Но все же в ту ночь, когда он уехал, я проплакала до самого рассвета. Не в силах успокоиться, я исцарапала себя ногтями и в приступе истерики тянула за волосы, едва не выдрав целые пряди. Как бы Уилл ни пытался смягчить наше расставание, сердце мое все равно было выдрано из груди и растоптано в кровавое месиво.

Потом меня долго выхаживали Молли и Эмма. Видя, как я страдаю, сестра даже смягчилась к Уиллу и стала отзываться о нем так же, как и раньше, когда они водили дружбу. Но смысла в том уже не было никакого.

Я удалила все наши совместные фотографии, раздала девайсы практически даром, а поводок подарила знакомой сокурснице, у которой было несколько своих собак. Ошейник я сожгла. А после…

А после жила как во сне.

Ава сидела в аудитории одна и, подперев голову рукой, с тоской смотрела в окно. За стеклом красовалась все такая же унылая и нерадостная картина: сизо-серое небо, черные деревья и свежий снег, покрывший собой всю землю, точно белым покрывалом. Природа увядала, но было в том что-то по-своему красивое и изящное. В голове само собой рисовался акварелью на серой бумаге размеренный и спокойный пейзаж, размытые очертания дорожек, спрятанных под снегом лужаек и домов с темными окнами, а рядом тонкой кисточкой хрупкие ветки с облетевшими листьями. И рассеянный, едва пробивающийся сквозь облака жидкий свет уже даже не осеннего, но зимнего солнца.

Задумавшись, Ава не заметила, как в аудиторию вошел Симмонс. Он немного постоял на пороге, смотря на одинокую фигуру студентки среди пустующих рядов длинных парт, сложил свои вещи на кафедре и бесшумно сел рядом. Девушка чуть повернулась к нему и поздоровалась одним только взглядом, без слов. Говорить с кем-либо о чем-либо все еще было очень тяжело. Немного помолчав и рассеянно постучав пальцами по парте, Симмонс заговорил первым.

— Разбили сердце? — спросил он, высоко подняв седую бровь. Ава согласно моргнула. О том, что с ее глаз может случайно сорваться слеза, она больше не беспокоилась. Все, что могла, она уже выплакала.

Сэм снова замолчал вроде как неловко, но постепенно проникаясь чужой бедой и словно бы вспоминая себя в схожей ситуации.

— Эх, любовь, — со сквозившей в голосе ностальгией и легкой печалью произнес он. — Она ранит так сильно, что хочется умереть, но, если удается перетерпеть, быстро проходит. Особенно в молодости, когда жизнь только начинается.

— Вот только как пережить — неясно, — неожиданно даже для себя глухо ответила Ава.

— Просто жить дальше, а иначе никак, — пожал плечами Сэм. — Человек живет почти целый век. За это время многие успевают влюбиться не один раз, а то и полюбить. Но любовь — не только роман двух людей. Ты можешь отдать свое сердце карьере, искусству, природе, родным и близким. Детям, неважно своим или чужим. Ты можешь любить целый мир, и тогда твоя жизнь точно не пройдет зря. А романтики у тебя еще будет столько, что она успеет тебе вдоволь надоесть.

Ава улыбнулась на последних словах и с благодарностью посмотрела на Симмонса.

— Спасибо, — от всего сердца произнесла она, и Сэм тепло улыбнулся ей в ответ.

— Все проходит, Хейз, — потрепав ее по плечу, сказал он. — И это тоже.

В аудиторию, громко переговариваясь, вошло несколько студентов. Спустя минуту за ними быстро начали потягиваться остальные.

— Что ж, пора начинать, — поднимаясь, отметил Симмонс и прошел к кафедре. На время отодвинув свою меланхолию, Ава достала из сумки тетрадь, ручки, карандаши и маленький диктофон, который носила с собой на все лекции с первого же семестра, дабы не упустить ни одной детали, особенно если случайно уснет из-за недосыпа посреди пары. Вокруг шумели рассаживающиеся по местам студенты, к Аве быстро подсела едва не опоздавшая Молли, и Сэм широкими жестами стирал с доски записи с прошлой лекции.

— Итак, отложите свои разговоры и приготовитесь слушать и записывать. У кого есть диктофоны, как например у мисс Хейз, включайте свои устройства и не забудьте потом поделится записями с теми, кто опоздал или не пришел. Тема сегодняшней лекции…

— Сэм оказался прав. Через некоторое время боль ушла, и я смогла жить дальше, как и раньше. Любовь проходит. Так бывает, и убиваться совсем не стоит.

Вот эти два шрама на лопатке — все, что у меня осталось от той истории с провокацией. Остальные зажили без следов. Они да та фетровая шляпа — больше ничего в моей жизни о Уилле не напоминает. Да и шляпа так себе. Все-таки я себе сама ее купила, а если бы он мне ее попытался подарить, то отказалась бы. Я не смогла бы ее носить, будь она прощальным подарком, а так она моя. Просто попала ко мне в руки в не самый светлый день в моей жизни. Но то было так давно, что я уже почти ничего не чувствую, разве только легкую ностальгию и горькое сожаление о том, как себя вела.

Но все, что ни делается, делается к лучшему. Я поняла, в чем была неправа, учла свои ошибки и, когда почувствовала, что готова двигаться дальше, мой мир озарил свет.

Я встретила Чарльза.

[1] Строчки из песни «I wanna be your dog» группы The Stooges.

Глава 11. Чарльз Линн

— Я не думаю, что тебе стоило так стыдится содеянного.

Ава подняла взгляд и с интересом посмотрела на Рида. Они сидели на диване в гостиной и неторопливо пили кофе. За все то время, пока шел рассказ об отношениях с Уиллом, Роберт ни разу не перебил Аву, но слушал ее внимательно и серьезно. И вот, когда последняя точка в главе была поставлена, он впервые высказал свое мнение об услышанном.

— Конечно, как самбиссив ты поступила неправильно, — продолжил рассуждать Рид. — Редко когда подобная грубая провокация выступает в качестве старта к игре, да и то, этот момент, как и все прочие, надо обговаривать заранее. Но поступок Уилла ни в какое сравнение не идет с твоим. Ты правильно заметила — нельзя так срываться на другом человеке, будь он хоть трижды сабмиссив и мазохист. Есть вещи, которые невозможно оправдать, даже если нижний намеренно нарывался. Твоя шалость не стоила подобной агрессии. Честно, я рад, что вы расстались. Вовсе не из-за того, что тогда мы с тобой вряд ли бы встретились, а потому что нет никаких гарантий, что рано или поздно ты бы не нарвалась на гнев Уилла безо всяких провокаций со своей стороны.

— Ты драматизируешь, — беззлобно хмыкнула Ава и погладила забравшуюся на колени Ванду.

— Вовсе нет, — уверенно парировал Роберт. — Не твоя шкода, так что-нибудь другое подтолкнуло бы его к срыву. Учитывая так же то, что благодаря вашим играм он уже снял с себя страх причинить другому человеку боль.

Хейз напряженно поджала губы, отведя взгляд в сторону. Ванда на ее коленях нежилась под меланхоличными поглаживаниями хозяйки и своей благосклонностью словно бы негласно извинялась за приставания к Роберту.

— Умом я давно уже поняла, что моя злая шалость не стоила такого срыва, — немного помолчав, произнесла Ава. — Но мне до сих пор стыдно за то, что я в принципе полезла под руку, когда меня просили не мешаться и оставить в покое. Это чувство давно перестало относиться к конкретной ситуации и человеку. Оно напоминает мне о том, что хороший сабмиссив должен всегда знать свое место, и я не уверена, что наказание слабее я бы восприняла должным образом. Вот ты как бы поступил, если бы я начала так приставать к тебе в схожей ситуации?

— Выгнал бы тебя за дверь, а потом игнорировал несколько дней. Или до тех пор, пока аврал на работе не закончился бы, — легко ответил Роберт.

— Хорошо, вот это действительно страшное наказание, — тут же согласилась Ава и весело прыснула. — Я бы тогда точно сошла с ума. Обещай, что никогда такого со мной не сделаешь.

— Целиком и полностью зависит от твоего поведения, — уклончиво ответил Рид с довольной усмешкой на губах и почесал задремавшую Ванду за ушком.

— Ладно, буду теперь в два раза осмотрительнее и сдержаннее, — улыбнулась Хейз и, пригубив кофе, решила вернуться к прерванному рассказу. — Как бы то ни было, Уилл остался в далеком прошлом. И, пускай я тяжело пережила наше расставание, меня уже ждала новая любовь и новая боль.