— Я Лючия ДиСтефано. Я думаю, вы знали моего отца?

— Ах. Конечно.

Селеста крепко обняла девушку, словно приветствуя давно потерянного родственника, затем отступила на шаг с затуманенным взором и перекрестилась:

— Светлая ему память. Он всегда был добр ко мне и моей семье. Он говорил о тебе с гордостью.

Это согрело душу Лючию. Николас ДиСтефано не выставлял свои чувства напоказ. Он никогда открыто не говорил дочери, что гордился ею. Но она не сомневалась, что Селеста сказала правду, и Лючию было приятно, что отец замечал ее успехи.

— Спасибо вам. Я скучаю по нему. — Она сглотнула ком в горле.

Джон взял Лючию за руку, поглаживая запястье большим пальцем, выражая молчаливую поддержку. Девушка набралась смелости и спросила у Селесты:

— Возможно, он оставил здесь что-то для меня? Какой-нибудь клочок бумаги?

Селеста отпрянула, затем ударила себя ладонью по лбу:

— Mamma Mia! [12]  Ну конечно. Следуйте за мной...

Испытывая волнение, Лючия следовала за Селестой через скромный обеденный зал с клетчатыми скатертями и белыми салфетками на кухню. Запах чеснока, базилика и орегано, обжаренного на медленном огне с сочными спелыми томатами, смешивался с божественным запахом свежеиспеченного хлеба. Желудок заурчал, и Лючия смущенно подумала о том, что еда из обслуживания номеров успела остыть, пока Джон прижимал ее к постели и учил множеству способов, способных заставить ее тело пылать.

Хозяйка привела их в маленький офис в задней части ресторана, села за потрепанный письменный стол и залезла в ящик для бумаг.

— Да благословит Господь твоего отца. Он ел здесь почти каждую неделю на протяжении тридцати лет. И был как семья.

Лючия нахмурила брови. Но он ни разу не приводил ее сюда. Она никогда даже не слышала об этом заведении. Отец был скрытным человеком и, как хотелось верить девушке, всё это не означало, что он любил ее меньше.

Селеста продолжала обыскивать ящик:

— Он всегда приводил своих товарищей. Они пили и смеялись. И оставляли хорошие чаевые,— женщина засмеялась, а затем ее улыбка померкла. — Твой отец, он помог моему сыну отвадить местных бандитов, которые требовали у нас деньги за защиту. Он каждый раз благодарил меня за вкусную еду. И пришел на похороны моего мужа пять лет назад – он крепко обнял меня и сказал: «Если тебе или твоим детям что-нибудь понадобится, позвони мне».

Серьезно? Ее отец всегда был загадкой, он держал между ними дистанцию, и Лючия не понимала почему. Повзрослев, она догадалась, это был его способ защитить дочь, удерживая как можно дальше от своих партнеров-мафиози. С одной стороны, девушка завидовала тому, что эта женщина и ее семья знала Николаса ДиСтефано настолько хорошо, чтобы называть другом. С другой стороны, отбросив зависть, она испытывала радость от того, что была права, полагая, что ее отец на самом деле имел доброе сердце. Нет, она понимала, что он не был ангелом, но он был ее папой. И Лючия любила его, как видимо и Селеста.

— Ах, я нашла. Вот. — Пожилая женщина протянула девушке конверт.

Лючия осторожно взяла его, с колотящимся сердцем сжав пальцы вокруг слегка пожелтевшей бумаги:

— Спасибо вам. Вы не помните, когда отец дал вам это?

— Незадолго до его смерти. Я слышала, как он говорил какому-то человеку, что не доверяет никому в своем окружении...

И был прав. Лючия мечтала, чтобы он смог предотвратить собственное убийство. Проклятье, она жалела о том, что он рассказал ей о своих подозрениях, хотя умом понимала, что ничем не смогла бы ему помочь.

— Я ценю, что вы сохранили и отдали мне это.

Селеста кивнула и подошла к двери офиса:

— Я оставлю вас, чтобы вы смогли прочитать письмо, хорошо? У меня соус на плите и я приготовлю для вас что-нибудь. Вы выглядите голодными.

Джон кивнул, с благодарностью глядя на женщину:

— Мне всегда нравилась ваша лазанья.

— Я сделаю ее для тебя, — улыбнулась Селеста. — Лючия?

Она была голодна... но держа в руках письмо, которое ее отец написал прямо перед смертью, не была уверена в том, что сможет проглотить хоть кусочек. Но и обижать подругу своего отца не хотела.

— Лазанья это прекрасно. Спасибо.

В тот момент, когда Селеста закрыла за собой дверь, Джон пристально уставился на Лючию:

— Поговори со мной. Твой голос дрожит. Напугана? Нервничаешь?

Боже, этот мужчина удивительным образом чувствовал ее настроение.

— Нервничаю. Это очень важный момент. Словно в процессе прочтения мне придется снова с ним попрощаться.

Джон обхватил девушку за талию и с легкостью усадил их обоих в офисное кресло Селены, притянув Лючию к себе на колени. Кресло заскрипело под ними, но выдержало, а мужчина прижал девушку ближе к своей груди.

— Я знаю, Док. Всё это трудно, и местами несправедливо. Но по какой-то причине он хотел, чтобы ты это сделала.

Лючия кивнула:

— Мне нужно исполнить его волю, даже если я не понимаю его мотивов.

Девушка дрожащими пальцами открыла конверт и вытащила плотный лист белой бумаги. В строчках, написанных черными чернилами, она сразу узнала косой почерк отца. Лючию окатило волной тоски. Она хотела бы лучше понимать отца, быть ближе. Надеялась, что у них еще много времени впереди.

Но этого не произошло, и теперь она должна подавить сожаления и двигаться дальше – ради него.

«My dearest Lucia.

A thousand words cannot express my regret for leaving you so soon. I leave you this task, my clever little bambina, because you alone will understand my message and do right with it. Think of all I taught you. I am counting on you and am so proud.

Love, Papa».

«Моя дорогая Лючия.

Тысяча слов не сможет передать моих сожалений, что покидаю вас так рано. Я оставляю тебе эту загадку, моя маленькая умная девочка, потому что только ты поймешь мое сообщение и поступишь правильно. Вспомни всё, чему я тебя учил. Я рассчитываю на тебя и так тобой горжусь.

С любовью, папа».

Ее глаза наполнились слезами. Лючия моргнула, чтобы прояснить зрение, но они продолжали наворачиваться на глаза. Джон был рядом, мгновенно стирая их.

— Не плачь, Док. Он любил тебя.

— Я скучаю по нему.

— Конечно. И всегда будешь. Он помог тебе появиться на свет и олицетворял для тебя безопасность. Он защищал тебя и по-своему любил.

Девушка судорожно выдохнула. Джон прав.

— Довольно адская криптопеременная для нашего шифра. Но я должна исполнить его последнюю волю.

Джон задумался, а затем кивнул:

— Я рядом и присмотрю за тобой.

Защищать на случай опасности. Лючия понимала, что он имел в виду. И не могла любить его за это сильнее.

— Как это работает? — спросил мужчина. — В чем суть системы?

— Всё просто, — Лючия взяла записку, оставленную в фоторамке, и указала на первую часть шифра. — Видишь эти три цифры вместе?

— Двадцать четыре, сто двадцать один, семьдесят два, — Бочелли нахмурился. — Они не соответствуют буквам алфавита.

— Нет.

Девушка положила рядом письмо и записку и начала подсчитывать. Через несколько секунд, она поняла, что на верном пути.

— Это не двадцать четыре. На самом деле он имеет в виду второе слово, четвертая буква. Он никогда не учитывал приветствие и подпись, только сам текст письма. Так что второе слово, четвертая буква это...

— U, — сказал Джон, хватая листок бумаги и ручку со стола Селесты. — Что дальше?

— Сто двадцать один немного хитрее. Но поскольку первое слово не состоит из двадцати одной буквы, мы можем предположить, что это двенадцатое слово, первая буква.

— S.

— Именно. Дальше семьдесят два.

— E, — Джон нахмурился. — Use [13] ? Он хочет, чтобы ты что-то использовала?