— А ведь разные великие любили осень, — подумал Валентин Сергеевич, чтобы успокоиться. — Любили… И как не упиваться этим ярким теплом, теплом, которого скоро не станет, теплом, на смену которому придет холодная зима… Разве не то же в моей работе, если смотреть на нее глазами художника. ХУДОЖНИКА!

Нормально… Сравнение пристрастия великих к осени с профессией Валентина Сергеевича помогло. За машинку он сел достаточно одухотворенным. Последняя фраза вышла неплохой, совсем неплохой вышла последняя фраза.

«Смолкла музыка Лиды. Но не холодными снежинками вьются вокруг нас ее звуки. Кажется в желтые осенние листья превращаются ноты», — (иметь под рукой ветку с желтыми листьями). И подпись: Организатор Литературных Церемоний Проводов Усопших.

…Папка с делом о трагической безвременной кончине милой девушки Лидии Павликовой легла в дипломат рядом с зонтом и термосом.

Евпатория — Москва. 1980–1981 гг.

БУДНИ

Тетя Роза жила в приморском курортном городке. Здесь не росли пальмы и кипарисы. Не цвели магнолии и камелии. Рестораны «Лазурный», «Чертова мельница», «Жемчужный» находились не здесь. Имелись вечный тихий «Золотой пляж» и всегда закрытый «Якорь».

Я не хочу сказать, что это был плохой город. Нет. Просто магнолии и кипарисы, действительно, не могли здесь расти. Климат не тот. Земля просоленная. Побережье степного Крыма, изъеденное лиманами неимоверно солеными и, как утверждает местное население, — от всех болезней. Может быть, и от всех. Но магнолии этого соседства не выдерживали. Выдерживала акация. И еще миндаль. И персики с абрикосами. И когда все это цвело, в городе было неплохо. Скажем прямо, даже хорошо. В остальное время хорошо не было: пыльно, многолюдно, а осенью еще и ветрено.

Короче говоря, те, кто привык к «Лазурным», камелиям и пальмам, о тети Розином городке знать не знали. Но город не пустовал. Курортников было больше, чем нужно, и были они трех видов: те, кто действительно нуждался в лечении; те, кто лечился потому, что найти хоть одну болезнь можно всегда; и те, кому не повезло с путевками.

Тетя Роза работала с курортниками первого и второго видов. За свою работу она ИМЕЛА. Достаточно. Только не надо говорить, что тетя Роза наживалась на страданиях людей! Не надо. Это неправда. Берите круглый год на полный пансион с массажем трех-четырех особ, имейте золотые тети Розины руки, ее вечное «оно мне надо?!» на все неприятности (которые не вгрызаются слишком глубоко ей в душу), какую-то поразительную неутомимость, (несмотря на постоянную усталость), и у вас тоже будут дом с садом, машина с гаражом и прочее.

А знаю я тетю Розу давным-давно. То давно, которое называется — тысячу лет. Потому она и — тетя Роза. А не Роза Викторовна. Время от времени мне без особого желания, но по необходимости приходилось прибегать к ее помощи. Тетя Роза, уж не знаю почему, признала меня, делала все, что могла, и как-то незаметно, но прочно стала своей. А потому меня в отличие от многих не раздражало ее дежурное, нагловатое «оно мне надо?!».

Да, тетю Розу я знала давно. И понимала, как мало кто, что она имеет полное право ИМЕТЬ.

ИМЕТЬ массивные золотые перстни с камнями невообразимого цвета на все десять пальцев. Потому что уже тридцать лет этими пальцами она либо лечит людей, либо добросовестно растирает мышцы тех, кто гораздо здоровее ее.

Иметь дом и сад. Потому что в этом большом доме и на персиках, абрикосах, орехах этого сада вырастила двух дочек и сына. Кстати, без мужа, который давненько исчез с курортницей из тех, кому не повезло с путевкой.

Иметь «Жигули», гараж и своих людей на станции техобслуживания. Потому что на этих «Жигулях» прокатала по всему Крыму не кого-то, а собственных шестерых внуков.

Тети Роза имела право ИМЕТЬ, потому что просто с неба ей ничто не падало. Ой, как не падало!..

Она много имела: большие деньги и больные руки. Хороший дом, богатый сад и не очень благополучных дочек. Невестку с характером и внуков, конечно же, самых замечательных. Машину, бессовестно пожирающую последние силы, и работу — массажи, массажи, массажи, массажи…

Много, очень много имела тетя Роза. Так много, что если в доме появлялось что-то новое или исчезало что-то старое, было это как-то между прочим.

И еще раз повторю «ИМЕЛА». Имела тетя Роза мать. Вернее, была у тети Розы мать. Незрячая смолоду. Она жила в другом конце города с какой-то дальней родственницей. За плату. Свои называли ее — баба Варя.

В это лето баба Варя умирала… Старая была, больная. Врачи бились, бились и успокоились.

Баба Варя умирала. Долго. С мая. Сейчас август на исходе. Все чаще звонки от родственницы.

— Бабе Варе вызывали «скорую». Роза, приезжай!

— Бабе Варе назначили дефицитное лекарство. Роза, у тебя клиенты из Москвы…

— Баба Варя пьет только свежий бульон и козье молоко и только козы тетки Аси. (Восемнадцать километров от города!). Роза, у тебя же машина!

— Баба Варя заговаривается. Роза, я боюсь! Приезжай ночевать.

— Баба Варя принимает меня за покойного деду Витю. Роза, в городе нет хорошего психиатра. Говорят, в Ялте есть частный врач. Особый… Съездишь до массажей. Заодно купи мне зонт, только с рук…

— Роза! Коза, врачи, лекарства съедают деньги гораздо быстрее, чем кажется. Ты себе странно думаешь! Кончились твои. Я изэкономилась вся, по-родственному. Розочка, я надеюсь, у тебя на мой счет не водятся плохие мысли?!

— Баба Варя молчит вообще. Ты понимаешь — ВООБЩЕ! У Серафимы Борисовны в Ялте есть мумие. Нет, нет! За качество ручаюсь. Просто Симочка продает лишнее. А Вареньке вдруг поможет. Ведь чудеса бывают! Час туда, час обратно. Зато внучат прокатишь. Я знаю, что первый клиент в девять часов. Я позвоню Серафиме, она встанет пораньше. Я же понимаю: массаж — святое дело, золотко мое.

И так далее, и прочее, и тому подобное… И тому подобное, и прочее, и так далее… Во время массажей и между ними. Во время выяснения отношений с невесткой, зятьями и своими детьми: на лето все собирались…

— Сережа (зять), я же просила посмотреть крышу! Галочка (невестка), неужели трудно хоть раз в неделю сготовить обед!

Звонки во время кормежки шестерых внуков. Звонки во время кормления пансионеров.

Тетя Роза не овечка. Не ангел. Но к тетки Асиной козе ездила, к Серафиме за мумием каталась, в Ялте откапывала подпольного врача и отыскивала нужной расцветки зонт. Тетя Роза дура? Она чего-то не понимает? Тетя Роза понимает больше нашего. Но баба Варя — мать. Мать, понятно? Совесть потом замучает. Шугануть «родственницу за плату»? Бросить дом, внуков, клиентов? Скрасить последние дни бабы Вари? Так ведь она все равно никого не узнает! А бросить массажи!? Мыслимо ли!? Козе платить надо? Частному доктору надо? Зонт — даром? А киевские клиенты привезли золотой гарнитур с жемчугом. Танечка, дочка старшая, давно хочет. Жемчуг — ее камень. Откажешь? Да и привыкла брать с книжки, не уточняя, сколько осталось. Привыкла… Виновата разве? А баба Варя? Мать… Она бы поняла.

Так оно и тянулось. Дела домашние, звонки тревожные, частые, и массажи, и опять массажи.

…А мне массажи эти, кстати, надоели досмерти. Весь день ломается. Моря не увидишь. А набережная, запруженная курортниками всех трех видов? «Столовки» под названием «Коктейль бары»? ОНО МНЕ НАДО? Не Ялта, не Сочи… Что и говорить. И вообще — тоскливый город. Домой хочу. Пропади массажи эти. Все пропади.

Так страдала я в тени тети Розиных персиков. А еще тревожилась за свою нервную систему. Как я, натура тонкая, перенесу смерть бабы Вари?

Уже никто не сомневался, что она умрет не сегодня — завтра. Сначала звонки милой родственницы участились чрезвычайно, потом почти прекратились. Ясно почему: тетя Роза, не бросая работы, не передавая никому домашних дел, даже лечения домашними средствами некстати заболевшей овчарки Лайды и даже, представьте, не прекращая заготовки «фрукты» на зиму, ухитрялась ночевать у бабы Вари и наезжать к ней не один раз в день.