Слышали бы вы, какими криками мы разразились, когда первый в мире опыт телепортации удался! В этот вечер мы устроили грандиозную попойку, на которой от всей души поздравляли друг друга и даже в приступе небывалого великодушия простили Егоркина, который был так этим тронут, что торжественно обещал сопровождать нас во всех будущих экспедициях, заявив, что лучшей команды, чем мы, он, Толя Егоркин, ещё не встречал.

Николай Григорьевич прилетел через два дня. К нашему удивлению, с ним не было никого, за исключением пары каких-то институтских чиновников. Как-то очень буднично он подошёл к нам, пожал мне руку и без энтузиазма спросил:

— Ну, как дела? Действительно всё закончили?

— Всё готово, Николай Григорьевич! — лихо отрапортовал я, испытывая острое желание взять под козырёк. — Машина в сборе, отстроена и работает!

— Ну, ну, чудесно, — рассеянно сказал он, направляясь к «Телепорту», но тут же остановился, снова обернулся ко мне, и я увидел на его лице ошеломление. — То есть как это — работает?

— Так… работает…, — тупо повторил я, тоже растерявшись.

— Подождите, как же так?… Она не может работать! Я же вам говорил, что это, собственно, ещё не машина, а отдельные блоки… Основа для будущей машины! Я её ещё не изобрёл, потому что не нашёл пока решений для корректировки луча, ориентировки каналов, для импульса локомоции, наконец! Как же она может работать?

Ух, как здорово, что в этот момент один из спутников Истомина нас сфотографировал! Я ещё не встречал человека, который, глядя на эту фотографию, не умирал бы со смеху от выражений лиц — моего и академика!

Истомин поверил только тогда, когда мы телепортировали прямо ему в карман у него же взятую зажигалку.

— Надо же, — смеясь, сказал он, — оказывается, иногда для научного открытия нужно всего-навсего пропустить мимо ушей то, что втолковывает тебе академик! Смотрите, как забавно получилось: я ожидал от вас только лишь элементарного монтажа блоков и не более того; но тут сработал неучтённый мною фактор — вы были убеждены, что машина должна работать, и сделали всё, чтобы так оно и стало! Этот фактор…

— Фактор Егоркина, — подсказал я.

— Егоркина? Почему — Егоркина?… Впрочем, вам, конечно, виднее… Так вот, этот фактор Егоркина помог вам сделать то, до чего не смог додуматься я… Вот, Сергей Фомич, — обратился он к одному из спутников, — а вы ещё плачетесь: кому, мол, Николай Григорьевич, эстафету передадите? Вот им и передам… Собственно, — рассмеялся он, — уже передал: они сами у меня палочку выхватили!

Разумеется, не на шутку разошедшийся академик закатил в нашу честь такую гулянку, что вчерашняя стала казаться нам лёгкой выпивкой. Когда немного утихли восторги, вызванные первыми тостами, я попросил его пройти со мной в мою комнату для приватного разговора: мне не давал покоя злосчастный КМЛ!

— Как же так, Николай Григорьевич, — спросил я, — вы говорите, что не решили проблему отстройки блоков, а для чего же тогда этот прибор? Вот, смотрите, вашей же рукой написано: КМЛ-14.11…

Истомин недоумённо взял список, посмотрел и издал победный крик:

— Вот! Я же помню, что куда-то это записывал!.. Стойте, — спохватился он, — какой сегодня день?

— 14 ноября, — тоже недоумённо ответил я.

— Слава Богу, не опоздал! — снова торжествующе воскликнул он и тут же вновь растерялся: — А номер? Здесь же должен быть ещё номер телефона…

Его взгляд упал на моё лицо, и он, наконец-то, счёл нужным пояснить:

— Если вы об этой записи, то она к «Телепорту» никакого отношения не имеет. Понимаете, есть у меня старинный друг, Кондратьев Михаил Леонидович, я ещё ни разу не поздравлял его с днём рождения: всё время забываю, когда он у него. И вот в тот день, когда вы отправлялись сюда, а я просматривал этот список, мне позвонила по телефону его жена. Я её спросил про день рождения и машинально записал инициалы Михаила и дату в этот список, а потом никак не мог найти… Хорошо, что сегодня четырнадцатое: успею в этот раз его поздравить!.. Да, но здесь же должен быть номер его телефона! Как же я ему позвоню, если не знаю номера?

И он стал лихорадочно просматривать список и другие мои бумаги. Чтобы не мешать ему, я вышел на улицу.

У меня было одно подозрение, и я уже готов был расхохотаться, но пока ещё сдерживался. Тем более, что это могло быть и не так, надо сначала проверить.

Я достал из кармана мобильник и набрал номер своего друга Вадима Коробова, который тоже работал по монтажу какого-то устройства Истомина.

— Вадик, — спросил я, — у вас никакой прибор не пропадал?

— Пропал! — сразу же заорал он. — КМЛ 60-54-38! Он что, у тебя? Мы здесь поначалу себе все головы сломали, что это такое и для чего он нужен! Говори, он у тебя? Сможешь как-то нам переслать? Это же Компенсатор максимальной локализации! У нас без него вся работа стоит! Ну, чего молчишь?

А я не молчал. Я хохотал да так, что слова сказать не мог! А когда прохохотался и уже был готов всё объяснить, у меня на балансе деньги закончились. Так и остался Вадим в неведенье. Зато я смог назвать академику номер телефона его друга, и он, наконец-то, поздравил его с днём рождения!