Клея улыбнулась, но как-то странно, безжизненно.

— Вряд ли, — отозвалась она. — Ты его не знаешь, а вот я знаю, и он не из тех, кто волнуется за чужую шкуру.

Глеб вздохнул. Он ожидал услышать нечто подобное, и теперь настал подходящий момент для вопроса, который он хотел задать уже давно, но все никак не решался.

— Почему вы с Квинтом обручены? — скороговоркой выпалил он. — Непохоже, чтобы ты его любила.

— Тебе не кажется, что это не твое дело? — вздернув брови, но миролюбиво спросила принцесса.

— Ты же сама говорила, что меня здесь касается все, — выдал Глеб первое, что пришло в голову.

Клея усмехнулась и чуть наклонила голову, откидывая волосы со лба. Только сейчас Глеб заметил, как она покраснела. Это могло быть вызвано в равной степени как его вопросом, так и усталостью от долгого преследования Квинта. Хотя прежде, на тренировках, она особо не уставала, даже когда он, задыхаясь, буквально падал на траву, принцесса лишь снисходительно задирала нос, и стоя ждала, когда он будет готов продолжать.

— Все дело в дуксе Зеле, — наконец сказала Клея, когда Глеб уже решил, что она пропустила его вопрос мимо ушей. — Мой дед хоть и король, но довольно беден, то есть денег в казне практически не осталось. Война, которая идет уже пятнадцать лет, поддержание сотен меченосцев, защищающих наши берега и еще тысяч, всегда готовых вступить в бой — все это почти разорило королевство. А верховный дукс Зел… он самый богатый человек среди меченосцев, а может, и в обоих королевствах, а его влияние во время войны может соперничать с королевским.

— Значит, это решение короля? — нахмурился Глеб. — Если ты не хочешь, то не обязана, никто не имеет права…

— Обязана, — прервала его принцесса, — в твоем мире, может, и по-другому, но у нас все должны подчиняться королю… А что ты здесь делаешь? — сменив тему, задала она вопрос, который напрашивался сам собой с того самого момента, как она застала его валяющимся на земле.

— Пошел за тобой…

— Я не об этом, — одернула его Клея. — Что ты делаешь на земле?

— Упал, — не моргнув глазом, соврал Глеб.

— А почему трава вокруг примята? — продолжила расспрашивать его принцесса.

— Когда я понял, что не найду тебя, то решил потренироваться самостоятельно, — продолжил сбивчиво врать Глеб. — И да, я падал не один раз. Но ты же сама говорила, что мне нужно стать сильнее и все в таком духе.

— Говорила… Но ты ведь не знал, кто за нами следил. А если бы на тебя напали?! Какая беспечность! — с укором, но уже спокойнее отчитывала его Клея.

Глеб пожал плечами, словно такая возможность не приходила ему в голову. Он сам не понимал, почему не поведал принцессе правду. Он только что одержал верх, и ему не хотелось омрачать победу ябедничеством. В конце концов, он справился с опасностью сам, и надеялся, что справится с ней и в будущем, да и лишний раз демонстрировать принцессе насколько он слаб, ему было не по нутру. Она и так уже называла его слабаком, и окончательно убеждать ее в этом он не собирался.

— Глупо тренироваться, когда неизвестно кто бродит по лесу, — окончательно смягчилась Клея. — Вставай, а то останешься без завтрака. Ты и так опаздываешь к Раду.

— Я не голоден, — весело сказал Глеб, хватаясь за ее руку.

Лишь спустя неделю после встречи с Квинтом произошедшее стало понемногу терять очертания. Какое-то время Глеб опасливо оглядывался по сторонам, пытаясь определить, не шевелятся ли предательски кусты, но потом, трезво рассудив, что принцесса с ее способностью никак не упустила бы из виду притаившегося наблюдателя, успокоился и забросил это дело.

Жизнь вошла в привычное русло — по утрам, еще до восхода солнца, он в поте лица осваивал владение мечом под неусыпным контролем Клеи, за любую погрешность готовой спустить с него шкуру. Видимо, она до сих пор жалела, что в минуту слабости, по непонятным ей самой причинам, рассказала Глебу о своих родителях, да еще и умудрилась заплакать при этом, и теперь их занятия, в основном, проходили молча.

После тренировки, еще до полудня, искупавшись в протекавшем неподалеку в лесу ручье и наспех позавтракав, Глеб спешил к Раду и также не отличавшимся болтливостью Мирксу и Леви. Но зато потом, уже вечером, сидя перед непомерно любопытными хранителями знаний, он компенсировал недостаток общения с лихвой, благо седовласые старцы проглатывали каждое сказанное им слово и требовали добавки. Наконец, когда Гар устало взмахивал рукой, оповещая всех об окончании ежедневной, ставшей рутинной беседы, Глеб, еле передвигая ноги, заваливался в свои покои, и, как правило, оставляя ужин без внимания, сразу ложился спать.

Все было, как и раньше, как будто он никогда и не встречался с желавшим то ли прикончить его, то ли что-то выяснить Квинтом. Все, кроме, разве что, еще одной, новой повинности.

С недавних пор к обязанностям Глеба добавилось позирование скульптору, скрупулезно, в течение, по крайней мере, получаса не сводившему с него глаз, а затем еще дольше колдовавшему над мраморной глыбой. На протяжении всего этого времени Глеб был вынужден стоять неподвижно, принимая, как говорил скульптор, героическую (а как ему казалось, нелепую) позу.

Поначалу он пытался протестовать, но Гар таким непререкаемым тоном сообщил ему, что его каменная копия займет место перед стеллажом с составленными по его рассказам книгами, что возражать было бесполезно, и мальчику оставалось смириться со своей судьбой.

— Может, я ординарий? — спросил Глеб после того, как Клея вновь назвала его слабаком из-за плохо освоенного приема.

— Почему это? — задала встречный вопрос принцесса. — Неважное владение мечом не означает, что ты не радужник, — заметила она, разгибая спину. — Скорее наоборот.

— Но и радужник из меня никакой, — возразил Глеб. — Сколько времени Рад со мной возится, и хоть бы маленькое облачко появилось.

Клея удивленно на него посмотрела, а затем залилась звонким смехом.

— Маленькое облачко? — переспросила она, вытирая выступившие на глазах слезы. — Ты хоть вообще представляешь, что такое анима?

Вспомнив, как Миркс невзначай употребил это слово, Глеб честно покачал головой.

— А еще учат тебя, называется! — процедила сквозь зубы принцесса уже без тени улыбки. — Я, конечно, понимаю, что Рад немой и все такое, а Леви мало что в этом смыслит, но вот Миркс мог бы быть пообщительнее.

Глеб ничего не ответил. Он считал, что девочка продолжит сама, когда выговорится, и не ошибся.

— То, что ты называешь облачком, именуется анимой не просто так, — приземляясь на траву, сказала Клея.

Смекнув, что разговор предстоит длинный, Глеб последовал ее примеру.

— Анимой также называется душа, — подождав, пока он разместится поудобнее, начала принцесса.

— Душа?

— Вот именно. Те облака, как ты их называешь — это та же душа, просто выпущенная наружу.

— Как это?

— Не в буквальном смысле, конечно, — поспешила поправиться Клея. — Если хочешь, называй это внутренней энергией человека. У обычных людей, ординариев, эта сила не так велика, и она себя не проявляет. У меченосцев и радужников дело обстоит по-другому. Наша жизненная сила заключается в наших способностях. В обычном состоянии они образуют единое целое с нашей душой, и ничем внешне мы от ординариев, разумеется, не отличаемся. Но стоит использовать способности, как все изменения налицо. Потесты сильнее пяти ординариев, дексы быстрее и проворнее, чем три пары рук и ног, окулы обладают зрением острее трех пар глаз, а хранители знаний запоминают получше двадцати человек, и скрыть такое невозможно.

— Поэтому эти облака называются душой, — чтобы не запутаться, вслух проговорил Глеб.

— Верно, — подумав, что тот обратился к ней, ответила Клея, — но у радужников она действительно выставлена наружу, мы можем видеть ее. Хотя есть у них еще одна особенность, и лучше тебе хорошенько ее запомнить.

— Особенность?

— Если один из ординариев или меченосцев вымотается, устанет так, что будет не в силах даже пошевелить пальцем, он просто потеряет сознание, отдохнет и придет в себя, — как обычно, в общем.