— Куда?

— Ну, для начала вернем тачку. А потом… Ты знаешь, я бы переночевала у тебя, но мне в голову пришла самая лучшая моя идея за всю жизнь, и остаток этой ночи мне понадобится…

Я не стал возражать. Холод и пустота вступили в мое тело, вытеснив приятное тепло. Бабочки замерзли и превратились в обжигающе холодные, острые как бритвы осколки и упали в моем животе прямо в полете. По пути эти осколки разодрали мне… Душу? Или что? Не знаю. Не важно.

Но мне было очень больно.

Я возлагал на это мгновение слишком большие надежды.

Я думал, это изменит все.

Но ничего не изменилось.

Я также для нее… Друг? Помощник? Непьющий собутыльник?

Она не любит меня. И не будет.

У нее не было непреодолимого желания поцеловать меня.

У нее вообще нет желаний на мой счет.

У нее в животе не летали бабочки. Да и откуда им там взяться? Она убила их. Она убивала их в течении трех лет, она запивала их и свою жизнь виски и коньяком.

Я очень быстро и резко ехал. Ей было все равно. Ее лицо ничего не выражало, и от этой маски пустого безразличия мне хотелось высадить ее как можно скорее.

И на что я так обозлился?.. На тщетную надежду, вот на что. Что заставила мое сердце трепетать и не дала продолжения.

Ну и черт с тобой, Америка Джонс. Да, ты обалденно красива. Ты умна, у тебя хорошее чувство юмора.

Но ты больше не загадка. Я все узнал. Теперь ты для меня— обычная запойная девка. Можешь дальше думать о своей маме, жить с подругой отца и нажираться.

Ты справишься без меня. Найдешь другого мальчика на побегушках.

Этот монолог мне чертовски сложно давался. Я то и дело вставлял фразу:

«Я люблю тебя, Америка!».

Нет, нельзя этого делать. Нельзя влюбляться в нее. Нужно…

Но она не виновата, что не оправдала моих ожиданий, и вот где истина, где правда. Разве виноват человек, в которого ты безответно влюблен, что в его сердце нет расположения к тебе?.. Не виноват. И Америка тоже не виновата.

От дома Канье мы шли молча. Я все вел борьбу с собой, Америку шатало. Я вытирал пот рукавом— была очень жаркая ночь.

Но пришло время расстаться. Я стоял и смотрел на нее— она качалась, но смотрела на меня.

— Америка…

— Джеймс…

И мы замолчали. Она вздохнула. Я отвел взгляд, но только на секунду. Потому, что через эту самую секунду она хлопнула меня по плечу. Я повернул голову, забитую все теми же мыслями.

— Все будет… Все будет.

Она пошла к заднему входу в дом, а я стоял и слушал свой внутренний голос.

«Будет. Будет.»

Будет— и все тут. Ну и хорошо, что будет. Мало ли. Вдруг это даже приятно окажется.

Было уже утро— где-то около пяти, — когда я вывалился через окно прямо к себе на кровать и тут же заснул.

Мне повезло— родители спали как убитые и у них не возникло подозрения, что я мог исчезнуть посреди ночи.

Когда утром к нам вдруг пришел инспектор полиции, родители крайне удивились. Я— нет. Дело в том, что когда мы ночью ставили машину Канье на место, мы расцарапали ей весь бок, плюс сшибли фару об угол дома, который в последствии мощного удара вообще отвалился.

— Здравствуйте. Я инспектор Грэйг. Ваш сын Джеймс на месте?

— Да, — тихо сказала мама. Инспектор был очень высоким и крупным и лицом чем-то напоминал Дуэйна Джонсона, больше известного как «Скала». Грэйг протиснул могучие плечи через наш в принципе далеко не узкий дверной проем и посмотрел прямо на меня.

— Нам нужно поговорить, Джеймс. С глазу на глаз.

Я кивнул. Если честно, то мне было не так уж и страшно— чем-то я чувствовал, что инспектор здесь не по делу о машине Канье.

Мы прошли в мою комнату. Мама очень нервничала. Она решительно обогнала нас и встала в дверях.

— Я должна знать, что такого сделал мой сын, что к нам домой пришел инспектор полиции.

Ее тон был властный, но я уловил в нем нотки истерики.

— Ничего плохого, мэм. Наш разговор будет касаться другого человека. Вы можете быть спокойны— я пришел сюда без претензий к вашему сыну.

Мама вздохнула с облегчением, но проходя одарила меня не самым хорошим взглядом— в тот момент мне вдруг показалось, что она знает про мои ночные походы с Америкой.

Я сел к себе на кровать. Инспектор Грэйг мягко прикрыл дверь и сел на мой стул. Тот жалобно скрипнул.

— Итак, Джеймс. Я пришел к тебе поговорить, и хочу сразу сказать— твое дело, посвящать кого-то в суть нашей беседы, или нет. Лично я бы не советовал, и сейчас ты поймешь, почему.

Ты знаешь Америку Джонс. Это не вопрос, это утверждение. Более того, в последнее время вы стали очень близки…

— Откуда вы знаете? — не выдержал я.

— Вот уже второй год у меня на столе лежит раскрытая папка с досье Америки.

Видишь ли… Эта девушка не вполне стандартна в своем поведении. Я не буду перечислять все ее так сказать «преступления», но хочу тебя предупредить— она не такая, какой кажется.

— И какая же она на самом деле? — язвительно спросил я.

— Бесстрашная и дерзкая.

— И вы считаете это плохими чертами характера?

— Нет, в определенной степени это хорошо. Но в Америке бесстрашность и дерзость сливаются в безумие. Она импульсивна— чрезвычайно импульсивна. Она не думает, что делает, Джеймс. И несколько человек по ее вине сейчас находятся в калонии для несовершеннолетних.

— И что же такого страшного они сделали?

— Америка— ничего. А вот эти два парня забили до смерти третьего.

— Ну и при чем же тут Америка?

— При том, что она сама хотела это сделать.

Я уже набрал было в грудь воздуха, чтобы снова ответить что-нибудь в защиту Америки, но говорить было нечего.

— И… Как это называется?..

— В уголовном кодексе нет такой статьи, по этой причине Америка до сих пор на свободе. Но ее вина здесь есть, и еще какая.

— Моральная вина?

— Ты подобрал отличное слово, Джеймс. Да, моральная вина. Это не подстрекательство— она не просила их об этом, не рассказывала сплетен и почему ей не угодил тот парень, Царство ему Небесное. Она просто сказала, что убила бы его при первой возможности.

— Они, наверное, ее очень любили.

— Я тоже так считаю. Некоторые мои коллеги убеждены, что она владеет гипнозом, но я не верю в эту чушь.

— Подождите… То есть вы хотите сказать, что…

— Что нужно быть осторожнее с ней. Я знаю, Джеймс, это удивительно красивая и замечательная девушка— но ее слово имеет слишком большой вес. За эти два года я неоднократно в этом убедился.

— Инспектор Грэйг?

— Да?

— Но что делать, если я уже влюбился?

— А я не запрещаю. Люби, ради Бога. Может, она тебя тоже полюбит и образумится… Просто будь на чеку. Не позволяй ее желаниям стать твоими и никогда не делай того, о чем трижды не подумал.

Он хлопнул меня по плечу. Я слабо улыбнулся. Инспектор уже поворачивал ручку двери, когда обернулся и добродушно ухмыльнулся.

— И если еще будешь угонять машину, ставь ее на место поаккуратнее.

Я застыл, открыв рот. Грэйг ушел, извинившись перед мамой за беспокойство. Стоило двери закрыться, как мама круто обернулась и уставилась на меня. Все ее нутро было пронизано подозрительностью.

— О чем вы говорили?

— Об одном человеке, — я улыбнулся. Хоть это был и не самый приятный разговор, но я чувствовал себя прекрасно.

Глава 6

Все-таки две бессонные ночи подряд не пошли мне на пользу— в понедельник на истории я то и дело падал головой на парту. Крис неодобрительно качал головой— на всех тестах его последней надеждой был я, ибо моя память как-то феноменально впитывала исторические события и даты. Но я был не в состоянии слушать о войне в Мексике— туманный образ Америки в кузове джипа Канье и с бутылкой коньяка, стоящей больше, чем половина моего дома то и дело всплывал перед глазами, «бесстрашная и дерзкая»— эти слова пошли в качестве саундтрека ко всем моим снам.

На перемене Крис схватил меня за локоть и завел в мужской туалет на втором этаже. Он припер меня к стенке и уставился мне в глаза.