Понедельник… С замирающим сердцем я захожу в офис и занимаю наблюдательную позицию за своим столом. И история повторяется: приходят все, но только не он. Я, наплевав на запреты пользования интернетом в рабочее время, лезу в новости последних дней, убедиться, что не происходило авиакатастрофы рейса, следующего из Нью-Йорка. Слава Богу, ничего подобного не нахожу. Конечно, о таком думать не стоит, но я уже не знаю, о чём думать! Моя ставшая за эти две недели привычной «диета» - кофе и сигареты – спасают на пару минут, пока я, пытаясь привести мысли и пошатнувшиеся надежды в порядок, стою в курилке. Меня находит всё та же всезнающая коллега.

- Представляешь, вот надо же было такому случиться?! – восклицает она с воодушевлением и, не дождавшись от меня наводящего вопроса, продолжает: - Марк-то, прилетел и заболел. Продлил себе отпуск ещё на неделю.

Заболел. Ещё неделю.

Привалившись к стене, я пытаюсь справиться с охватившим меня ощущением безнадёжности. Кажется, эта разлука никогда не кончится, и это притом, что у нас осталось так мало времени - до конца февраля… Я уже даже не пытаюсь себя одёргивать, напоминая, что я дама замужняя и что это увлечение ничем хорошим для меня не закончится. Где-то разум пытается пробиться, твердя о том, что я просто очень долгое время сидела дома, а теперь, попав в новую обстановку, теряю голову от вещей, которые не очень-то и нужны. Но я не согласна. Мне это больше напоминает ситуацию, когда ты долго-долго сидишь в запертом помещении с маленьким окошечком под самой крышей, через которое проходит очень мало воздуха, а потом вырываешься на улицу. И вдыхаешь полной грудью. И эти потоки чистого наполненного свежестью воздуха сводят с ума, увлекают за собой, опьяняют и велят забыть обо всём. Обо всём, что было, не думать о том, что будет. Ты хочешь просто дышать этим воздухом. Просто жить им и в нём… И таким воздухом для меня становится малознакомый коллега… Это не увлечение, это наваждение…

Но известие о том, что он заболел я переношу очень плохо и, проснувшись утром во вторник, тоже решаю заболеть. Муж отвозит меня к врачу и звонит мне на работу. А я старательно болею. Им. И даже больше не пытаюсь бороться с собой, отрицая это. И лекарства от этого нет… Всю неделю я провожу в постели, наплевав на всё. Просто лежу и пережидаю время, чтобы поскорее наступил понедельник, когда я наконец-то его увижу. О том, что может случится ещё какой-то форс-мажор я даже думать боюсь.

Он

Родной город встретил неприветливой, но нормальной для этого времени года погодой, и мой организм, не выдержав перепадов температур и нагрузок перелёта, меня подвел. Я заболел.

Нью-Йорк – потрясающий город, в котором забываешь обо всём. И я тоже пытался отдаваться веселью и беззаботности, и мне это вполне удалось, кроме одного: забыть её. Я уехал, не сказав ей ни слова, и мучился от этого. В последний рабочий день, когда она спросила меня, до скольки я остаюсь, я позволил себе замечтаться и поддался таким волнующим и соблазняющим мыслям о том, что мы можем с ней куда-нибудь сходить после работы. И я подозреваю, она тоже этого хотела… Но после долгих попыток сформулировать мысль, выдала в результате совсем не то, на что я рассчитывал. Она меня никуда не позвала, и я тоже не решился. Так и уехал. С камнем на сердце. Пока стоял и ожидал регистрации на рейс, мелькнула шальная мысль всё бросить, от всего отказаться и вернуться в офис. Просто чтобы видеть её и быть рядом… Но, естественно, я этого не сделал. И жил все две недели в Нью-Йорке одной только мыслью о скорой встрече, занимая всё свободное время ото сна размышлениями о ней и представлениями нашей встречи. Мне была непонятна моя страсть к этой незнакомой, в принципе, девушке. Я ничего о ней не знал, и быть может, она совсем не думает обо мне…

А теперь эта болезнь. Врач настоятельно посоветовал оставаться дома всю неделю, но я выдержал только три дня. Не мог больше. И в четверг отправился на работу. С замирающим сердцем переступил порог офиса и первым делом кинул взгляд на её стол за пальмой. Туда, что стало неким подобием места моего паломничества. Но там никого не было. Не появилось там никого и спустя пару часов, а потом я, проведя нехитрые и как будто ничего не значащие расспросы узнал, что Илона болеет. Об этом сообщил её муж, позвонив Дирку во вторник. Я чувствовал себя так, словно на меня вылили ушат холодной воды. Муж. Муж… муж! Она замужем… но почему я не разузнал этого раньше?! Каким бы временами легкомысленным я ни был, но у меня было правило: никогда не влезать в чужие отношения, а уж тем более семьи. Чёрт… И что мне теперь делать? Что мне делать с этими обуревающими меня чувствами, которые душат, которые, не спрашивая разрешения, заполняют мою голову, распространяются по венам, пульсируя только одним звуком – её именем… Я стараюсь прилежно работать эти дни без неё, но у меня хреново получается. Мне хочется узнать, как у неё дела, насколько серьёзно она заболела, но я понимаю, что не знаю о ней ничего: ни адреса, ни номера телефона. Да и потом, даже если бы я их знал, что бы я сделал? Позвонил ей? Пришёл проведать? Глупости. Она несвободна. Она не одна…

И вновь наступает понедельник. Если раньше я их ненавидел, то теперь боюсь. А вдруг я сейчас приду, а её не будет?..

Переступая порог офиса, я даже боюсь смотреть на её место. Но всё-таки смотрю – и там пусто. Отчаяние ледяной рукой сжимает сердце, и я застываю посреди помещения, не в силах сообразить, куда мне вообще надо.

- Привет, Марк… – слышу я вдруг за спиной голос, который звучит музыкой для моих ушей, и стремительно оборачиваюсь.

Она стоит в дверях кухни, прислонившись к косяку, и, ни на секунду не отводя взгляда, внимательно смотрит на меня, как будто не верит тому, что видит. А я на неё. Хочется что-то сказать, подойти, дотронуться, но я не могу… Просто стою и смотрю. Наверное, мы так долго стоим, потому что скоро раздаётся деликатное покашливание, и я, словно выныривая из омута её глаз, прихожу в себя. Она тоже смущается и, покраснев, исчезает на кухне. Алекс, который так учтиво нас прервал, радостно лезет ко мне с какими-то расспросами, из которых я ни слова не могу понять. Наконец сбрасываю с себя оцепенение и, оставив коллегу, всё ещё продолжающего что-то спрашивать, стоять на том же месте, прохожу за свой стол. Мне кажется, что вышло солнце. Моё солнце. Взошло и разогнало в душе весь мрак последних дней. Хочется запрыгать от радости, но мне удаётся удержать себя в руках…

Я запутался. Во всей ситуации запутался. Но сейчас это ничуть не важно, наконец-то мы встретились. Кое-как дотянув до обеденного перерыва, я решаюсь пригласить её сходить на перерыв вместе, но она уже ушла. Сцепив зубы, приходится ждать, когда закончится пауза, и она вернётся. И как только вижу её на месте, тут же отправляюсь к ней. В этот раз неважно, есть у неё вопросы или нет, я просто сажусь, по привычке, на край стола и тихо спрашиваю:

- Как ты?

Она с улыбкой смотрит на меня и так же тихо отвечает:

- Теперь уже намного лучше. – И лукаво добавляет: - У меня есть вопрос…

- Глаза серые, - отвечаю я, смеясь.

- Спасибо, а теперь по существу, - она жестом приглашает пересесть со стола на стул и тыкает наманикюренным пальчиков в договор, открытый на мониторе.

Мы разбираем какой-то составленный до одури безграмотно договор, но это абсолютно меня не бесит, как было ещё некоторое время назад. Главное, что я рядом с ней. Вдыхаю запах её парфюма: он с лёгкой лимонной ноткой, но в то же время и сладкий. Интересное сочетание и безумно ей подходит. Уже опьяненный этим запахом, я откидываюсь на спинку стула и, для верности сжав руки в замок за головой, диктую её сообщение для агента.

- Марк, - хнычет она, - ну не гони так! Я уже забыла, что надо писать в начале! Не забывай, я же девушка, я не могу сразу и много всего запомнить!

- Странно, - бормочу я задумчиво, - все девушки, которых я знаю, ничего так быстро не забывают…

- Хм, - она поворачивается, глядя на меня через плечо, и произносит: – А как же исключения?