Ничего не понимающая Юлька, отбивалась от озверелой своры не долго. Случайно разбив локтем закрашенное до половины белой краской окно, она схватила упавший на подоконник осколок стекла и со всего маху полоснула им по горлу гадко ухмыляющегося Ильенко, до половины расстегнувшего ширинку своих брюк. Брызнувшая во все стороны кровь мгновенно привела в чувство всех охочих до женского тела сопляков, а Юлька, переступив через обидчика, зажавшего ладонью перерезанное горло, вышла из туалета, спокойно собрала свой портфель, надела в гардеробной пальто и поехала к Юре на работу. Мечта умерла. Быстро и нелепо.

Судилище, которое в течении месяца показательно проводили в зале областного театра (выбрали же место!) было похоже на адскую смесь фарса, абсурда, трагедии и комедии, наспех забодяженную проплаченными прокурором, судьёй и прочими шестерками и шестерёнками скрипучего судебного механизма. История была поставлена с ног на голову, мама уцелевшего насильника картонной львицей время от времени бросалась на клетку с Юлькой, топала жирной ногой и требовала пожизненного.

Аккуратно постриженные подельники Ильенко, по бумажке читали свои версии происшедшего, по которой именно Юлька, взбешённая отказом Ильенко, ворвалась в мальчиковый туалет, в котором они обсуждали предстоящий школьный шахматный турнир и, разбив стекло, набросилась на свою жертву. Ну, оторва, что с неё взять...

Животные от правосудия не поленились даже притащить пару-тройку запуганных до смерти интернатовских отморозков, которые поведали миру о яркой сексуальной жизни обвиняемой. В общем, народ в партере осудительно сопел, а упитая пивом и слабым алкоголем галёрка требовала зрелищ.

Не помог ни Анатолий со своими, как ему казалось, приличными связями в прокуратуре, ни нанятый ребятами адвокат. Восемь лет не дали, как того пафосно, поминутно сморкаясь, просил прокурор. Дали четыре года и семь месяцев.

Но нужно было видеть Юльку. Её взгляд, обращённый к своим мучителям. Не взгляд, а приговор, встретившись с которым, прокурор отшатнулся, как от пощёчины, и начал копаться в бумагах.

 От последнего слова Юлька отказалась. Она просто не могла говорить, боясь разрыдаться на глазах у этой публики. А это было для неё страшнее любого приговора. И лишь когда милиционеры выводили её по проходу из зала, она, встретившись глазами с посеревшим Юрой, тихо проговорила, срывающимся голосом: "Прости, я подвела тебя".

Юлька отсидела от звонка и до звонка в Мериловской воспитательной колонии для несовершеннолетних девочек. Осуждённых имеют право не переводить во взрослую колонию, если до освобождения остаётся немного времени. Объясняют это тем, что это, мол, для закрепления перевоспитания. А у Юльки был перебор всего один год и семь месяцев.

Сидела Юлька тихо. Безропотно шила на швейной машинке. Много читала, каждый день бегала в спортзал и ждала, ждала, ждала... Регулярно, в положенные дни, приезжала бабушка, кормила её выпечкой и малиновым вареньем, стараясь не казаться больных тем. И если уж по-честному, то Юлька только этим и жила. От свиданки к свиданке.

Да и Елизавета Григорьевна, скорее всего, тоже. Приедет, поплачут, тихонько обнявшись, и на душе у каждой становится легче.

‒ Ты уж, пожалуйста там смотри, ‒ часто повторяла Елизавета Григорьевна на последнем году Юлькиной отсидки, заглядывая ей в глаза. ‒ Тебе выходить скоро. Не натворила бы чего. Понимаю, напрасно четыре года отдала, Юрка практически седой ходит. Спина колесом. Но держится. И ты держись. Мальчишки всё уже за тебя придумали. Никуда эти уроды не денутся, а тебе больше в такое заведение не нужно. Решите все вопросы и без этого. Время сейчас другое, возможности у ребят тоже другие. Я о наших ребятах говорю. Толя, после того, как его из прокуратуры выдавили из-за обнародования фактов продажи детей, поскольку иначе не получалось расшатать общественное мнение, подрядился к одному большому человеку вести его дела. Юрист он грамотный. Ремесло своё знает. Зовут большого человека Александр Климашонок. Чем занимается не скажу, но высокие милицейские чины перед ним козырьки на фуражках ломают. Я Толика понимаю. В бандитском государстве служить бандиту не зазорно. Он страшно обижен. Вот просто дальше некуда. Потому и пошёл к Климашонку. У Юрки в Конструкторском Бюро тоже чёрт знает что творится. Громадный заводище на куски растаскивают. Мясорубки делают, вместо космической оптики. У Лёши тоже проблемы. Зарплат нет. Говорит: хоть со скальпелем на большую дорогу выходи. Не весело там у нас, а здесь-то и подавно. Обещай, внучка, что домой вернёшься. А?

Сразу домой Юлька не вернулась, поскольку весь срок отсидела с племянницей того самого, большого человека Александра Климашонка и встречалась с ним неоднократно. Бабушку Лизу не хотела расстраивать.  Появившись в городе, прямо с поезда поехала к нему в Сосновку. Как и договаривались. И не ошиблась.

‒ Ну заходи, красна девица, заходи, ‒ Климашонок, болезненного вида мужчина лет шестидесяти, отпустил здоровенного охранника и пригласил Юльку присесть на диван, застеленный старомодным вязанным покрывалом. ‒ Как там Марина? Пожелания были? В следующем месяце поеду. Представляю, каково ей сейчас одной на зоне париться. Лучшая подруга на воле, а ей ещё сидеть и сидеть. Впрочем, что-нибудь придумаю. Полковник Басурин сильно до денег охоч. Такое ощущение, что у него голодное детство было, хотя папашка его до последнего в обкоме штаны протирал... Домишко мечтает у моря прикупить. Придётся помочь человечку. Почему не помочь? Да и мне ещё один прикормленный карась не помешает. Чем заниматься, намерена, красава? Хотелки не поменялись с момента нашей последней встречи? Всё, как и договаривались? Тебе, кстати, не говорили, что ты один в один становишься похожа на Ульяну Панасенко? А я это давно подметил. Есть в столице одна приятная на вид особа в политике. Вся в дерьме, конечно, но кто там из них не в дерьме? Без этого налёта в политику не берут. В большую политику тем более. Чем хуже ты воняешь, чем больше на тебя компромата, тем ценнее ты фрукт.

‒ Хотелки не поменялись, ‒ Юлька расстегнула куртку. ‒ Жарко топите, дядя Саша.

‒ Ну так на дрова, поди, зарабатываю...

‒ К девятнадцати годам, дядь Саш, пакля из головы, как правило, высыпается. Всё как мы и планировали. Экономика и юриспруденция. Полагаю, это моё. Потому и пришла, ‒ Юлька осмотрелась и улыбнулась чему-то своему.

‒ Что, не богато живу? ‒ Климашонок рассмеялся и по-отцовски обнял Юльку за плечи. ‒ Зачем мне хоромы, деточка? Семьи нет, хоть я и не вор в законе, а просто умный бизнесмен. Пальто хорошее есть, костюм тоже. Соберутся хоронить ‒ прикупят, если этот не понравится. Жратва есть, почёт и уважение тоже есть. Что ещё нужно пожилому человеку? Азартом живу, милая. Натянуть поглубже всю эту шоблу немытую хочется. Страсть как интересно и круто. У воров понятия есть, правила. А эти, потому и шобла, что по беспределу живут. Я тебе, дочка, не советую виллами да кораблями обзаводиться. Сносный домишко, машинка хорошая, деньжат на паскудный день поднакопи... Детишек, если Бог пошлёт, выучи ремеслу полезному. Вот и всё. Просто жить нужно здесь и сейчас. Не потом, а прямо сейчас.

‒ Это вы сильно сказали. Тут едва на билет наскребла.

‒ Не сильно сказал. Хорошо пойдёшь. Я знаю, ‒ он посмотрел на часы и позвонил. ‒ Ну и где Иван? Пришёл? Впусти мопса. Посмеёмся, ‒ он хитро посмотрел на Юльку и показал пальцем на дверь, в которую секундой позже вошёл ещё один громила. ‒ Он?

‒ Да, ‒ Юлька кивнула головой и посмотрела на вошедшего. ‒ Кто же такой шкаф посылает? Я ведь тоже поднатаскалась. Готовилась. Аж обидно как-то стало.

‒ За это пять баллов. А вот Коля, ты его тоже спалила, но чуть позже, у театра, позвонил и сказал, что ты словно растворилась в троллейбусе. Это как? Колись. Теперь уже и мне интересно.

‒ Да всё просто. Я второго перед остановкой "Авра" вычислила, а у средней двери мужики с большими сумками удачно так стояли. Видимо, тоже с вокзала ехали. Я перед остановкой между сумками согнулась, мол шнурок завязываю. Когда дверь открылась, я просто сползла на асфальт и, пригнувшись, перебежала под окнами за троллейбус. Всё. И сразу в маршрутку, конечно. А от Ивана совсем легко ушла. Нефиг на баб заглядываться, если ты на роботе.