Граф отступил на шаг, выпустив руку, которую было взял.

— А! — воскликнул он.

Изгнанник бросил на него быстрый взгляд.

— Покончим с этим, — сухо и решительно сказал он, подняв голову, — вы в нашей власти, милостивый государь, всякое сопротивление напрасно, лучше примите наши условия.

Граф пожал плечами.

— Вы сбрасываете личину, — ответил он, — и мне это больше нравится. Но позвольте сказать еще одно слово, прежде чем я выслушаю вас.

— Я слушаю.

— Я — дворянин, как вам известно; стало быть, мы старые враги, и где бы ни встретились, мы не можем стоять иначе, как друг против друга; рядом — немыслимо!

— Да, они все одинаковы, — пробормотал старик, — можно сломить этих гордецов, но заставить погнуться — никогда…

Граф насмешливо поклонился, вставил монокль в глаз и скрестил на груди руки.

— Я жду, — сказал он.

— Время дорого, — продолжал бывший член Конвента, — всякие пререкания между нами — лишний труд, мы никогда не придем к согласию.

— Это, по крайней мере, ясно, — ответил граф, улыбаясь, — дальше!

— Дальше вот что: через два дня все индейские племена поднимутся одновременно по условленному знаку, чтобы свергнуть иго американцев.

— Мне-то какое дело? Не за тем же я приехал так далеко, чтобы заниматься политикой?

Старик едва сдержал гневный жест.

— К несчастью, вы не вольны поступать как вам заблагорассудится, вы должны покориться нашим условиям — но не мы вашим; вы примите их или умрете!

— Ого! Продолжаете действовать прежними средствами, как я погляжу. Но я вооружаюсь терпением; говорите, что вам надо от меня?

— Мы требуем, — сказал старик, намеренно придавая вес каждому слову, — чтобы вы возглавили экспедицию.

— Я?! Но почему именно я? В чем мои преимущества перед другими?

— Потому что только вы одни можете исполнить роль, которую мы вам назначили.

— Полноте, вы сошли с ума!

— Безумны вы, если до сих пор не поняли, что с тех пор, как повстречались с индейцами, вы были бы давно убиты, не распространяй мы старательно слухи, которые охраняли вас и вызывали всеобщее благоговение, несмотря на вашу бессмысленную отвагу и самоуверенность!

— Э! Да это, видно, подготовлено издалека?

— Целыми веками.

— Черт побери! — вскричал граф прежним насмешливым тоном. — При чем же тут я, осмелюсь спросить?

— Признаться, — ответил Белый Бизон также насмешливо, — ваша роль не очень значительна, любой другой годился бы нам для нее не хуже вас; на вашу беду, вы как две капли воды походите на человека — единственного, который может предводительствовать нами; но этот человек давно умер и едва ли воскреснет для того, чтобы вести нас на бой. Следовательно, вам придется занять его место.

— Прекрасно… а не будет ли с моей стороны нескромно осведомиться об имени человека, на которого я имею честь походить в такой поразительной степени?

— Нисколько, — холодно ответил старик, — тем более что вы, вероятно, уже слышали о нем. Это Монтесума.

Граф расхохотался.

— Полноте! — вскричал он. — Шутка остроумна, но я нахожу ее чересчур затянувшейся. Теперь я попрошу слова.

— Говорите.

— Что бы вы ни делали, к каким бы средствам ни прибегали, я никогда не соглашусь служить вам таким образом. А теперь, поскольку я ваш гость и нахожусь под охраной вашей чести, то требую пропустить меня.

— Вы твердо решили?

— Вполне.

— И не измените своего решения?

— Ни за что.

— Увидим, — холодно сказал старик. Граф бросил на него презрительный взгляд.

— Дорогу! — повелительно воскликнул он. Оба вождя переглянулись и пожали плечами.

— Дорогу! — повторил граф и взвел курок винтовки. Серый Медведь свистнул.

В то же мгновение человек пятнадцать индейцев выбежали из леса и ринулись на белых очертя голову.

Хотя и застигнутые врасплох, однако три охотника дали храбрый отпор.

Они стали спиной к спине, крепко прижимаясь друг к другу плечами, и мгновенно образовали грозный треугольник, перед которым краснокожие были вынуждены отступить.

— Ого! — заметил Меткая Пуля. — Я думаю, мы посмеемся.

— Так-то так! — прошептал Ивон, набожно осеняя себя крестным знамением. — Но нас убьют.

— Вероятно, — ответил канадец.

— Уходим! — скомандовал граф.

Они стали отступать к лесу, единственному доступному для них убежищу, медленно, шаг за шагом, не разъединяясь и все так же направляя на индейцев дула своих винтовок.

Краснокожие храбры, даже отважны — этого нельзя ни отрицать, ни подвергать сомнению, — но их неустрашимость всегда рассчитана, они сражаются только имея перед собой цель и никогда не рискуют жизнью без видимой причины.

Они колебались.

— Я думаю, что мы поступили благоразумно, перезарядив наше оружие, — заметил граф, сохраняя бесстрастный вид.

— Еще бы! — отозвался Меткая Пуля с усмешкой.

— Все равно я сильно трушу, — сказал Ивон, у которого глаза блестели и губы тряслись.

— Эх вы, Кровавые индейцы! — вскричал Серый Медведь, взводя курок своей винтовки. — Неужели трое бледнолицых наводят на вас страх? Вперед, вперед!

Издав боевой клич, краснокожие ринулись на охотников. Остальные индейцы уже сбегались со всех сторон на крики товарищей, чтобы принять участие в битве.