Я уже говорила, что иногда быть мной это просто отстойно?

Я открыла конверт в своей комнате, так как посчитала, что будет легче всё игнорировать, если больше никто не увидит весь список. Я выложила стопку бумаги двухдюймовой толщины на туалетный столик и взяла верхнюю половину. Пять рабочих листов с пояснениями по геометрии. Я взяла вторую. Инструкции от моего учителя по истории для эссе «Причины Первой мировой войны». Не сегодня. Пачка десяти рабочих листов по французскому. Мерси, мадам Андерсон, королева бесполезной работы. Я положила весь её пакет на работу по геометрии — то, что нужно сделать срочно. Всё остальное я засунула обратно в конверт. Об этом я буду беспокоиться позже.

Со стоном приговоренного я нашла карандаш и начала выполнять задания. Два часа спустя я посчитала, что была достаточно добросовестной и отложила работу по французскому в сторону. «Une autre fois» — до следующего раза. Но, по крайней мере, пока я работала, я не забивала свою голову картинками агонии избиваемой рабыни.

Хотелось бы мне знать, кем она была. Я подумала, что могла бы найти что-нибудь в записях Фионы. Если исходить из того, что мужчина был Капитаном, то порка могла иметь место в поздние 1700-е. Я вытащила четыре тетради, которые засунула под кровать, и открыла самую раннюю. Я пробежала пальцами по строчкам, написанным на плотной бумаге. Какая-то часть меня услышала скрип пера, но я с усилием отбросила это. Я хотела только почитать о прошлом, а не оказаться там.

Пролистав несколько страниц, я увидела, что записи идут не по порядку. Даты прыгали от месяца к месяцу, от года к году. Однако при этом все они касались десятилетия, указанного на обложке, 1770-80. Я выбрала случайную запись и начала читать.

26 июля, 1775. У близнецов был День рождения. Сара-Луиза получила в подарок кукольный домик, сделанный по образу Дома Эмбер. Камилла была там. Она назвала это «детской игрушкой». Сара-Луиза, кажется, не обратила на это никакого внимания.

Камилла? Это ещё кто? В голове промелькнула краткая мысль, какого цвета у неё волосы.

Затем Капитан приказал Джозефу поднять Мэтью и нести его всю дорогу до причала. Подарком Мэтью была парусная лодка, одномачтовая и элегантная, её назвали «Жидкий Янтарь».

Мэтью сразу же захотел забраться на неё и опробовать, но Капитан сказал, что он должен сначала стать сильнее. Но плаванье пойдет ему на пользу и «закалит его».

Я уже знала, что Мэтью так никогда и не поплавал на своей лодке.

Мэтью и Сара. Мои друзья. Не просто брат и сестра, они были близнецами. На мгновение мне стало жалко их — их потерю, то, что их разделили — как будто они были людьми, которых я знала, а не давно похороненными незнакомцами.

Из записей в дневнике мне стало ясно то, чего я не понимала раньше, и то, чего никогда не знал редактор Фионы. Ни одна из историй моей пра-пра-бабушки не была выдумкой. Она видела все события в своих видениях, как я. И она описала их в этих дневниках.

Я перевернула страницу.

Январь 1778? Я снова видела Персефону, как я её называю. Я до сих пор не имею ни малейшего понятия, кто она такая и откуда. Если бы я только могла ей помочь — я не могу с определенностью сказать, откуда у меня такое сильное чувство, что ей нужна помощь, но я вижу в ней постоянную печаль. И ещё тот факт, что она сопровождает злобные года махинаций Капитана.

Иногда у меня есть странное чувство, что она знает, что кто-то наблюдает.

Персефона? Ребенок, заблудившийся в подземном мире? Какой в этом смысл? Значило ли это, что Фиона могла видеть ещё кого-то, кто попал в то же самое видение? Такое вообще возможно? Откуда она это знала? Я подумала, что могу долго продираться сквозь беспорядочные записи Фионы и никогда не найти ответ. Но это объясняло её настойчивость по поводу статуи, охраняющей её бассейн. Мне стало интересно, почему Фиона не могла помочь этой Персефоне. И мог ли вообще помочь хоть кто-нибудь.

Может быть, причиной того, что Фиона оказалась в психиатрической лечебнице, были её видения. От бабушки я знала, что мама Фионы была с Дальнего Юга^[5]. Не была частью наследников Дома Эмбер. Может быть, родители Фионы не знали о даре. Может быть, когда Фиона начала видеть мертвецов, её родители подумали, что она — какой термин использовала моя мама? — шизофреник.

Меня передернуло. Я вспомнила, как читала о том, что делали с людьми в лечебницах в первой половине 1900-х — лечение электрошоком, лоботомия. Что они могли делать с Фионой, чтобы её мысли стали «более нормальными»? Кстати говоря, что будет делать со мной моя мама, если она узнает о вещах, которые я вижу?

Я вытащила из ящика книгу моей прапрабабушки и пролистала с начала. Я не смогла найти ни одного упоминания о рабыне, но где-то на трети пути я нашла миниатюрные портреты Сары и Мэтью. Надписи под фотографиями гласили, что Мэтью умер вскоре после того, как были сделаны эти изображения. Ниже на странице была фотография могильной плиты Мэтью на фамильном кладбище, рядом с могилой его матери, которая умерла после него. Надпись на ней гласила: «ДЕЙРДРЕ ДОБСОН ФОСТЕР, ЛЮБИМАЯ МАМА. 1743–1776. В СНОВИДЕНИЯХ ОНА УСКОЛЬЗНУЛА К ПРОТИВОПОЛОЖНОМУ БЕРЕГУ».

Я проверила краткий указатель, прилагающийся в конце книги. Поиск по слову «рабство» привел меня к странице о женщине, идентифицированной в семейном древе Фионы как её бабушка Мэйв МакАлистер. Она была активным сторонником отмены рабства в Подпольной Железной Дороге^[6] — женщина, о которой мне рассказывала бабушка. По количеству страниц, посвященных ей, было ясно, что Фиона гордилась таким родственником — по крайней мере, хоть один из членов семьи пытался искупить грехи наших предков.

Я взяла книжку, чтобы почитать её на кровати, и из неё выпали несколько листков. Они были написаны от руки, и почерк не был почерком Фионы. Верхний листок датировался 20 июня 1969 года. А это значило, что, по-видимому, их написала моя бабушка.

Врачи не могут сказать, придет ли она в себя, или нет. Она выглядит как принцесса из сказки, которая просто продолжает спать и может проснуться от прикосновения. Как я могу помочь ей? Марк говорит, что я должна быть терпеливой и положиться на врачей. Но мне кажется, я могла бы сделать что-то большее.

Я уставилась на записку и ощутила уже знакомое чувство шока. Ещё одно событие из прошлого моей мамы. Мама, видимо, была больна. Серьезно больна. И она никогда не упоминала об этом.

Мне начинало казаться, что моя мама никогда не говорила мне ничего о своем детстве. Как будто она держала всё в секрете. Мне стало интересно, чем она болела, и что случилось потом. Я начала просматривать страницы в поисках ответа, но тут с лестницы закричала моя мама.

— Сара? К телефону.

Я положила выпавшие листки на место и сунула книгу в ящик. Затем я спустилась вниз, к телефону в прихожей.

— Итак, Парсонс, ты оказалась хорошим соперником.

Я была поражена. Я никогда не думала, что снова услышу Ричарда, не говоря уже о том, что услышу поздравления.

— Мне просто повезло, — сказала я.

— Ерунда. Они определенно знают, как тренировать вас там, за Полярным кругом.

Я хмыкнула.

— Сиэтл это не Арктика, но лучше не выпадать из лодки. Вода может быть очень холодной. Я знаю.

Он рассмеялся.

— Пошли со мной завтра в школу. Потусуешься с нами.

Вау. Давайте-ка подумаем. Никакой работы, не нужно быть внимательной, меня не вызовут как раз тогда, когда я не знаю ответ, нужно просто постараться хорошо выглядеть, стоя рядом с самым потрясным парнем, которого я когда либо видела вживую, а не в журналах? И сбежать из этого дома и от моей мамы?

— Согласна, — сказала я.

— Я заеду за тобой в восемь сорок пять.

— Хорошо. Увидимся.

— До встречи, Парсонс.