку, прежде чем я наложу повязку на ночь?

— Да, пожалуйста, если ты не возражаешь. Я обещала Лилли, что отправлю ей фотографию, когда все будет готово.

Кэм протягивает мне свой телефон, и я делаю несколько фотографий для нее, затем накладываю повязку на ее татуировку и вытаскиваю лист инструкций по уходу за ней, чтобы передать ей.

— Ты должна оставить повязку примерно на четыре-шесть часов. Затем сними ее. Когда ты захочешь помыться, то не три татуировку и насухо вытри ее. Тебе нужно будет ежедневно наносить на нее тонкий слой мази, пока она полностью не заживет. Делай все возможное, чтобы не поцарапать ее, так как это может привести к образованию рубцов на ней.

— Спасибо, Итан. Это прекрасно, — говорит она мне снова, надевая футболку через голову.

Я заканчиваю убирать свое рабочее место, прежде чем поворачиваюсь обратно к Кэм.

— Двести пятьдесят долларов, правильно? — спрашивает она, протягивая руку к сумочке и вытаскивая кошелек.

— Да, — подтверждаю я, и она вручает мне наличные.

— Еще раз спасибо, Итан. Все оказалось намного лучше, чем я могла себе представить.

— В любое время. Теперь, когда твоя татуировка закончена, есть какие-нибудь интересные планы на оставшуюся часть вечера?

— Ну, если ты рассматриваешь марафон просмотра телевизора и пинту мороженого, как интересные планы, то да, — отвечает она, смеясь.

— Не хочешь сходить куда-нибудь выпить со мной?

Она обдумывает мое приглашение несколько мгновений, прежде чем ответить.

— Конечно, с удовольствием.

— Тогда позволь мне быстренько все тут закрыть, и мы сможем отправиться.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Нет, мне просто нужно выключить свет и запереть дверь. Вынесу мусор, когда мы будем уходить, так как нам все равно нужно будет выйти через заднюю дверь, чтобы я мог установить сигнализацию салона.

Я иду в приемную, запираю переднюю дверь и выключаю весь свет, прежде чем возвращаюсь к себе. Затем беру свои вещи и провожаю Кэм к черному входу. После установки сигнализации, запираю салон и ненадолго останавливаюсь у мусорного бачка, чтобы выбросить мешок с мусором, прежде чем мы направляемся в сторону бара.

Почти машинально, тянусь к руке Кэм, которую она, не раздумывая, дает мне, и я переплетаю наши пальцы вместе.

— В какое места ты хотела бы сходить?

— У меня нет предпочтений, пока. Я еще не была во многих здешних местах.

— Тогда давай сходим в бар «Тэп Хаус». Там немного спокойнее по сравнению с другими местами в этом районе.

— Звучит неплохо. Показывай дорогу, — говорит она, улыбаясь.

Мы идем рука об руку по оживленному тротуару. В этом районе города обычно многолюдно большинство ночей в неделю. Сейчас вечер четверга, примерно четверть десятого, многолюдность может соперничать с пятничным или субботним вечером. Прогулка с Кэм кажется такой естественной. Мне хорошо рядом с ней и хочется узнать о девушке все, что только можно.