Изменить стиль страницы

Грозный Реис успокаивается и, снова взявшись за мундштук своей трубки, оборачивается, чтобы пригвоздить меня презрительно-насмешливым взглядом. Хавага[32] Троханис тонко разъяснил ему суть моих притязаний, и мои угрозы кажутся ему смехотворными.

— У меня нет времени, — заявляю я, — выслушивать ваши препирательства. Скажете вы мне наконец, где мой груз?

— Сколько раз вам повторять, что мне это неизвестно, — отвечает Троханис, закуривая гаванскую сигару. — Если уж вам так не терпится, ищите его…

— Именно это я и намерен сделать, — отрезаю я, направляясь к выходу.

Я замечаю, что один из берберов собирается преградить мне путь, но Троханис останавливает его жестом. Слуги пропускают меня, и, переступая порог, я слышу за спиной насмешливый голос старого грека:

— Будьте здоровы, дорогой. Калотахиди (счастливого пути), бегите скорее, мы ждем вас, не сходя с места…

Дверь захлопывается под оглушительный хохот собравшихся.

Я бреду к выходу один, и служащие грязной конторы, где я дожидался приглашения предстать перед ареопагом, провожают меня лукавыми взглядами. Проходя через двор, я вижу смеющиеся лица, прильнувшие к окнам второго этажа.

XXIII

Встреча на станции Рамлех

Я прихожу к Горгису в довольно угнетенном состоянии духа и рассказываю о приеме, который был мне оказан. Горгис и Ставро слушают меня с удрученным видом. У стены, прислонившись к ней, неподвижно стоит молодой человек. Это Михаэль, с которым я познакомился во время первого путешествия.

Горгис считает, что с подобными типами невозможно договориться.

— Это не контрабандисты, — убежденно вторит ему Ставро, — это бандиты, люди без стыда и совести, для них нет ничего святого. Они бы и отца родного продали за гроши, если бы он у них был. Ладно еще братья Абдульфат, эти моряки хотя бы работали в поте лица и рисковали, добывая свой хлеб, но Реис, эта свинья, этот критский турок, да он просто убийца, нажившийся на крови доверившихся ему людей. Он выдавал несчастных, которые приносили ему товары, таможенникам, чтобы заграбастать все даром.

Ставро с трудом сдерживает гнев. Они с Горгисом уроженцы острова Крит, и турок Реис воплощает в его глазах многовековую борьбу между захватчиками-мусульманами и христианами, укрывавшимися в горах. Кровь его старого отца[33] взывает к отмщению. Молчавший до сих пор Михаэль прерывает эту пламенную речь, возвращая нас к действительности.

— Я занимался Эштоном, о котором вы мне вчера говорили, и раздобыл некоторые сведения. Как я и думал, Эштон — брат одного крупного чиновника из Порт-Саида, но у него очень плохие отношения с семьей. И все же родственные связи открывают перед ним немало дверей, и благодаря этим связям или по иным причинам полиция смотрит на его выходки сквозь пальцы. Он поставляет певичек для мюзик-холлов, что позволяет ему бесплатно проживать в роскошных отелях и прочих эльдорадо всех крупных городов мира. В настоящее время он находится в Порт-Саиде и не выражает ни малейшего желания с вами встречаться. Кроме того, он находится под надзором банды, ревностно охраняющей его покой. Мне удалось узнать через слугу отеля «Кларидж», что сегодня вечером Эштон прибудет в Александрию с пятичасовым поездом. Можно будет встретить его прямо на вокзале. Там, по-видимому, соберется вся банда Реиса.

— Это еще больше усиливает мое желание с ним встретиться.

Ставро и Горгис, озадаченные оборотом, который принимает дело, хватаются за мои слова, как утопающий за соломинку.

— Да-да, нужно обязательно его повидать! — восклицает Горгис. — Вы можете обо всем у него разузнать. Предложите ему в случае необходимости кругленькую сумму, я готов дать вам денег, если это поможет вернуть наше добро. Ах, ублюдки, как они отравляют нам жизнь! Хочется выцарапать им глаза!

При этих словах Горгис делает характерный жест, словно вытаскивает улитку из ракушки.

— Успокойтесь, — говорю я ему, — и не стройте иллюзий: возможно, и даже скорее всего, я ничего от него не добьюсь, ибо это хитрый лис, да и кто поручится, что он в курсе всех махинаций банды?..

Не теряя времени, мы отправляемся в Александрию, где машина отвозит меня на станцию Рамлех, расположенную в богатом предместье города. Меня сопровождает Михаэль.

Скорый поезд стоит здесь всего три минуты. Лишь только состав останавливается, как я вбегаю в вагон-ресторан: сейчас пять часов, и всякий уважающий себя англичанин должен в это время пить чай.

Я сразу же натыкаюсь на Эштона; он поглощен чтением газеты и, естественно, меньше всего на свете думает сейчас обо мне.

Я дружески хлопаю его по плечу; он поднимает глаза и застывает в изумлении. Не давая ему опомниться, я приказываю:

— Быстро выходите из вагона и садитесь в машину перед зданием вокзала; мы поедем в Александрию; мне необходимо с вами переговорить без свидетелей.

Видя его колебания, я добавляю:

— Если вы не выйдете, мне придется остаться здесь вместе с вами; ваши друзья непременно увидят меня на вокзале и поймут, что мы ехали в одном поезде. Вы знаете, до чего они подозрительны. Вас обвинят в том, что вы ведете двойную игру, пытаясь договориться со мной за их спиной.

Эти слова возымели действие. Эштон садится в машину и вновь обретает былой апломб. Ему не терпится узнать, кто сообщил мне, что он должен ехать в этом поезде. А отделываюсь туманными намеками, давая ему понять, что мне известно больше, чем он предполагает, и сразу перехожу к делу. Мы сидим вдвоем на заднем сиденье, Михаэль тихо пересел вперед, к шоферу.

— Давайте не будем терять время, доказывая друг другу, кто из нас хитрее. Думайте только о своих интересах. Я — реальный владелец товара, который попал ко мне легальным путем, то есть это не контрабанда, и я могу прибегнуть к помощи властей для поимки воров. Допускаю, что вас ввели в заблуждение, заставив поверить в то, что я действовал в обход закона, посему взываю к вашей порядочности и спрашиваю, известно ли вам, где сейчас находится товар.

— О, мой бедный друг! Неужели вы сомневаетесь в том, что, если бы я только знал, я тотчас же сообщил бы вам об этом! Меня пытаются очернить: именно я во всем виноват! Я понимаю, что теперь, когда я сослужил им службу, меня хотят отстранить от дел. Я никогда не прощу себе, что так наивно поверил незнакомым людям…

— Нет, Эштон, не надо заговаривать мне зубы и называть вашим «бедным другом». Я вам все равно не поверю…

— Клянусь честью джентльмена! Я всего лишь купил «Кайпан» на средства Троханиса. Тернель должен был отвести судно в Порт-Саид. У нас и речи не было о вашем грузе. Прибыв в Аден, я объявил о возможном заходе парохода в порт. Разве это не доказательство?..

— Да, знаю, это реальный факт, но не доказательство.

— Ох! Как же мне вас убедить? Клянусь вам, Тернель надул нас обоих, он своевольно захватил ваш груз и всех обвел вокруг пальца!

— Значит, вы тоже его «бедная жертва»?

— О йес! и я, и мы…

— И вы, и они! Возможно, — прерываю я его со смехом. — Однако ваш генерал Троханис предложил мне кругленькую сумму в обмен на обет молчания. Значит, он настолько уверен, что в скором времени товар отыщется?

— И вы согласились?

— Еще нет. Впрочем, почему бы и не согласиться? Я просто отложил ответ до тех пор, пока не посоветуюсь с вами… Если вы не откажетесь мне сообщить, куда подевался Тернель, я, разумеется, отклоню предложение Троханиса и обещаю вам три тысячи фунтов стерлингов после того, как найду товар. Если же вы не сможете мне ничего сказать, тогда я приму это предложение.

— О господи! Если бы я только знал!.. Ни за что, мой друг, ни за что не соглашайтесь на это! Я все вам расскажу, поскольку проникся к вам симпатией, когда узнал вас ближе. В конце концов, мы с вами европейцы, джентльмены, а все эти проходимцы — какие-то турки, левантинцы, Троханис же — самый гнусный из всех авантюристов. Поверьте, мой бедный друг, заклинаю вас Христом… — и т. д.

вернуться

32

Хавага (араб.) — господин. (Примеч. авт.)

вернуться

33

См. «Контрабандный рейс». (Примеч. авт.)