— Штаты. Лос-Анжелес.

— О, ты живёшь там? Читала, что…

— Нет, по работе, мой дом в Европе, но я настолько часто перемещаюсь по миру, что начинаю забывать, где мой дом.

— Тяжела и неказиста, — сказала на русском, усмехнувшись.

— Что ты сказала?

— Спросила, какая погода в Лос-Анжелесе.

— Тепло, здесь тепло.

— Ясно, — Надежда перевела взгляд на окно, на стекающие капли дождя и срывающиеся под порывами ветра листья. Золотая осень в этом году решила обойти центральную полосу России.

Надежда лениво перекатилась на широком диване и провела пальцами по дорожке волос на мужском теле, убегающей под бязь простыней.

— Ты собралась?

— Да, конечно, я, как пионер — всегда готова.

— Это я с тобой всегда готов, — легко обнял, — ох, Надежда, у нас будет время побыть вдвоём, ты рада?

— Конечно, — оглядев своего любовника, — почему я должна быть не рада?

— Ты немного отстранённая в последнее время.

— Не выдумывай.

— Я выдумываю?

— Уфу…

— Мне не о чем волноваться? — смотря внимательно.

— Ну… повод для волнения всегда можно найти, а если не найти, так придумать, но в твоём случае это не только нерационально, но и глупо. Поволнуйся о своей жене… что ли.

— Не вижу причин волноваться о ней.

— А ну как… пока ты тут, со мной… — полушутливо.

— Не выдумывай, — отрезал.

— Или она узнает о нас.

— Не узнает. Я не позволю.

— Может, я скажу…

— Наадь, — совсем не «Надья», — ничего ты не скажешь. Не посмеешь.

— Грозный. Прям Иван. Испугалась, сил нет, — ныряя под простынь с головой, — ооо, а чёй-та мы такие смоооорщенные? Страааашно, да?

— Нет, не страшно, ты же знаешь, что я могу сделать с тобой, твоей репутацией и…

— Перестань угрожать, это выставляет тебя не в лучшем свете, — смеясь, — к тому же, твоя жена совсем не дура, хотя тебе приятно так думать о ней, уверена, она всё знает.

— Что она может знать? — небрежно, отчего Надежда поморщилась.

— Всё. О тебе, обо мне, о нас, о той, что была до меня, и что будет после…

— Не было у меня никого.

— Мне не ври, — отрезала, — я в этом не нуждаюсь, как и в твоих угрозах. Я молчу, потому что меня всё устраивает, перестанет устраивать — отправлю тебя дальше, чем Макар телят гонял, а угрозами своими практиканток пугай, которые на тебя маслеными глазами смотрят.

— Всегда по существу… Надежда, — усмехаясь, видимо решив не будить лихо, пока оно тихо.

— Да.

— Раз да, то давай-ка встань к добру молодцу задом.

— Тебе уходить надо.

— Задержусь, давай-давай, не зажимайся.

— Хамливый ты.

— Тебя заводит, — смеясь.

— Да как скажешь, — ехидно.

Уже в дверях.

— До встречи в аэропорту.

— Пока.

Вена встретила проливным дождём, с градом. Удивительно было то, что самолёту разрешили посадку. Номер в гостинице был просторным, светлым, с прекрасным видом, смотреть на который не возникало желания.

— Может, пройдёшься по магазинам? — протягивая пластиковую карту. — Сделай себе приятно, купи что-нибудь, лимит ты свой знаешь.

Надежда взяла карту и отложила, слегка морщась, на тумбу, рядом с большим зеркалом, в котором отражалось её, немного уставшее, лицо.

Рейс сначала задержали на вылете, потом Вена какое-то время не давала посадку, Надежду уже порядком тошнило, она чувствовала головокружение и слабость, когда они наконец-то заселились — каждый в своём номере. Железное правило — каждому свой номер, — было установлено Сергеем, но полностью устраивало и Надежду. Ей нравилось побыть одной, в тишине, почитать новости или книгу, посмотреть телеканалы местного телевидения, не терпела она присутствия Сергея и когда одевалась на встречу или гулять.

Уснув сразу по прилёту, не потрудившись смыть косметику и переодеться, в итоге, она сидела не в лучшем своём виде и смотрела сонными глазами на любовника и руководителя в одном лице.

— Что хмуришься? Не люблю я эти шопинги, а тебе не помешает развеяться, завтра ты должна быть в рабочей форме.

— Буду, ты знаешь.

— Знаю и за это ценю, но лучше подстраховаться… сходи, прогуляйся. У меня дела.

— Дела у него, — про себя, — ещё моложе дел найти не мог?

— У тебя слишком богатое воображение, Надя. У меня действительно дела, этот контракт важен, так что… а ты развейся.

— Как скажешь, — покрутив пластик, — лимит я знаю, не волнуйся.

Она знала, сколько и когда она могла потратить с карты любовника, знала, когда можно ему звонить, когда говорить с ним, а когда исчезать из его жизни, подобно эфиру.

Прогуливаясь по городу под мелким дождём, она зашла в кофейню. И заглянула в сообщения, от нечего делать. Она всё так же заходила на сайты Рекса Фроста, но делала это не так часто, как раньше, ссылаясь на занятость для своих товарок и приятельниц. Иногда она отслеживала новости о Рое Флеминге, но старалась не погружаться слишком в его жизнь. Тем более, у неё была практически эксклюзивная возможность узнавать новости первой… не все, как понимала Надежда, но определённо она была в курсе некоторых событий из жизни Роя, которые были неизвестны рядовому зрителю.

Их общение было не частым и не навязчивым, скорей осторожным. Деликатным. Надежда никогда не спрашивала о личном Роя, как и он её, но с удовольствием слышала его рассказы о работе, племянниках или домашнем питомце. К удивлению Надежды, в питомцах у Роя Флеминга была огромная красноухая черепаха, которую ему подарила фанатка, он уже забыл и имя этой девушки, и обстоятельства, но черепаха так и жила у Роя, ела с рук креветки и ходила по пятам за хозяином, как щенок — правда, неповоротливый и неспешный.

Он затруднялся сказать пол или имя черепахи, называя её (или его) просто черепаха. В дни, когда Рой снимался или уезжал по работе, черепаха жила у родителей или в семье брата Роя — Свена. В общем-то, черепаху можно было бы назвать скорей питомцем Свена, но Рой был уверен, что черепаха его. Похоже, никто ему не возражал, Надя — тем более.

Она отложила телефон в сторону и взяла кружку горячего кофе. Сигнал телефона оторвал её от вида на улицу через потёки на стекле.

— Надья?

— Здравствуй, Рой, — улыбаясь, вспоминая улыбку мужчину.

— Никак не привыкну к твоему акценту…

— А я к твоему, — засмеялась приглушённо.

— Ты в Вене? Почему ты не сказала, что едешь в Вену?

— В Вене? Откуда ты знаешь? — она даже оглянулась, на всякий случай.

— Фото, у тебя появилось фото, двадцать две минуты назад…

— Вовсе не обязательно, что это свежая фотография, я уже бывала в Вене.

— Посмотри внимательно на табло, слева, и ты поймёшь, Надья! Надолго ты в Вене?

— Эм, — для чего скрывать, что она здесь? — На четыре дня. Это рабочая поездка, но сейчас у меня отдых…

— Что ты делаешь сегодня вечером?

— Нет определённых планов, а что?

— Я хочу пригласить тебя на показ.

— Показ? Чего? Когда? Ты в Вене?

— Как много вопросов, Надья, — она услышала смех. — Да, я в Вене, только прилетел… нас долго не пускали. Нелётная погода. Это очень маленький показ, закрытый. Мой брат — оператор документального кино.

— Да, ты говорил, — вспоминая, что рассказывал Рой о своей семье и брате.

— Он очень увлечён этим проектом, они снимали больше года… я здесь, чтобы поддержать его.

— Мне неудобно, Рой, может быть, в следующий раз? Я ничего не понимаю в кино, тем более документальном.

— О, я расскажу тебе, это увлекательно.

— Но там будет пресса?

— Будет… да, конечно будет, это мероприятие освещается, но… я не понимаю, в чём проблема, Надья?

— Хм, — она помолчала, пока Рой на том конце провода терпеливо ждал, когда Надя решится на что-нибудь.

— Рой, что я должна надеть? Боюсь… я не готова.

— Это простое мероприятие, так что уместна любая одежда, может быть, кроме… вечерних нарядов.

— У меня нет таких нарядов, — улыбаясь.

— Совсем?

— Ты, наверное, очень плохо представляешь себе мою жизнь, Рой. Мне не нужны такие наряды.