И тут Костя почувствовал приступ бешенства. В ярости, ничего не видя, кроме толстого, жирного лица и разинутого в хохоте рта, он кинулся вслед за парнем. И наверное, у него было такое выражение, что здоровенный парень вдруг испуганно закрыл рот, заморгал глазами и, вскочив на ноги, стоя принялся настегивать коней, то и дело в страхе оглядываясь назад на бегущего вдогонку Костю.
Кони вскачь уносили бричку, а Костя все бежал и бежал, пока, обессилевший, не упал в придорожную траву. Слезы, отчаяние, злость душили его.
— А здорово ты его шуганул.
Раздавшийся голос заставил Костю поднять голову. Рядом сидели два паренька и дымили папиросами.
— Портки поехал менять, — рассмеялся один из них, чубатый, курносый, и весело подмигнул Косте. — Это точно. За что он тебя?
— А кто его знает…
— А ты, видать, не из пугливых, — сказал другой. — Откуда будешь?
То ли от участия, которое слышалось в голосах ребят, то ли после нервного напряжения наступила разрядка, но Костя разговорился и рассказал о себе все.
Ребята переглянулись, потом чубатый раскрыл небольшой чемоданчик, достал хлеб, колбасу и протянул Косте:
— Ешь.
— Смотри, Клещ ругаться будет, — предупредил другой.
— Не будет, — засмеялся чубатый, — такому парню он обрадуется.
Так судьба свела Костю с «теплой» компанией. Они одели его. Чубатый взял к себе в комнату. Благодарный Костя готов был сделать для них все. Но они сначала требовали немногого:
— Постой на углу, кто пойдет — свистни.
— А ну, загороди меня, чтобы эта мадам не видела.
Дальше — больше. Чужие карманы, сумочки, квартиры.
Обычно после удачного «дела» собирались у Чубатого — и начиналась попойка. Клещ, толстенький, плешивый мужчина, напившись, часто поучал Костю:
— Держись меня — не пропадешь. А людям не верь — каждый о своем брюхе печется.
Кто-то, очевидно Чубатый, рассказал ему о Костиной мечте — побывать на Черном море.
— Ну и что ж, — сказал Клещ, — и побываем. Всей компанией побываем. Да и не так, как какой-нибудь пижон-курортник, который над каждой копейкой трясется. Погуляем что надо…
Но Черного моря Костя так и не увидел. После ограбления одной квартиры их арестовали.
Отсидев свой срок, Костя вышел из лагеря с твердым намерением устроиться на работу и жить честно. Но это оказалось не так-то просто. Родных у Кости не было, знакомых тоже. Правда, Клещ на прощание дал несколько адресов, многозначительно сказав, что там, мол, приютят. Но Костя туда не хотел ехать.
В первом же городе, где Костя остановился, бродя по улицам, он увидел доску объявлений. Паровозоремонтному заводу требовались токари, ученики слесарей. Костя пошел туда.
— Заходи, заходи, — приветливо встретил его начальник отдела кадров. — Работу ищешь? Небось десятилетку кончил, а в институт по конкурсу не прошел? А? Угадал? Нет? Так, может, ты и специальность имеешь? Ага, слесарь… Ну что ж, молодому пополнению мы всегда рады…
Но, узнав, что у Кости есть судимость, он поморщился, сразу сделался каким-то кислым.
— Знаешь, зайди денька через два, посмотрим, может, что и подберем.
Но эти два денька растянулись на десять. И надо же было так случиться, что Костя с первого раза попал на такого перестраховщика! Он отчаялся, решив, что его нигде на постоянную работу с таким «клеймом» не примут. Деньги у него кончились, от ночевок где попало костюм загрязнился, пообтрепался, и, увидев себя в большом зеркало парикмахерской, Костя с грустью подумал, что в таком виде к другим начальникам отдела кадров являться нет смысла. И вот он уже два дня бродит по городу в поисках какой-либо работы. В надежде, что, может быть, понадобятся рабочие для разгрузки вагонов, зашел на станцию. Но и тут ничего не подвернулось.
…Солнце уже скрылось за горизонтом. На платформе зажглись фонари. Прибывали и отходили поезда, а Костя все думал свою нерадостную думу.
Похолодало, стал накрапывать дождик. Костя нехотя встал, поднял воротник пиджака, надвинул на лоб кепку и, засунув руки в карманы, пошел в вокзал. «Видно, прав был Клещ, — мрачно размышлял он, — что каждому своя шкура дороже. Придется мне поехать по его адресу…»
Толстой тетки уже не было, а на ее месте сидел мужчина в морской форменке без погон. Он спал.
«Демобилизованный», — равнодушно подумал Костя, скользнув по нему взглядом. Он было пошел дальше, разыскивая местечко, где можно было бы устроиться на ночь, и вдруг остановился. Моряк во сне зашевелился, откинулся назад, на спинку дивана, и отодвинулся от чемоданчика.
У Кости лихорадочно забегали мысли: «Демобилизованный, наверное, продовольственный паек получил…» Он быстро оглядел окружающих. Все спали.
С замиранием сердца Костя осторожно подошел к моряку и, протянув руку к чемодану, вдруг отдернул ее. Ему показалось, что веки у моряка дрогнули. «Что это я», — рассердился Костя и, решительно взяв чемодан, пошел к выходу.
Огибая деревянный диван, он оглянулся. Сидевшая напротив женщина проснулась и в изумлении смотрела на Костю. Потом у нее в глазах промелькнул страх, и она приоткрыла рот, собираясь крикнуть. Костя в бешенстве шагнул к ней. Очевидно, лицо в этот момент у него было страшное, как у загнанного волка. Женщина в испуге откинулась назад и нервно, часто-часто замахала ладонью, словно отгоняя от себя осу. Костя повернулся и быстро вышел из вокзала. Завернув за угол, исчез в полумраке ночной улицы.
Отойдя подальше от вокзала, Костя присел на груде бревен, лежащих около забора, и при свете, падавшем из окон дома, раскрыл чемоданчик. Белье, книги, умывальные принадлежности. «Не то, не то, — Костя нетерпеливо ворошил вещи. — Ага, вот — продукты». Он схватил колбасу, отломил кусок хлеба и с жадностью накинулся на еду…
Я проснулся оттого, что какая-то женщина трясла меня за плечо и тихо шептала:
— Моряк, моряк, проснись… чемодан украли…
Я не сразу сообразил, где я и о каком чемодане толкует эта женщина.
Ах да, я ведь в командировке, еду в Павлодар. А чемодан? Чемодана действительно нет.
— Парень такой, в сером костюме, в кепочке, — сказала женщина. — Только что из вокзала вышел.
— Ах, черт! — я разозлился и вскочил с дивана. Парня этого я приметил еще раньше, когда он бесцельно шатался по залу.
Выбежав из здания вокзала, я остановился: улица вела к центру города и на окраину. «Куда же он пошел? К центру? Едва ли. Наверное, сюда». И я быстро побежал по темной улице. Прохладный ветерок немного успокоил меня, а когда я увидел, как паренек, сидя на бревнах, жадно ест, ничего не замечая вокруг, злость моя окончательно пропала.
— Что, проголодался? — спросил я и положил ему руку на плечо. Паренек рванулся, хотел было вскочить, но я прижал его к месту: — Ешь, ешь, чего перепугался!
Вид у пария был испуганный и растерянный. Он словно ждал, что я сейчас скажу: «А ну, пошли в милицию!»
Я присел рядом и заглянул ему в лицо. В глазах у него стояли слезы.
— Что, братишка, попал в переплет? — спросил я. И хотя я снял руку с его плеча, он не убегал. Мы познакомились, и Костя рассказал мне свою историю. Он даже не скрыл от меня, что уже собрался поехать к знакомым Клеща.
— Ты не отчаивайся, — успокоил я его. — Это дело поправимое.
Не знаю почему, но я ему поверил. Написав записку Афанасию Гавриловичу, я вручил ее Косте:
— Вот тебе письмо к директору совхоза, он тебя возьмет на работу в мою бригаду. Держи деньги на дорогу и бывай здоров. В совхозе встретимся, и следом за тобой денька через три приеду. Бери, бери! — прикрикнул я, видя, что он не решается взять деньги. — Целиннику «зайцем» ездить не полагается. Да ты не стесняйся, заработаешь — отдашь.
Я сделал несколько бутербродов, завернул их в газету и сунул Косте в карман пиджака, подхватил чемоданчик и пошел по улице. На углу я обернулся. Костя стоял около бревен, зажав в руке деньги, и вряд ли верил тому, что с ним приключилось. Я помахал ему рукой: